Я говорила о том, что хороший режиссер – это не только хороший организатор и человек, сведущий в актерской профессии. Хороший режиссер, будь то в кино или в театре, непременно должен обладать особыми качествами. Он должен иметь «целостное видение», то есть уметь видеть картину или спектакль еще до того, как приступит к постановке, должен уметь выбирать актеров на ту или иную роль, должен не просто организовывать процесс, но организовывать его так, чтобы не было ни малейшего отклонения от замысла. Отклонения губительны, они подобны кирпичу, вытащенному из основания стены. Один, два, три кирпича – и рухнет замысел.

В такие минуты я жалела, что рядом нет Г.В. Он умеет объяснять гораздо лучше меня. Но, с другой стороны, вряд ли бы Сталин стал беседовать с Г.В. так же откровенно, как беседовал со мной.

Оглядывая свой жизненный путь, порой удивляюсь – я ли это, со мной ли все это происходило и происходит? В глубине души до сих пор не могу свыкнуться с тем, что стала известной актрисой. Все так неожиданно, можно сказать – волшебно. Да, это в самом деле похоже на волшебство. Будто прилетела добрая фея, взмахнула волшебной палочкой, и… начались чудеса.

Удивляюсь своим достижениям. Кому-то они могут показаться скромными, но для меня они значимы, велики. Ведь это мои, личные, достижения. Удивляюсь и сразу же вспоминаю, чего мне это стоило. Удивление проходит. Остается сознание того, что мои труды не пропали даром, понапрасну. Это радует. Это не может не радовать. Счастлива ли я? Да, безусловно, счастлива. И главная ценность моего счастья в том, что оно не упало мне в руки с неба, а было заслужено трудом. Заслуженное, заработанное счастье стократ ценнее случайного.

Смерть Станиславского стала для меня не просто болью, а подлинной трагедией. Умер Корифей, Основоположник, Великий Реформатор, совершивший настоящую революцию на сцене. Его смерть ощущалась как невосполнимая утрата. Я долго не могла прийти в себя, ходила какая-то подавленная, сама не своя.

В те дни заговорили со Сталиным о Станиславском. Со Станиславского разговор перешел на Немировича-Данченко, которого я считаю своим наставником. Главную роль в моем становлении как актрисы сыграли другие люди, но это становление происходило в театре, которым Н.-Д. руководил, и он тоже принял определенное участие в моей судьбе.

Меня удивило, что тепло говоря о Станиславском, Сталин без особой приязни отзывался о Н.-Д. Казалось бы, должно быть наоборот, ведь Н.-Д. земляк Сталина. Он родился в Грузии, учился в Тифлисской гимназии, знал грузинский язык. Но тем не менее говорил о нем Сталин сухо, совсем не так, как о Станиславском. Один раз даже поморщился, словно от кислого. Задавать лишние вопросы не в моих правилах, поэтому причина подобного отношения осталась для меня тайной. Сам Сталин по этому поводу ничего не сказал. Но тем не менее на положении Н.-Д. отношение Сталина никак не сказалось. Н.-Д. руководил известным театром, который несколько раз укрупнялся, объединяясь с другими коллективами. В 1940 году он стал председателем Комитета по Сталинским премиям в области литературы и искусства. Сталин ему однозначно доверял, но отчего-то недолюбливал.

Сейчас мы живем на улице Немировича-Данченко[89].

Года два назад я спросила у Г.В., не знает ли он чего-то, что могло произойти между Сталиным и Н.-Д. и испортить их отношения. Г.В. припомнил, но смутно, в общих чертах, некую статью, которую Н.-Д. опубликовал в начале 20-х годов. Но я не думаю, чтобы полемика вокруг статьи, да еще давняя, столь сильно сказалась бы на отношении Сталина к Н.-Д. Полемика – это же, в сущности, обычное дело. Истина, как известно, рождается в споре. Нет, была какая-то другая причина.

Казалось бы, какое мне дело до нее? Нет уже ни Сталина, ни Н.-Д. Дело в моем характере. И не в любопытстве, а в привычке докапываться до корней, до первопричины. Без этой привычки в актерстве делать нечего, ни одного образа толком воплотить не получится.

Неизменно удивляюсь, когда слышу выражение: «Я верю в свою счастливую звезду». По-моему, это самонадеянность в чистом виде, и ничего кроме самонадеянности. Верить можно в себя, в свои силы, но никак не в «счастливую звезду». И что это такое – счастье? На всякий счастливый случай найдется свой несчастливый, и наоборот. Знакомство с Г.В. было моим счастливым случаем, но задолго до этого была неудачная попытка попасть в кино. Однажды разговорилась про «счастливую звезду» со Сталиным. Он улыбнулся и сказал, что я ошибаюсь, что счастливая звезда есть у каждого советского человека. Красная пятиконечная звезда. В эту звезду я верю.

Звание Герой Социалистического Труда было учреждено в конце декабря, перед самым Новым годом. Прочитав об этом в газетах, я вспомнила, как еще весной Сталин спросил меня:

– Хорошо ли звучит «Герой труда»? Нет ли здесь преувеличения? Можно ли в самом деле не для красивого словца уравнивать военный и трудовой подвиги? Мы обсуждали это с товарищами, но мне хотелось бы знать твое мнение.

Мне было очень приятно слышать такие слова. Я ответила:

– Звучит хорошо, и никакого преувеличения я здесь не улавливаю. На мой взгляд, трудовой подвиг равноценен военному. Упорный, самоотверженный труд иначе как подвигом не назвать. И тот, кто так трудится, настоящий герой.

Звание Героя труда существовало давно, еще с 20-х годов. Почему вдруг зашел разговор о нем сейчас?

Я задала этот вопрос Сталину.

– Нам нужно новое звание, – ответил Сталин. – Непременно со словом «социалистический». Так понятнее, правильнее. Труд бывает разным, капиталисты тоже трудятся, но их труд нашему труду не чета. У меня и некоторых товарищей были сомнения по поводу слова «герой». Может, заменить его? Товарищ Буденный, например, твердо стоит на том, что с шашкой на коне – герой, а с плугом – ударник. Но ударников у нас много, нам надо отличать наиболее активных ударников, тех, кто добивается не просто ударных, а особо выдающихся результатов и заслуживает особой награды. И хотелось бы вручать не грамоту, как сейчас, а медаль или орден. Чтобы можно было носить на груди. Грамоту человек дома на стенку повесит, и никто, кроме знакомых, ее не увидит. А надо, чтобы все видели, – вот идет заслуженный человек. По этому вопросу есть возражения. Многие товарищи считают, что народ и без медали запомнит своих героев, ведь это звание будет присваиваться лучшим из лучших. Надо еще подумать…

Я вспомнила, как в 20-е годы некоторые горячие головы (из тех, кто сначала скажет, а после подумает) предлагали отменить все награды, объясняя это всеобщим равенством. Но равенство равенством, а награды и почетные звания – это совсем другое. Награда – признание заслуг человека перед Родиной. Мне приятно получать награды. Каждая награда побуждает меня трудиться еще лучше. Иначе и быть не может, ведь признание заслуг налагает большую ответственность. То, что можно простить начинающей актрисе, народной артистке, лауреату, орденоносцу уже не простят. Да я и сама себе не прощу, если где-то в чем-то капельку схалтурю. Умру на месте со стыда.

Герой Социалистического Труда – звучит очень хорошо. Среди моих друзей немало Героев. Очень показательно, что первым это высокое звание было присвоено Сталину.

Золотая медаль «Серп и Молот» «опоздала» на полтора года. Ее ввели только в мае 1940-го. До этого вручали только орден Ленина вместе с грамотой. Но орден Ленина вручается за различные заслуги, не только Героям Социалистического Труда, а к званию нужен особый знак отличия. Я всегда выделяю среди зрителей тех, кто носит на груди эту медаль. Посвящаю им песни, знакомлюсь и непременно спрашиваю, где они работают, каковы их достижения. Делаю это по зову души. Преклоняюсь перед Героями, горжусь этими людьми.