-- А ежели насквозь?

-- Без проблем. Мыться-бриться-клизмоваться. Всё своё - долой. Через шесть лет - воля вольная.

Ростислава молчит, плачет и молится. Свита её... из одних дыр. Вщижские ещё на Ресе отвалились. Из суздальских... Кто поумнее да по-разворотливее - уже убежал. У Живчика в Рязани задержался, в вотчинку отпросился, больным сказался... Идти к Андрею на глаза "под горячую руку"... лучше позже, как гроза пройдёт.

Иона, пресвитер Муромский - вдовицу-княгиню утешает. Только... слёз вытиратель из него - как из напильника.

Тут как-то по утру, на том дворе церковки Богородицкой, где я древние дирхемы выкопал, подходит к княгине женщина, по глаза в платок закутанная, и говорит негромко:

-- Здравствую доченька. Не узнаёшь? Матушку свою родную.

Тут, конечно, положено описать глубокий обморок юной красавицы, павшей от столь нежданного известия прям на руки горячо любимой маменьки. Не пропустив, особенно, нежно трепещущие длинные ресницы и высоко вздымающуюся юную грудь.

Увы, пока корсеты "в народ" не пошли - русские дамы в обморок не падают. Да и вздыматься у Ростиславы ещё нечему.

Откуда Софья в Муроме? - Я же говорю: "вить верёвки" для неё рефлекторно.

Погуляв по Всеволжску, порешав кое-какие погостные дела на невысоком уровне - к ближникам она не суётся, Софочка засекла Фрица.

Весна, "главному архитектору" надо ехать в Муром - стройку инспектировать. Разгонная "Ласточка" уже под берегом стоит.

-- Господин Фридрих, а не подвезёшь ли до Мурома. А то дела... Ипай мой... для погоста надо бы...

Аргументы не важны. Она могла бы просто мурлыкать.

Фриц - от русских красавиц... выключается. Млеет, на лице улыбка идиотская. Хорошо - не писается.

"Ты - не говори, ты - просто ходи. Туда-сюда...".

Даст - хорошо, не даст - потрогаю. И это - нет? Тогда буду любоваться. И радоваться.

Мой запрет трогать Софью - он, естественно, забыл. Но та сама напомнила. Уже на кораблике. Типа: Воевода гневен будет. Ну и ладно - сел на палубу, щёку кулаком подпёр и балдеет.

Специфическая реакция иностранного организма. Мы-то как-то пригляделись, глаз замылился. Не понимаем - с какой красотой рядом живём. А он - архитектор, ему положено. Остро чувствовать прекрасное. Вот он и... заострённо млеет. Эстет, однако.

Пока Фриц в Муроме строит строителей, Софья встречается с дочкой. Тайно.

-- Мама! Но как же...?! Ты же в Кучково погибла! Ты же сгорела в том пожаре! По всей Руси сказывали! Как я тогда плакала... Я ж за тебя сорокоуст отстояла!

-- Бог милостив, вывел. Нынче обретаюсь тайно во Всеволжске. Поедем, доченька, покажу тамошнее житьё-бытьё. Разговор у меня к тебе есть. Такой... длинный. Поехали, лодочка у берега стоит. Невиданная. Покатаемся. Дней несколько.

-- Но как же..? Вещи мои, люди...

-- Вещи тебе без надобности. Что есть на тебе - того довольно. А людям... отпиши. Ушла-де, в скит молиться, не ищите. Как душу успокою - сама приду.

Ростиславе это всё - встреча с умершей, как было объявлено, но оказавшейся живой, матерью, тайный побег, бермудина летит по Оке... будто после долгой тяжёлой болезни первый раз на двор в майский день вышла, полной грудью вздохнула. Жизнь-то, оказывается, продолжается.

Тайна для любого юного организма - сущность привлекательнейшая, восхитительнейшая.

-- Скоро устье Теши. Не соблаговолит ли Софочка со спутницей своей в каюту спуститься. А то... лишние глаза могут лишнее узреть.

