— Женщины! — повелительно бросил Мафей, кивая на заветную дверь, едва видимую вдалеке. — Бегите!

И послушно прислонил к стене оба копья.

Но вслед столь же послушной невестке не побежал — выхватил третье копье у Ольги и осторожно приблизился, следя за поединком и высматривая возможность отвлечь врага или сунуть древко ему под ноги. Вмешиваться напрямую он не рискнул — наверное, все-таки понимал и намеревался влезть только в случае, если Александр споткнется или промедлит. Впрочем, Ольга очень сомневалась, что упомянутый случай Мафей сумеет вовремя определить. Сама она точно бы не успела. Но и точно так же попыталась бы.

Ни она, ни Мафей, ни вредная девочка Саша так и не побежали. Эльф метался со своим дрыном, Ольга стояла столбом, изображая подсвечник, а за ее спиной что-то выкрикивала малявка — тем самым потусторонним не своим голосом, каким недавно пыталась наехать на Диего. Языка Ольга не понимала. Вампир, похоже, тоже, но почему-то оглядывался и нервничал.

Александр в очередном пируэте дотянулся до стоящих у стены копий и схватил одно, но ему тут же пришлось принять на древко удар, который иначе он не успевал парировать, и в его руке остался осиновый обрубок.

Опять распахнулась дальняя дверь, на этот раз на всю ширину, полностью осветив коридор, и Мафей тут же повторил свое ценное указание для присутствующих дам, которому опять никто не последовал. Ольга подумала, что дверь может закрыться опять, и тогда дерущиеся точно окажутся в темноте, а Саша, наверное, осталась просто из вредности.

В прямоугольнике света опять встала чья-то тень. Ольге не видно было, кто это и что он делает, но Александр, видимо, что-то понял и вдруг изменил тактику — оставил в покое вожделенные застежки, принял клинок на клинок, тупым концом древка резко толкнул противника в грудь и отскочил как можно дальше.

Секунда понадобилась пошатнувшемуся вампиру, чтобы восстановить равновесие и шагнуть вперед, намереваясь атаковать дальше.

Человеку в дверях этой секунды тоже хватило. Последний шаг вампир сделал уже по инерции и, выронив свой страшный, похожий на косу меч, рухнул лицом вперед, предъявив зрителям оперенный конец стрелы, торчащий из спины.

Александр перевел дыхание и, подхватив второе копье, всадил рядом со стрелой — для верности.

— Быстрее, вы, герои убогие! — грозно ругнулась королева Глафира, упирая в бок свободную руку, словно намеревалась устроить скандал в лучших народных традициях загулявшему мужу. Второй рукой она все еще держала огромный лук с себя размером.

Героев не потребовалось приглашать дважды.

Прошмыгивая в убежище мимо грозной королевы, Ольга успела услышать, как та вполголоса сожалеет о невозможности оторвать некоторые важные части тела младшему сыну, чтобы впредь знал честь и не плодился как попало. Подумать только, из-за его бурундуков…

Каждый город, более того, каждый район имеет свой неповторимый шумовой фон, привычный для местных обитателей и частенько не дающий нормально спать приезжим. Жители больших городов спокойно спят под звон и лязг поздних трамваев, невезучие владельцы жилищ, расположенных рядом с железной дорогой, привыкают к грохоту поездов, а, например, добрые горожане Порт-Альбы не вскидываются ночами всякий раз, как Большой Джон отбивает очередной час.

По причине определенной специфики района Кишелки звуки разнообразных драк и крики о помощи тоже являлись естественным шумовым фоном и вряд ли могли сподвигнуть местных жителей мчаться кого-то спасать, даже если господа при этом не спали, а прогуливались по соседней улочке. Господин Скрайс прибег к этому безнадежному способу исключительно по причине отчаяния и безвыходного положения.

Увы, вместо мало ожидаемой помощи или гораздо более вероятной рекомендации заткнуться, пока не прирезали, он получил такой предупредительный удар, что едва не подавился собственным зубом.

— Внучек, не надо нервничать, — произнес где-то у самой двери скрипучий старческий голос с характерным мяукающим акцентом. — Ему же еще разговаривать придется. Сынок, зажги свет, глаза у меня уже не те, что в молодости…

Что-то зашуршало, вспыхнула спичка, и еще до того, как ее огонек перекочевал на свечи в трехрогом подсвечнике, господин Скрайс понял, что его ночной привратник не просто обезврежен, а бесповоротно мертв и самого его в ближайшие минуты ждет та же участь.

Знаменитого Шэ Бао он знал в лицо, как и многих других господ, находящихся сейчас в его жилище.

Флавиус брезгливо вытер перчатку о скатерть и сухо обронил:

— Ничего страшного. Язык у него пока цел.

Братья Лю и Ли почти бесшумно отодвинули от стола и выставили на середину комнаты удобное мягкое кресло, которое так любил его побитый хозяин, и с почтением пригласили:

— Пожалуйста, уважаемый дедушка.

Отчаянная надежда на спасение забрезжила где-то далеко на горизонте. Если его не убили сразу и пригласили для разговора почтенного патриарха воровского мира, значит, будет законное разбирательство, а на этом поле скромный юрист вполне может потягаться хоть с Бао, хоть с его сыновьями.

Старый Паук Шэ с явно нарочитым кряхтением опустился в кресло и ласково оглядел сидящего на постели господина Скрайса.

— Соблаговолит ли преждерожденный поведать недостойным, как дошел до жизни такой?

— Может, для начала мне кто-то расскажет, что все это значит и по какому праву ко мне врываются среди ночи и избивают в собственном доме? — скорбно возгласил господин Скрайс. — Вы ведь сами знаете законы. Адвокат неприкосновенен, ибо…

— Э-э, яшмовый мой, — отечески проскрипел старик, — уж не нам, необразованным, объяснять светочу знаний, что стукач прикосновенен независимо от статуса.

— Не было ничего такого, — уверенно заявил юрист, чувствуя, как все крепнет и крепнет надежда на спасение. А как только они уйдут — сжечь к демонам проклятое письмо, это надо же было так проколоться, сам себе чуть могилу не вырыл от собственной жадности… Откуда, откуда они могли узнать? — Кто-то меня подставляет, не иначе. Откуда ветер-то?

— Что ж, давай по порядку, — добродушно согласился Паук, оставив на время хинские церемонии. — В пятницу… Верно, внучек, в пятницу? А то у меня уж память совсем не та…

Флавиус почтительно подтвердил.

— Ага, так вот, в пятницу к тебе приезжал некий варвар и передал письмо. Был такой?

— Был, — не стал отпираться Скрайс. Варвара-то вся улица видела.

— И что ты сделал потом?

— Да ничего. Прочел письмо, бросил в камин.

— Письмо. — Голос блудного внука Шэ аж трещал от яда и ненависти. — В камин. Ты. Профессиональный шантажист. Я бы посмеялся, если бы все не было так серьезно.

— Да не было в том письме ничего ценного, потому я его и сжег! — в отчаянии вскричал господин Скрайс. Трудно врать, когда твои слова воспринимают с таким предубеждением, знать бы еще, откуда оно у Флавиуса, это предубеждение? Неужели единственный факт, что Элмар привез кому-то письмо, дает основания утверждать, что этот же человек на него и донес? Что еще он знает?

— От кого же было это письмо? — участливо поинтересовался Паук, жестом заставляя умолкнуть нервного внука. — Откуда? Какие новости тебе сообщили?

— Это было личное письмо!

— Глупенький, — почти с нежностью проскрипел дедушка Шэ. — Твоя весьма недорогая жизнь — вот что для тебя сейчас должно быть действительно личным. Так кто? Откуда? И о чем?

Долго раздумывать было нельзя — поймут, что сочиняет, ведь для того, чтобы просто пересказать известное, времени на размышления не требуется. Срочно надо что-то врать, а что? Если первые и последний вопросы не проверяемы, то на втором можно здорово проколоться. Флавиус мог откуда-то знать, где бедному варвару дали письмо. А господин Скрайс этого не знал. Не потрудился хитрый мистралиец указать обратный адрес, да и какой бы дурак на его месте так поступил?