– Надо надеяться, они действуют с оглядкой, – произнес Белгарат, многозначительным взглядом обводя стены и портьеры.

– А как же иначе, – заявила несколько обиженно Поренн. – Сам знаешь, у нас свои нормы и правила. Любители никогда не допускаются к шпионажу.

– Хорошо, перейдем к делу. Так ли нам необходимо пускаться в долгие и сложные споры относительно того, отправишь ли ты нас обратно в Райве или нет?

Она вздохнула, слегка улыбнулась и сдалась.

– Наверное, нет. Однако вы должны мне дать какой-то предлог, чтобы я могла оправдаться перед Полгарой.

– Передай только, что мы действуем согласно указаниям, содержащимся в «Кодексе Мрина».

– В «Кодексе Мрина» есть указания? – удивленно спросила она.

– Могут содержаться, – поправился он. – В основном там явная чушь, и никто не разберет, что к чему.

– Вы толкаете меня на обман?

– Нет, я прошу дать ей знать, что обманул тебя. Это не одно и то же.

– Очень тонкое различие, Белгарат.

– Все образуется, – успокоил её старик. – Она готова поверить самому худшему обо мне. Как бы там ни было, мы держим путь на Гар Ог Недрак. Скажи Полгаре, что нам необходим отвлекающий маневр. Передай еще, чтобы она перестала искать нас и собирала армию где-нибудь на юге, производя при этом побольше шума. Я хочу, чтобы энгараки, все без исключения, обратили свое внимание на неё и оставили нас в покое.

– Но что вы собираетесь делать в Гар Ог Недраке? – с чисто женским любопытством спросила королева.

Белгарат обвел многозначительным взглядом стены, за которыми прятались официальные и неофициальные шпионы. Уклончиво ответил:

– Полгара знает, чем мы занимаемся. Что сейчас происходит на недракской границе?

– Там напряженно, – ответила она. – Враждебности пока не отмечается, но отношения холодные. Недраки вообще-то не хотят воевать. Не будь этих гролимов, честное слово, их можно было бы убедить остаться в стороне. Они скорее будут убивать мергов, чем драснийцев.

Белгарат задумчиво кивнул и продолжал:

– Передай своему мужу, чтобы он сдерживал Энхега. Энхег, конечно, бесподобен, но временами непредсказуем. Родар – более надежен. Скажи ему также, что на юге надо развернуть отвлекающие действия, а не всеобщую войну. У олорнов иногда оптимизм бьет через край.

– Я поговорю с ним, – пообещала Поренн. – Когда вы отправляетесь?

– Мы еще не решили. – Старик опять окинул взглядом комнаты королевы.

– Но на ночь вы останетесь?

– Как можно отказаться? – по обыкновению насмешливо спросил Силк.

Королева Поренн внимательно посмотрела на него, потом вздохнула и тихо произнесла:

– Мне кажется, я должна тебе сказать, Келдар, что твоя мать здесь Лицо Силка побелело, и он спросил упавшим голосом:

– Здесь? Во дворце?

– Она в западном крыле. Я отвела ей те комнаты, что вблизи сада, который ей так нравятся.

Руки Силка едва заметно задрожали, а лицо сделалось пепельно-серым.

– Мать давно у тебя? – глухо спросил он.

– Несколько недель Она приехала сюда перед рождением моего сына.

– Как она?

– Так же. – В голосе белокурой королевы послышалась печаль. – Ты должен повидаться с ней, понимаешь?

Силк глубоко вздохнул и расправил плечи.

– Этого не избежишь, я так думаю, – чуть слышно произнес он, не меняясь в лице. – Через это надо пройти. Вы меня извините?

– Пожалуйста.

Он повернулся и на негнущихся ногах вышел из комнаты.

– Он не любит свою мать? – спросил Гарион.

– Он очень сильно её любит, – ответила королева, – вот почему ему так тяжело. Она слепа… к счастью.

– К счастью?

– Двадцать лет назад в Драснии вспыхнула чума, – объяснила Поренн. – Страшная болезнь, оставившая страшные шрамы на лицах тех, кто сумел выжить. Мать принца Келдара была одной из самых красивых женщин в стране. Мы скрыли от неё правду. Она не знает, насколько безобразным стало её лицо… по крайней мере, надеемся на это. Встречи Келдара с матерью всегда проходят тяжело. По его голосу не определишь, что он чувствует, но глаза… – Она замолчала и потом добавила; – Порой мне кажется, что из-за этого он старается держаться подальше от Драснии… Я попрошу подать ужин, и надо будет приготовить вино. После визита к матери оно ему обычно помогает.

