Одним толчком он повалил уставшую девушку на постель, снова вздернул вверх, заставив встать на колени, и провел по влажной от пота, извивающейся спине острыми отросшими когтями, словно напоминая опасностью, с кем она. От самых лопаток, по позвоночнику, чертя волнистые розовые линии, по которым от метки на плече, по всему  ее телу потекло наслаждение. Элиза вскрикнула, почувствовав, как загорелся магией этот незамысловатый рисунок кометы на ее плече, и крепче сжала ладонь, которую почти раскрыла, едва не выпустив цепочки.

Эрвин обошел ее кругом, оглаживая ее обнаженное покорное тело, и ответил ей вкрадчивым смехом. Опасно касаясь ее кожи только самыми кончиками острых когтей, он рисовал  какие-то загадочные символы, которые вспыхивали ослепительным светом.

– Сейчас тебе это не поможет, – повторил Эрвин,  проводя подушечкой пальца по раскрытым раскрасневшимся губам девушки, словно растирая колдовство по ее лицу, по языку. От этих прикосновений, от впитывающейся в ее кожу магии Элиза едва не закричала, задыхаясь.  Жгучее желание охватило ее, она поскуливала, она следовала за ласкающей ее рукой, хватая губами и посасывая ласкающие ее пальцы. Острый коготь провел черту на ее языке, и Элиза едва не вскрикнула от странного желания того, чтобы этот палец скользнул в ее рот глубже, до самого горла, лаская мягкий расслабленный язык.

– Хочу, – выдохнула Элиза, приподнимаясь. Губы Эрвина тотчас прижались к ее жаждущим разгоревшимся губам, язык его скользнул в ее рот, и Элиза с удовольствием сжала его губами, постанывая от наслаждения, посасывая и лаская его своим языком. Она готова была целоваться так бесконечно, покорно подставляя свой рот под ласки Эрвина, но у того были другие планы.

Эрвин разорвал поцелуй, порывисто отстранился, и Элиза взвизгнула, разочарованная, словно у нее отняли жизненно необходимую вещь, лишили глотка воды в знойный день. От интимной страстной ласки у нее кружилась голова, она снова потянулась к губам Эрвина, но тот не позволил себя  поцеловать.

– Не будь так жесток!

Эрвин хрипло усмехнулся, приподнявшись, и Элиза увидела его возбужденный член прямо у своего лица. Красная налитая головка, перевитый венами ствол манили ее. Не помня себя, позабыв о стеснительности, сходя с ума от жажды любви, она обхватила член ладонями и горящим от желания ртом наделась на него, постанывая и испытывая нечеловеческое наслаждение от того, что делает. От того, как упругая плоть скользит по ее возбужденным губам, по языку, лаская их. От толчков в рот, настойчивых и глубоких. От власти мужчины на ней, и от собственной покорности, которая приносила лишь наслаждение. Потому что Элиза знала – эти руки, что собирают ее рассыпавшиеся волосы и крепко сжимают ее затылок, не причинят боли, только наслаждение. Она доверяла Эрвину всецело, и растворялась в этом чувстве абсолютного доверия.

Эрвин дышал часто и хрипло, двигаясь осторожно. Он чуть склонился над Элизой, над ее обнаженным телом, его ладонь, лаская, любовно скользнула по ее спине, по пояснице, сжала ягодицу. Элиза беспомощно застонала, когда его пальцы бесцеремонно проникли в ее тело сзади, жестко, на грани боли, двигаясь в ней жестко, глубоко. Девушка могла только беспомощно стонать, извиваясь на его руке, лаская языком его член. Никогда раньше она не чувствовала себя наиболее уязвимой, беспомощной и не принадлежащей себе. Его рука толкалась в ее тело, терзала ее, проникала, и он чувствовал каждый всхлип, каждый стон, который рвался из ее груди, из ее дрожащего горла.

Мокрая. Она стояла на коленях перед ним абсолютно мокрая, горячая, раскрытая, жаждущая, покорная, дрожащая, принадлежащая ему. Влага ее желания орошала ее губки, сжимающиеся трясущиеся бедра, и пальцы Эрвина, выскользнувшие из ее тугого горячего нутра, нырнули в ее лоно, растягивая чувствительный вход. Элиза не вынесла; она выпустила его член изо рта и выкрикнула голосом, полным удовлетворения, усталости и пресыщенности. Голос ее был груб, он дрожал, словно Элиза была огрызающейся дикой самкой, дыхание рвалось из ее груди вперемежку со стонам, откровенными, развратными.

Губы Эрвина тотчас  зажали ее кричащий рот, не позволяя ей произнести больше ни звука. Задыхаясь, вопя от наслаждения, Элиза почувствовала, как он сгребает ее в охапку, но лишь затем, чтобы насадить ее на свой член. Разведя ее ноги, насадить ее н а собственный член, опустить и заставить его принять до конца тугим лоном, мелко сокращающимся в предвкушении наслаждения.

– Эрвин! – выкрикнула Элиза. Первое проникновение перенапряженного члена в ее тело было болезненным, неосторожным. Элиза припала Эрвину на грудь, вцепившись в его плечи ногтями. Ее бедра начали двигаться, все сильнее и быстрее, девушка со стонами и криками насаживалась на член мужчины, изнемогая от этом грубой и жесткой ласки. Эрвин целовал и целовал ее, выпивая ее страсть, ее дыхание, ее любовь и желание. Его руки стискивали ее бедра, мяли ягодицы, с силой насаживая девушку на член, и Элиза кричала в полный голос, откинув голову, рассыпав по плечам волосы. Член в ее теле становился все жестче и жестче, распирал ее тугое лоно, и Элиза на грани оргазма вдруг вспомнила о поводках в своей ладони. Она зажмурилась изо всех сил, обхватив Эрвина ногами, сжала кулак до боли, когда Эрвин повалил ее на постель и стал брать сильными жесткими толчками, неистово и яростно, по-животному грубо, неосторожно, но по-своему прекрасно. В грубой варварской силе он выразил свое дикое желание, пожирающую его любовь, которая разгорелась, как лесной пожар. Терзая и любя свою женщину, выпивая ее дрожащий голос, Эрвин уже не принадлежал себе. Страсть переполняла его настолько, что он удерживал человеческий облик из последних сил, хотя острые когти на его руках вновь отрасли и рвали постель. Эго тело двигалось над Элизой сильно, жестко и гибко. Девушка заметила, что магия и сила переполняют его, и он готов обратиться в монстра.

– Нет, – прошептала она, вглядываясь в его изменяющиеся черты. – Еще рано… смотри мне в глаза!

Она ухватилась за магическую цепочку высоко, прямо у самого ошейника, принудив Эрвина наклониться к ней и смотреть в ее глаза, затуманенные от удовольствия.

– Смотри только на меня, Эрвин, – велела она, изнемогая от удовольствия. – Только на меня…

Синие глаза Эрвина полыхнули страстью, он подчинился зовущему его голосу. Его ладонь подхватила Элизу под ягодицу, он толкнулся в ее тело крепче, сильнее, еще быстрее, и Элиза закричала от охвативших ее мягких сладких спазмов, принесших с собой высшее наслаждение. Растерзанная, распростертая, раскрытая перед мужчиной, она  принимала в себя его плоть и кончала, пресыщенная его силой и его любовью.

Цепочка рвалась из удерживающей ее руки, врезалась в ладонь. То был уже не просто знак – это Первый, добравшись до врагов, рвался в бой, рвал ротозеев стальными когтями, и кто знает, не удерживал ли его магический поводок в шаге от добычи. Не душил ли его хрипящее горло, не ограничивал ли его свободу и не мешал ли защищаться, когда его когти пролетали мимо врага и разрывали только воздух, не в силах дотянуться?

Элиза с трудом отыскала волшебную инквизиторскую палочку и одним взмахом привела себя в порядок, оделась. Тело ее все еще дрожало, не остынув после любви, но времени перевести дух и отдохнуть не было.

Да и Эрвин, ее любимый Эрвин больше не смог удерживать человеческий образ. Сила, переполнившая его, разорвала красивую человеческую оболочку, явив миру рыкающее животное, дикого огромного леопарда, скалящего клыки, крушащего стальными когтями мебель, рычащего рокочущим громовым голосом и прижимающего уши, пугающего светом синих злобных глаз.

Зверь был огромен и прекрасен каждым сантиметром его черного лоснящегося тела, но у Элизы поджилки дрожали от мысли, что к нему нужно подойти и положить руку на его блестящую черную шерсть.

Но Первый остервенело рвал из руки поводок, а значит, надо было побороть свой страх. Элиза безжалостно и решительно навернула на ладонь еще один виток цепочки и потянула к себе огрызающееся чудовище.