— Ты сегодня очень торопишься?

— Ну… Наверное, нет, — задумчиво сказала Алекса. — Правда, всё равно пойду пешком, потому что надо заглянуть в магазины и закупить продукты для дома.

— Почему этого не делает Эмбер?

Она покосилась на него. Серьёзен. Как будто его очень интересует этот вопрос.

— Эмбер работает швеёй. — Алекса лишь выговорила первую фразу, но уже поняла, что говорит, защищая старшую сестру. — Шьёт не только на заказ, но и на магазин при ателье. Сильно устаёт. Она выглядит легкомысленной, но от работы никогда не отказывалась. Домой приходит — сразу бы лечь. Спину я ей постоянно лечу — в согнутом положении несколько часов просидеть тяжело. Застывает. Мне легче. Прогулка после учёбы — и всё.

— Понятно. Садись. В какие магазины ты обычно ходишь?

Он открыл дверцу, и Алекса вздохнула. Нет, хорошо, конечно, что не придётся тащиться с тяжёлыми сумками домой… Вопрос в другом: как с ним разговаривать?! Как со знакомым? Как с близким человеком, которым, как она считала раньше, был Мэтти?

А когда дверца мягко чмокнула, закрывшись, Алекса пришла к выводу: кажется, в её лице Карей нашёл идеальную кандидатуру на место своей официальной пассии, которая ему полагается, как знаменитому университетскому игроку. Ну, как-то так. Он сам признался, что ему удобно рядом с ней, не слишком расположенной поболтать. И то, что она нянчится с младшими и целый день занята домом, ему тоже на руку — меньше общения. Зато об Алексе узнают его поклонницы — приставать не будут. К нему.

Ещё хорошо то, что она поняла, почему он такой замкнутый: ему приходится контролировать самопроизвольные выбросы огня. Хотя она раньше считала, что огневики с самого начала учатся этому. Но сейчас выяснилось, что азартная игра может заставить их забыть обо всём на свете.

Карей сел за руль, и Алекса вернулась к реальности, к её маленьким радостям: сегодня не надо тащить тяжёлые сумки! Сегодня есть машина! И пусть не надо покупать слишком много, на несколько дней вперёд: завтра приедут родители, и отец на своей машине будет с маминым списком в руках устраивать набеги на магазины, — но сейчас Алекса была благодарна Карею.

— Чему ты улыбаешься?

— Я довольна как слон, — призналась она. — Сегодня мне не грозят тяжёлые сумки.

— А разве тот парень тебе не помогал?

— … Мэтти подрабатывает после учёбы, — с небольшой заминкой: неужели ему надо объяснять, что она из того слоя общества, где все работают? — ответила Алекса. — Сразу после пар уезжает. Он ведь на последнем курсе. Нашёл место, где есть возможность в будущем работать по специальности.

Она ожидала, что Карей спросит, часто ли она с Мэтти встречалась. Но то ли ему и в самом деле больше нравилось молчать, то ли эта тема для него была неинтересна. Ей разговор о Мэтти тоже был… неприятен, хотя закралось любопытство: всегда ли она теперь рядом с Кареем будет разговаривать только тогда, когда он начнёт беседу? Впрочем, что это — всегда, когда она так и не понимает, кто она ему. Но… Она опустила глаза. Несмотря на его нелюдимую молчаливость, несмотря на загадочное поведение с Мэтти и Эмбер, которое выглядит тоже неприятным, Карей ей… интересен. Зачем она понадобилась ему? И эта его странная харизма идеального игрока… И характер, из-за которого она всё время еле сдерживается, чтобы не устроить что-то хулиганское…

А ещё ей стало чисто «профессионально» интересно: почему огневики не используют заклинания, сковывающие непроизвольный выброс огня? Или такое заклинание разработать нельзя? И снова плавно перешла к вопросу, который мучил её со вчерашнего дня: Карей, оказавшийся за спиной, сразу после того как она наткнулась на целующуюся парочку; Карей, на которого вопросительно взглянула незнакомка в коридоре, — это он подстроил любовное заклятие? Зачем? Только чтобы разлучить Мэтти с нею, с Алексой? Но зачем?

Внезапно, словно отвечая сразу на все её вопросы, Карей сказал, не отрывая взгляда от дороги:

— Ты очень терпеливая.

— Учёная. Жизнью, — не совсем поняв, что он имеет в виду, ответила она общо.

— Если я предложу тебе побыть моей подругой некоторое время, ты согласишься?

— … Да.

Он снова замолчал, потом, заворачивая к указанному ею маркету, спросил:

— Почему?

Она с трудом удержала улыбку: ему всё-таки любопытно!

— Ты покорил моё сердце, без слов согласившись отвезти меня сюда, — чуть насмешливо ответила она.

Он остановил машину и посмотрел на неё. Тяжёлый взгляд, но за ним Алекса разглядела какое-то мучительное недоумение. Кажется, он уже жалеет, что предложил ей быть его временной подругой? Девушка поколебалась, а потом хмыкнула и решилась:

— Карей, где будет проходить вечеринка, на которую ты пригласил меня?

— Я заеду за тобой.

Небольшие глаза смотрели внимательно, но Алекса с удивлением разглядела в них какую-то странную боль, а тяжёлые губы скривились — почти незаметно — от той же боли. Сама удивлённая, девушка осторожно «раскрылась» ему навстречу: она впервые полностью выполнила это магическое действо, похожее на восприятие другого человека эмпатом. Чувства тайком проверяемого человека иной раз задевают так сильно, что проверяющий может получить эмоциональный удар. Но сейчас Алекса знала, с кем имеет дело. Карей закрыт, будучи огневиком. Значит, она узнает только те его чувства, которые для неё безопасны. Те, что на поверхности.

А полностью она раскрылась, улыбнувшись и положив ладонь поверх его, словно благодаря за ответ.

— Спасибо.

Он кивнул, убрал ладонь из-под её пальцев и вышел, чтобы обойти машину и помочь ей выйти. Обходительность в крови — ошеломлённо подумала она, подавая ему руку и вставая с сиденья. Кажется, он не заметил, что её пальцы дрожат.

Уже в магазине, бродя между продуктовыми рядами — парень шёл за нею с большой корзиной на колёсиках, — Алекса успокоилась. Карей снова озадачил её — до тревоги: его глубокое одиночество перемежалось с желанием оставить всё, как есть (что — всё?! И как это — как есть?!), сильная необходимость в Алексе сталкивалась с желанием отодвинуть её в сторону, чтобы не втравливать её — во что?.. Последнее носило оттенок… защиты? Во всяком случае, девушка это желание по его окраске расценила именно так. Очень хотелось посидеть где-нибудь и хорошенько подумать обо всём. Даже возник вопрос: Карей отвезёт её домой, а что потом? Уедет — и даст ей возможность подумать, пока свежо впечатление его эмоций? Или предложит ей как-то провести время с ним? Но он знает, что ей надо хозяйничать дома и заниматься младшими…

А потом она увлеклась сбором продуктов с полок торговых стеллажей, вспоминая, что ей нужно на кухню и что — сразу выложить на стол. Машинально складывая отобранные продукты в корзину, которую Карей вёз за нею, она услышала его голос:

— Ты положила в корзину семь штук мороженого.

— И что? — как-то не сразу среагировала она.

— Вас дома шестеро. — Он сказал это так терпеливо, словно пытался достучаться до глухого или слабоумного. — Ты не ошиблась?

Она посмотрела в корзину и фыркнула. Не только мороженого было семь штук, но и привычных для младших вкусных конфет-тянучек. Да и к чаю она взяла семь эклеров.

— Прости, Карей, — тихонько рассмеявшись над собой, выговорила Алекса, — кажется, я тебя причислила к своим домашним.

Теперь и он не удержался от лишнего вопроса:

— Как это?

— По инерции. Ну, я представила, как ты поможешь мне доехать со всей этой кучей продуктов домой, а потом я усажу тебя за стол и заварю тебе чай. Приходя домой, я обычно пью чай. А со мной пьют чай все, кто в это время дома уже сидит. Вот и семь пирожных. Ну и мороженого купила на тебя тоже.

После этого признания он странно посмотрел на неё, ничуть не меняя того же угрюмого выражения лица, которое, как она уже заметила, появляется, едва он начинает размышлять о чём-то. Больше ни о чём не спрашивал. Погрузил закупленные продукты в багажник машины, и они поехали к её дому.

Дорога была короткой. Всего несколько минут, считая остановки на перекрёстках на красный свет. Но Алекса по дороге успела дважды пережить страшное чувство угнетённого одиночества, когда парень задумывался и не замечал, что не контролирует свои чувства. Это одиночество обрушивалось на девушку со страшной силой, и она едва не захлёбывалась в этой эмоции. Алекса даже чисто физически ощущала силу этого странного одиночества, чувствуя, как сначала немеют, а потом слабеют пальцы. И оно же резко пропадало, едва Карей глубоко вдыхал и, кажется, спохватывался. Ей пришлось «закрыться», когда она испугалась, не она ли виной тому, что глубоко запрятанные Кареем эмоции прорвались. Вдруг её полное «раскрытие» дало такой странный эффект?