– Бросьте меня! бросьте меня!.. Он опять напал на меня!.. Все это бесполезно!

– Кто, мое дитя?

– Злой дух. Вы говорите, что я… не из них… значит, нрав отец, когда он говорит, что я… во власти злого духа. Я чувствовал такой покой с вами… мне было так хорошо… никогда так не было со мною… и вот эти мальчики… Я опять в его власти… ничего не могу сделать… я даже оцарапал ее… мистрис Анну… Бросьте меня… пошлите меня домой, чтобы меня презирали и били по-прежнему… такого же злого, как прежде… хоть она тогда будет в безопасности от меня.

Слова эти прерывались рыданиями, и м-рис Вудфорд не пробовала говорить, но только держала руку все время на его голове; наконец он несколько успокоился, и она сказала:

– Всем нам приходится бороться с злым духом, и когда мы не настороже, то он нападает на нас врасплох и торжествует над нами.

Мальчик отвечал с мрачным видом, что с его духами бесполезно бороться.

– Нет, это не так. Случалось ли тебе чувствовать огорчение, что он восторжествовал над тобою?

– Никогда… да никто и не был добр ко мне прежде.

– Это правда, потому что все окружающие были в жестоком заблуждении насчет тебя, а ты старался его поддерживать. Но если б в тебе не было доброе сердце, мое бедное дитя, то ты не чувствовал бы себя таким счастливым здесь и благодарным за то, что мы могли для тебя сделать.

– Я был здесь другой, – сказал Перегрин, разрывая на кусочки маргаритку; – но они подняли все это вновь во мне. Дома я буду совершенно таким же, как и прежде.

Ей хотелось сказать ему, что есть надежда на перемену в его жизни, но она не решилась упоминать об этом, пока дело еще не было решено, и только сказала в ответ:

– Ты знаешь того, кто пришел в этот мир, чтобы победить злого духа и все зло в нашей природе и дать каждому из нас возможность такой победы. Чем труднее борьба, тем славнее победа! – и глаза ее заблистали при этой мысли.

Он на минуту, казалось, был увлечен ею, потом сказал с прежним отчаянием в голосе. – Для избранных только.

– Ты также стал избранным при крещении. Силою Христа ты можешь победить злую часть самого себя, только проси Его поддержать тебя.

Мальчик застонал при этом. М-рис Вудфорд сознавала, что ее главною задачею было достигнуть того, чтобы в нем пробудились надежда и потребность в молитве; но самое название молитвы было так противно ему, что она не решилась пока настаивать на этом. Сердце ее разрывалось при одной мысли, что его ожидает, когда он вернется домой.

В эту ночь до нее донеслись его стоны и слова, произносимые во сне, что напоминало его бред, когда он был еще в забытьи; она вошла в его комнату и увидела, что он страшно мечется во сне, и она решилась разбудить его; но он вскочил в ужасе от прикосновения ее руки, с безумными глазами и с криком;

– О, не берите меня!

– Мой милый мальчик! Это я. Перри, разве ты не узнаешь меня?

– О, мистрис! – воскликнул он с видимым облегчением, – это вы. Мне представилось, – что я у эльфов и что они отдают меня в виде дани дьяволу, – и он вздрогнул при одном воспоминании об этом.

– Ты не эльф, мой милый; ты крещеный мальчик, Божье дитя и под его защитой; и она стала читать 112-й псалом.

– Но я не под Его покровом! Злой дух опять схватит меня! Вот его когти! Он хватает меня!

– Ничего не бойся, дитя мое, если ты обратишься к Богу за помощью. Повтори за мной: Господь, будь моим защитником!

Он послушался ее и стал спокойнее, и она продолжала читать вечерний гимн д-ра Кена, только что появившийся тогда в рукописи в Винчестере. Он затих и, подумав, что он заснул, она только что хотела уходить, как он вскочил опять с криком: – Вот он опять… черные крылья… когти; – и он стал просить ее повторить то же самое. Она начала с первого стиха, и он опять успокоился; но каждый раз, как она собиралась уходить, он молил ее остаться, и так она просидела с ним до рассвета, когда его страх, по-видимому, рассеялся, и прошептав стихи:

он заснул наконец с более спокойным выражением на исхудалом лице. Бедный мальчик, хорошо если б эти стихи из гимна были первою ступенью к молитве от одолевавшего его врага.

М-рис Вудфорд была слишком хорошей хозяйкой, для того чтобы проспать лишние часы в вознаграждение за бессонную ночь: и она только что поставила яблочный торт в печку, когда в кухню вбежала Анна с известием, что у ворот только что слез с лошади какой-то важный господин и разговаривает теперь с ее дядей… должно быть, это дядя Перегрина.

М-рис Вудфорд думала то же самое и спросила, где Перегрин.

– Он крепко спит на подоконнике в гостиной, мама. Я его не будила, потому что у него такой усталый вид.

– Хорошо сделала, – сказала м-рис Вудфорд, поспешно вымыв руки, опустив подобранное черное платье и поправив вдовий чепчик; и в соответствующем для приема гостей виде она потихоньку направилась к входной двери, чтобы не разбудить спящего мальчика. Она встретила в саду своего брата с сэром Перегрином Окшотом, отвесившим ей, когда он был ей представлен, такой поклон, какой вряд ли видали в здешних местах, и заявившим в то же время, что он явился по поручению своего брата благодарить их за заботы о его племяннике.

М-рис Вудфорд объяснила ему, что мальчик провел очень дурную ночь и потому лучше не будить его теперь; а пока она предложила гостю пройтись по саду или войти в кабинет доктора, или присесть в тени под стеною замка.

Он предпочел последнее, и они сели перед зеленой лужайкой, спускающейся к заливу, за которым открывался вид на освещенные солнцем холмы.

– Я давно уже собирался к вам, – сказал придворный кавалер, – но меня задерживали отчасти деловая переписка, а отчасти то обстоятельство, что я желал приехать один, думая, что так мне будет удобнее поговорить с вами о мальчике, чем в присутствии его отца или братьев.

– Я очень рада, что вы так сделали, сэр.

– В таком случае, я буду просить вас говорить со мною без стеснения и откровенно высказать ваше мнение о нем. Пожалуйста, не скрывайте ничего, боясь сказать обидное по поводу того, как они поступали с ним дома. Мой бедный брат стремился выполнить свой долг, но он был так далек от своих сыновей, что при своем обхождении с ними он совершенно не принимал во внимание их природы, а мать их, при своей болезненности и запуганности, стала жертвою болтовни окружающих ее пустых женщин. Поэтому говорите со мною откровенно; я прошу вас об этом.

М-рис Вудфорд рассказала ему, ничего не скрывая, о твердом убеждении мальчика в своем сверхественном происхождении; как он хорошо вел себя, когда с ним обращались как с разумным человеческим существом и как насмешки и оскорбления молодых Арчфильдов опять вызвали в нем прежнюю злобу, после чего следовал переход к горькому раскаянию и совершенному отчаянию.

Сэр Перегрин внимательно слушал ее, только вставляя временами вопрос или замечание, как светский человек, привыкший высказывать свое мнение не иначе как ознакомившись со всеми подробностями дела. Только кончила она свой рассказ, как раздался звон колокола, призывавший к обеду, и они поднялись со скамейки. Проходя под окнами столовой, они были испуганы криком Анны и в то время, когда они бросились туда вслед за м-рис Вудфорд, послышался голос Перерина, говоривший:

– Ничего не бойся, Анна. Он пришел только за мною; я ждал его.

После того послышались слова на каком-то неизвестном языке; затем Анна опять вскрикнула, и были слышны ее восклицания:

– Нет, нет! Уходите прочь, сэр! Он принадлежит Христу. Вы не должны, не смеете тронуть его!

Они увидели, что Анна стоит над упавшим на пол Перегрином, совсем замершим в ужасе, защищая его от существа, которое она, видимо, принимала за самого князя тьмы, и совершенно не замечая пришедших к ней на помощь у окна. Обменявшись несколькими словами со своим хозяином, негр исчез из комнаты. Затем м-рис Вудфорд воскликнула: