Двое мужчин сыграли главные роли (если так уместно выразиться, но как иначе, я не знаю) в моей жизни – Сталин и Г.В. Г.В. и по сей день продолжает играть эту роль. Нет, наверное, я выразилась неверно. До сих пор в голове вертелась всякая чепуха, вроде «оставили яркий след» и т. п., а сейчас, стоило только мне написать предыдущее предложение, как на ум пришло более правильное выражение – только эти два человека значат для меня больше, чем все остальные. Каждый по-своему, ведь они такие разные, совсем непохожие. Ничего общего, кроме одной черты – бездны внутреннего обаяния. Обаяние, мужское, человеческое обаяние, это очень важное качество. Не красота, а именно обаяние. То, что привлекает людей, заставляет обратить внимание, вызывает расположение.

Обаяние Сталина было обаянием вождя. Мудрый, величественный, великий и вместе с тем очень простой, искренний человек. Он очень сильно менялся, когда мы оставались наедине. Снова не могу подобрать подходящего слова. Не сбрасывал маску, нет, масок у него никаких не было, а просто менялся, становился другим, в то же время оставаясь самим собой… Не могу объяснить более точно, да и незачем, наверное, объяснять. Это мое сугубо личное впечатление, оно мое, и только мое, мое и ничье больше. Люди уходят, покидают нас, нам остаются воспоминания, впечатления, фотографии, письма… Как же страшно терять тех, кто тебе близок! Невосполнимость этих потерь угнетает неимоверно!

Фотографии… Письма… У меня нет ни одной нашей фотографии со Сталиным, нет ни одного письма. Есть только один-единственный листочек, на котором Его рукой написано по-грузински мое имя. Однажды пришла мне в голову такая блажь – спросить, как имя Любовь пишется на Его родном языке. «Как слышится, так и пишется, – улыбнулся Он, – только без мягкого знака». Взял чистый лист (бумага и карандаши у него были повсюду, во всех комнатах – так же, как и у нашего Ю.А.[143]) и написал красивой вязью мое имя. Я сохранила этот листочек на память. Памятные вещи, предметы, ценны не сами по себе, а ценны тем, что помогают нам вернуться в прошлое, побуждают вспомнить, пережить заново.

Спроси меня кто: «Каким был Сталин?» – и я затруднюсь ответить на этот простой вопрос. Но если спросить меня о Г.В., то я отвечу не задумываясь. И дело не в том, что с Г.В. мы живем вместе и не в чем-то другом дело. Просто есть люди, которые мне понятны, которых я знаю, а есть такие, которых я понять так и не смогла. Несмотря на все мои желания и старания. Понять Сталина? Узнать его так, как я знаю Г.В.? Нет, это невозможно. Слишком уж огромного, необъятного масштаба личность. Я знала Его только с одной стороны, успела разглядеть только одну грань. Но всегда чувствовала, ощущала, что этих граней в нем великое множество. Со мной он таков, с другими совершенно иной. «Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянье»[144], – сказал поэт. Именно так – на расстоянье, сквозь годы, можно понять личность Вождя, даже не понять, а хотя бы ощутить ее масштаб. Сравнения? С кем ни сравнить Сталина, сравнение неизменно будет в Его пользу. Что бы сейчас ни говорили некоторые.

Г.В. – другой. О нем хочется говорить ласковыми словами: родной, милый. Г.В. замечательный режиссер, мастер из мастеров, он талантлив, умен, но он для меня свой. Я знаю его досконально, и привязанность моя основана на этом знании. Я восхищаюсь им, я благодарна ему и благодарна судьбе за то, что она послала мне Г.В., я счастлива быть рядом с ним, я счастлива сниматься у него, этот человек – моя жизнь (я нисколько не преувеличиваю, так оно и есть), но…

Долго думала, что написать дальше. То ли день сегодня такой, когда нужные слова не приходят на ум, то ли тема такая невыразимая. Придется, пожалуй, обратиться к пошлым сравнениям, что поделать, если лучше ничего не придумала. Сталин – солнце, Г.В. – звезда. Если кто-то когда-то станет читать то, что я написала, то я уверена, что он поймет, что именно я хотела сказать. Но не исключаю и того, что, закончив мои воспоминания, поставив последнюю точку (доводить начатое до конца это мое незыблемое правило, главный жизненный принцип), я сожгу все, что написала. Нет, наверное, все же не сожгу, не позволю себе этого. Ведь я не просто предаюсь воспоминаниям на досуге, чтобы скоротать время и развлечься. Я отдаю долг памяти человеку, которого любила и продолжаю любить. Странно – я никогда не говорила Ему, что люблю и от Него не слышала подобных признаний. Но разве ж дело в словах? Слова ничто перед теми незримыми нитями, которые связывают людей крепко-накрепко. Взглядом, жестом, улыбкой, прикосновением можно сказать несоизмеримо больше, чем словом. Мне ли, актрисе, этого не знать? Слова порой не помогают, а даже мешают. Нам незачем было говорить друг другу о любви, все было ясно и без слов. Мне, во всяком случае, было ясно. Чувство вспыхнуло, озарило нашу жизнь.

Как и почему все закончилось? Тому было сразу несколько причин. Надвигалась война, ее предчувствие буквально витало в воздухе. Все знали, что война будет непременно, только не могли сказать, когда она начнется. Государственные дела требовали все большего и большего внимания. Сталин, всегда много работавший, стал работать практически без отдыха. Времени для встреч уже не оставалось. Это первая причина. Второй стала моя болезнь. Лечилась я долго. Работу не оставляла, не могла себе этого позволить, но ограничений болезнь наложила много. Третья причина, возможно, была для нас самой главной, важнее двух первых. В наших отношениях настал период, который я называю «периодом привычки». Снизилась острота былых впечатлений, чувства, если не поблекли, то в определенной мере утратили свою остроту. «Стало пресно», как выражается одна моя знакомая. И как-то само собой вышло так, что, ни о чем не сговариваясь и ничего не обсуждая, мы решили сделать перерыв, антракт. А потом уже ничего не возобновилось, потому что началась война. Так вот на антракте все и закончилось. Мы встречались несколько раз после войны, разговаривали, но это были не личные, а «протокольные» встречи, а разговоры получались короткими, деловыми. Честно признаться, я уже ничего не ожидала, поскольку знала, что продолжения не будет. Но любовь осталась, она и по сей день живет внутри вместе с благодарностью и восхищением. Живет и будет жить до тех пор, пока жива я.

Люблю гулять. Не спеша, долго. Гуляю и вспоминаю, на ходу очень хорошо вспоминать. И удобно – пройдешь мимо одного дома, мимо другого, вспомнишь. Там памятник, здесь мемориальная доска или чем-то памятная скамейка. Мемориальных досок с каждым годом становится все больше и больше.

За городом свое очарование, свои особенности. Там вспоминается не «к месту», то есть не то, о чем напоминает, к примеру, дом, а «к настроению». Иду и думаю о том, что в такой же погожий осенний день с таким же настроением я была там-то и там-то. Иногда люблю смотреть на небо. Причудливые очертания облаков будоражат воображение. Любоваться облаками меня научил мой старинный и верный друг С.В.[145] В его представлении человек, не способный любоваться облаками, не способный понимать красоту в ее первозданном виде, ни на что не годится. Не согласна с этим утверждением, ведь можно не интересоваться облаками, но быть хорошим человеком, только немного скучным и ограниченным. Сама же любуюсь облаками с удовольствием. Часто угадываю в них очертания знакомых лиц, вижу тех, кого любила и продолжаю любить…

Если бы было кому записывать за мной во время прогулок, то мои воспоминания были бы много больше. Но вынуждена обойтись без помощников. Помощники в таком деле ни к чему.

Долго думала о том, кому отдать на хранение мои тетради. Сложный вопрос. Не колеблясь ни секунды, оставила бы их сестре, если бы та была жива. Кроме сестры, больше никому из близких я не могу доверить тетради. И Г.В. в том числе, хотя на его понимание я могла рассчитывать в любой ситуации. И до сих пор могу рассчитывать. Помимо всего прочего, мне хотелось бы, чтобы хранителем моих воспоминаний стал человек, который много моложе меня. Мне не хочется, чтобы они были бы опубликованы при моей жизни. Пусть это случится потом, в далеком (смею надеяться) будущем, когда я стану частицей истории. Не хочу слушать сплетни, которые непременно будут вызваны моей откровенностью. Не хочу ничего добавлять, не собираюсь ничего объяснять и уж тем более не собираюсь выслушивать обвинения и оправдываться. Также я очень надеюсь на то, что со временем отношение к Сталину изменится и потомки в полной мере смогут оценить Его величие. Уверена, что так и будет, ведь справедливость непременно должна восторжествовать. История воздаст каждому по его заслугам.