Примерно через час Силк вернулся и немедленно начал пить. Пил он мрачно, как человек, решивший поскорее впасть в беспамятство.

Для Гариона вечер выдался тяжелый. Королева Поренн присматривала за первенцем, одновременно не упуская из виду Силка. Белгарат сидел молча, а Силк напивался. Наконец, сославшись на усталость, Гарион отправился спать.

Только сейчас он понял, что значит для него Силк, с которым он познакомился полтора года назад. Язвительный юмор драснийца с крысиным лицом и бьющая через край самоуверенность всегда поддерживали Гариона в нужную минуту. Конечно, у Силка имелись свои причуды и странности. Это был невысокого роста мужчина, неистребимый юмор и находчивость которого помогали не раз выкарабкиваться из самых неприятных ситуаций. Теперь от всего этого не осталось и следа; бедный Силк впал в глубокую депрессию.

Ужасное испытание, подстерегавшее их впереди, теперь представлялось еще более ужасным. Хотя Силк ничем не может помочь ему, когда он сойдется один на один с Тораком, Гарион надеялся, что старый друг поддержит его в трудные минуты перед великим противоборством. Получалось, что этим надеждам. Не суждено сбыться. Поворочавшись с боку на бок несколько часов, он встал, когда было уже далеко за полночь, накинул плащ и пошел узнать, лег ли спать его друг.

Силк сидел на своем месте, обхватив голову руками и упершись локтями в лужу вина, пролившегося из перевернутой кружки. Неподалеку с непроницаемым лицом сидела усталая королева Драснии. Остановившись в дверях, Гарион услыхал, как Силк всхлипнул. С мягким, почти нежным выражением лица королева Поренн встала, обошла вокруг стола и, обняв его голову, прижала к себе. В отчаянии Силк припал к её груди, рыдая как ребенок.

Королева Поренн посмотрела на Гариона. По её лицу было видно, что она близко к сердцу принимает его горе, и этот взгляд выразил сострадание к тому, кого она любила (но не так, как тому хотелось бы), а также глубокое сочувствие за все те страдания, которые были вызваны свиданием с матерью.

Так молчаливо Гарион и королева Драснии стояли, глядя друг на друга и понимая, что происходит в душе каждого.

Когда наконец Поренн заговорила, голос её, на удивление, звучал спокойно:

– Теперь можно уложить его спать. После того как он выплачется, ему обычно становится легче.

На следующее утро они покинули дворец и присоединились к каравану, движущемуся на восток. Драснийские болота за Боктором производили унылое впечатление. Северный караванный путь пролегал в низинах между холмов, покрытых скудной растительностью. Несмотря на то что весна была в самом разгаре, казалось, болота увядают и смена времен года только едва коснулась их; ветер, дувший с севера, порой приносил с собой дыхание зимы.

Силк ехал молча, опустив глаза в землю, и Гарион не мог определить, то ли это от печали, то ли от похмелья. Белгарат также хранил молчание, и только колокольчики, привязанные к шее мулов, нарушали гнетущую тишину.

В полдень Силк встряхнулся, поднял опухшие глаза и сказал, ни к кому не обращаясь:

– Никто не догадался захватить что-нибудь выпить?

– Тебе вчерашнего мало? – ответил Белгарат.

– То было для развлечения. Сейчас требуется для лечения.

– Может, подойдет вода? – предложил Гарион.

– Я не собираюсь мыться, Гарион. Мне нужно утолить жажду.

– Пожалуйста. – Белгарат протянул страдальцу мех с вином. – Но не переборщи.

– Можешь не беспокоиться, – сказал Силк, сделал глубокий глоток и, вздрогнув, поморщился. – Где ты купил это? Запах такой, будто там вымачивали старые ботинки.

– Никто не заставляет тебя пить.

– Приходится.

Силк приложился еще раз, заткнул мех пробкой и отдал Белгарату. Затем недовольно оглядел болота и пробурчал: