— Ты свинку не забыла?

— Нет, вот она, в мешке.

— Никогда не думала, что ты так здорово лепишь! Я твою свинку весь вечер вспоминала. Она мне даже ночью приснилась.

— Твой пионер тоже неплохой, не огорчайся.

— Нет, твоя свинка лучше.

— Знаешь, Люсь, не обижайся, я пошутила, что твои грибы на тараканов похожи.

— Между прочим, шутишь ты очень глупо! — сказала Люська.

И тут мы пришли в школу.

На двери школы висело объявление, которого я не заметила раньше. Оно гласило:

Я вдруг ужасно разволновалась, у меня даже руки вспотели. Ни за что не понесу туда свою копилку, да что я, с ума сошла?!

— Сейчас понесём или после уроков? — сказала Люська.

— Нет, только не сейчас.

— Ну, тогда после уроков, — беспечно сказала Люська.

В классе было полно народу, до звонка оставалось семь минут.

Мы с Люськой сели. Я аккуратно положила мешок на пол, а Люська поставила своего завёрнутого в бумагу и перевязанного сиреневой ниточкой пионера на парту.

— Косицына, что это у тебя? — спросил Иванов.

— Тебе какое дело? Пионер, вот что.

— Живой?!

— Сам ты живой! Из пластилина.

— Это ты на конкурс принесла? — подбежала Сима Коростылёва. — А я лепила, лепила, и ничего у меня не вышло!

— А я зайца вылепил! — сказал Юрка Селиверстов. — Вот, глядите, с морковкой!

— Ничего себе морковка! Прямо дубина!

— Сам ты, Иванов, дубина! Небось ничего не вылепил?

— Я танк вылепил с танкистом.

— Ну и не примут твой танк на конкурс!

— Ещё как примут! Я первое место займу!

— Ой, держите меня! — закричала Люська. — Люсь, ты слышала? Я, между прочим, знаю, кто первое место займёт.

— Ну кто, кто? — закричали все.

— Так я вам и сказала!

— Ну и дура! — сказал Иванов, и тут же после этих слов зазвонил звонок на урок.

— Синицына, куда ты смотришь? — недовольно сказала Вера Евстигнеевна. — Что там у тебя под партой?

— Ничего.

Под партой в мешке лежало моё художественное произведение, и я всё время боялась наступить на него ногой. Поэтому я решила переложить мешок в парту, а портфель поставить на пол.

— Чем ты занимаешься? — рассердилась Вера Евстигнеевна. — Что ты там возишься, не пойму?!

Она быстро подошла ко мне и откинула крышку парты:

— Этого ещё не хватало! Зачем ты положила в парту мешок с обувью?

— Там не обувь, Вера Евстигнеевна. Там моё… моя… свинка… Ой, то есть хрюшка!

— Какая ещё хрюшка? — рассердилась Вера Евстигнеевна. — Синицына, что за шутки!

— Вера Евстигнеевна, это она на конкурс принесла, — вмешалась Люська. — У неё там свинья из пластилина.

— Ах, вот как? Что же ты, Синицына, сразу не сказала? Ведь это же совсем другое дело!

На перемене все меня сразу обступили:

— Покажи, Синицына, чего ты там слепила!

— Показывай свою свинью!

— Хитренькая какая! Все показали, а она молчит, воображает.

— Только, чур, не трогать! — сказала я. — А то вам бы всё руками хватать, знаю я вас!

— Очень надо нам твою свинью руками хватать! Небось такая страшила, что и близко не подойдёшь!

— Вот и не буду показывать.

— А ну, давай показывай! — заорал Иванов. — Нам в буфет бежать нужно!

И все заорали:

— Давай! Давай!

Пришлось мне вынуть мешок из парты.

Она там лежала, моя миленькая, бедная моя, в мешке. Я как открыла мешок, оттуда как пахнёт гуталином, как будто в мешке лежали начищенные до блеска сапоги, а не маленькая пластилиновая свинка.