Похищение? Тайное, загадочное... Но похитители галантны и иностранны. А главный среди них - её родная мать! Выжившая чудом!

Удивительны дела твои, господи...

Почему не было досмотра? Потому что кораблик везёт одного из моих ближников. Их тормозить нельзя, их час - дорог. Почти так же как и мой собственный.

Софочка привозит Ростиславу в город, приводит на подворье своей товарки по швейному производству. И запирается с дочкой в погребе. Где и открывает ей правду. Целые сутки.

История с Изяславом не прошла даром. Она сама, со своим набором аргументов, выдаёт дочке тайну её рождения. Стремясь опередить меня, Андрея. Формируя у доченьки "правильный" "start point" - исходное представление, "первый взгляд".

Сам факт не меняется. Но, будучи правильно поданным, в иной трактовке, не несёт столь разрушительного эффекта.

-- Я - не виновата, меня заставили. Силой. Ты-то уж возраст вошла, знаешь как это... Тебя-то, доченька, саму-то... муж твой, урод законный... сколько раз...

Упирает на то, что жизнь ребёнку дала:

-- Господу богу молилась чтобы не родить. Но плод извергнуть... тебя убить... не смогла. Будто голос какой сверху: доноси, выроди. Доченька родится. Единственная, любимая.

Обе нарыдались вволюшку.

Ростислава, потрясённая открытием о самой себе, о своём происхождении, и просветлённая искренней исповедью, покаянием матери перед ней, сама только недавно потерявшая если не цель жизни - цели у неё не было, но устойчивый образ существования, тянется омытой слезами душой к матушке.

-- Что ж нам теперь делать? Как же жить после этого?

И получает однозначно формулируемый ответ:

-- Спасаться. От гнева Боголюбского. Сама жить не хочешь - мать родную спаси.

-- Да как же?! От отеческого гнева...

-- Он тебе не отец! Чужой злой мужик! А защититься от него - другим таким же надобно. Клин клином... - сама знаешь. И такой есть. Воевода Всеволжский, Зверь Лютый.

-- Ой! Страх-то какой... Да и как же...

-- Соблазни. Улести. На крючок посади. На его собственный "крючок". Подчини. А я... старая, глупая, слабая... Я бы и сама, да немощна стала. Годы своё берут. Сколь сил своих я на тебя положила, ночей над колыбелькой не спала, как болела ты - ко всякому вздоху прислушивалась...

У Ростиславы не осталось ни отца, ни мужа. Кроме матери - никого. Для людей русских она - дитя разврата, отрыжка похоти. Впереди - ничего хорошего. Одни ущемления да унижения. Жить - незачем. Одно есть, один долг - перед матерью. Которая ей жизнь дала, в свет белый выпустила. Не вытравила плодом бездушным бессловесным, не заспала, или иначе как, дитём бессмысленным...

***

Интересно сравнить реакцию Ростиславы с реакцией брата её Изяслава.

Изяслав пришёл во Всеволжск "на подъёме". Любимый сын славного князя, сам уже витязь, в поход победоносный ходил, поганых бил, дела княжеские делает не худо. Общепризнанный наследник, продолжатель. "Рыцарь света" въезжающий на белом коне в "град сияющий". Позади - "хорошо", впереди - "ещё лучше".

И вот, посреди радостного восхождения, на какой-то мелкой кочке - удар. Да не ниже пояса, а в самое сердце.

Он не "рыцарь света", а "порождение тьмы". Придя к цели своей, к "граду сияющему", он, управляемый самим диаволом, превратит подобие "вертограда божьего" в клоаку, в гноище смердящее. Ибо такова его, Изяслава, природа.

Но именно тогда "враг рода человеческого" и овладел. Душой ещё нерождённой.

Здесь, в "Святой Руси" нет "свободы воли", здесь - наследственно.

Пока он сын Боголюбского - княжич, "рыцарь благородный". Поняв, что "от нечистот похоти" - ощутил в себе "сатану воплощенного". Не нынче, но вскоре и неизбежно.