Я её вытащила очень осторожно, во-первых, чтобы не повредить, а во-вторых, чтобы не тряхнуть невзначай, там ведь деньги — загремят, не дай бог.

Все ахнули.

— Ой, какая хрюшенька! — запищала Ирка Мухина. — Какая симпапулечка!

— Во даёт! — закричали все. — Ну и свинья! Прямо как живая!

И сразу протянули руки и хотели её схватить, но я закрыла свинку своим телом и сунула обратно в мешок, подальше от греха, как говорит Люськина бабушка.

— Подумаешь, какая! — скорчила физиономию Сима Коростылёва. — Свинью вылепила и развоображалась!

— И свинья-то ничего особенного! — пропищала Мухина. — Я бы тоже такую слепила, если бы захотела.

— Очень надо свиней лепить! — плюнул Иванов. — Вот танки — это я понимаю! — И помчался в буфет.

А Коля Лыков сказал:

— Отличная свинья! Ты их не слушай, Люся.

А Люська сказала:

— Просто их завидки берут.

И на этот раз она была права.

И вот настал последний урок.

Весь урок я беспокоилась всё больше и больше. Как же мне раньше в голову не приходило, что кто-нибудь захочет взять моё художественное произведение в руки, потрогать, посмотреть поближе?.. А вдруг ему захочется потрясти свинку?

От этой мысли мне делалось страшно, я представляла себе глаза этого человека, вытаращенные от удивления. Ещё, чего доброго, испугается, выронит свинку на пол, и тут — ой, прямо ужас какой-то! — она разобьётся, и все увидят, что она внутри белая!

Нет, не понесу её. Ни за что не понесу!

После уроков Люська сказала:

— Ну, пошли, уже все отнесли, одни мы остались.

— Знаешь, я передумала. Не хочу я в конкурсе участвовать.

— То есть как это «не хочу»?! — закричала Люська. — Нет, Коля, ты слышишь, она в конкурсе не хочет участвовать! Всё наше звено хочет подвести, чтобы мы на первое место не вышли!

— Мне моя свинья разонравилась.

— Да замечательная свинья! — загорячился Коля. — Неси её скорей в пионерскую комнату!

— Не понесу. Её все будут руками хватать и испортят.

— Тогда надо её поставить на дощечку и написать:

Я обрадовалась:

— Нет у меня никакой дощечки!

Но Коля сказал: «Минуточку!» — и исчез.

Я схватила портфель, мешок со свиньёй и ринулась к дверям, но Люська вцепилась в меня, как клещ, и заорала:

— Коля, держи её!

Коля ворвался в класс и тоже заорал:

— Не могу я одновременно дощечку искать и держать Синицыну!

— Держи Синицыну! — приказала Люська. — Дощечку я сама найду.

И вот мы с Колей остались одни.

Он держал меня за руку. Очень крепко держал.

Мне почему-то стало жарко, я даже забыла о свинье.

Я сказала:

— Пусти!

— Ни за что! — сказал Коля.

— Пусти сейчас же!

— Не пущу, потому что ты убежишь!

Так мы и стояли посреди класса.

Вокруг было солнце. Весёлые пылинки плясали перед доской. Коля крепко держал меня за руку. И вдруг в класс ввалился Пашка Иванов! Он увидел нас и остолбенел:

— Чего это вы делаете?

Коля покраснел и разжал руку. Я бросилась к дверям, но Коля в два прыжка обогнал меня и загородил дверь.

— Цирк! — сказал Иванов и, вместо того чтобы забрать танк, который он забыл, развалился за партой и ехидно уставился на меня и на Колю.

И тут прибежала Люська. В руках она держала старый деревянный стул из тех, что валяются на помойках, — с гнутыми ножками, круглой спинкой и продырявленным сиденьем.

— Театр! — сказал Иванов. — Действие второе.

— Что это ты принесла? — удивился Коля.

— Сиденье надо отломать и сделать дощечку для свиньи, — сказала Люська. — Больше ничего подходящего не было.