Всё, пора на стадион. Побегать, попрыгать — быть среди людей. Может, тогда удастся немного отвлечься.
Так, минутку… а где удостоверение личности? Там, когда их остановил стражник, Агафья не раздумывая предъявила его, пусть даже удостоверение превратилось во что-то странное, но где оно теперь?!
Неужели потеряла, безрукая? Только не паниковать. Владимир тогда забрал удостоверение. Если так, он и отдаст — и, несомненно, “забудет” доложить куда положено — посмотрит, что сделает сама Агафья. Но удостоверение нужно, только если остановят на улице, при выборочных проверках. А значит…
Ничего не значит. Остановят — надо сознаваться и получать положенное наказание. А если повезёт и обойдётся — впредь быть внимательнее. Всё, бегом на стадион!
* * *
К концу субботы Владимир начинал уже беспокоиться о своём психическом состоянии — успел переделать всё, что лежало в низком приоритете, на работе. Хватило ума не вносить всё сделанное в хранилище: будем выдавать постепенно, нет нужды поражать работодателя производительностью труда. Только глупый кот возьмёт и переловит всех мышей за одну ночь. Будем умным котом.
Кстати, о котах: Владимир участвовал в судьбе той самой кошки Машки: когда захворала, сам возил её в ветеринарную клинику и оплачивал лечение. Был такой импульс — и кошка уже пожилая, и хозяйка, сама немолодая, очень переживала за животное, и денег на лекарства и процедуры у хозяйки не нашлось. С тех пор Владимир, вместе с другими соседями, покупал лекарства — и кошке, и её хозяйке.
Так что сходил к бабушке Авдотье, принёс ей запасного корма для любимицы, заодно и с кошкой пообщался — помирился. И почему Агафья так испугалась её? Кошки в детстве подрали?
В конце концов Владимир взял тот самый рабочий блокнот, в котором записывал истории для Агафьи, и с обратной стороны его начал записывать всё то необычное, что связано с Агафьей. Номер первый — тот самый лист, “индульгенция”. Слово пришло на ум внезапно — где инквизиция, там и индульгенция. Ежу понятно, что ничем бы та бумага Владимиру не помогла, случись всё по самому нелепому сценарию. Но Агафья явно думает иначе.
Владимир записал, насколько смог припомнить, текст той самой молитвы. Агафья произносила её чётко и звонко, можно сказать — чеканно, но запомнилось лишь отчасти. И начало молитвы очень похоже на слова с медальона. Если это девиз Инквизиции, то всё в тему — ничего не скрывай. А то сам знаешь — есть средства развязать язык. Воображение отказывалось представлять Агафью, участвующую в средневековых допросах — раскалённые щипцы, дыба и прочие средства достижения взаимопонимания. Интересно, а чем бы пользовалась инквизиция в современности? Наркотики правды, электрошок, что-то ещё?
Нет, точно с головой не всё в порядке — это же надо до такого додуматься. Владимир помотал головой и ещё раз достал индульгенцию. И ведь никому не расскажешь — шестое чувство подсказывало, что не стоит посвящать в эту тайну кого-то ещё. Настоящим чудом разбрасываться не следует. Владимир посмотрел на лист под увеличительным стеклом и проколол его толстой иглой. Секунды через две после того, как иглу извлекли, дыра начала зарастать, и ещё через пять секунд полностью затянулась. Что за технологии такие? И главное: это ведь был обычный лист из стопки для принтера. И авторучка самая обычная. Что теперь, начать верить, что это Агафья так наколдовала?
Владимир в который раз спрятал индульгенцию в папку и направился на кухню — пора и в холодильнике порядок навести. И вообще на кухне.
* * *
Агафья проснулась в воскресенье не за час до рассвета, как уже привыкла, а за два. Вечером, вдоволь пообщавшись с подругами в клубе — помогло отвлечься от некоторых неприятных воспоминаний — Агафья раз за разом вспоминала, как она шла со стадиона, и её окликнул стражник.
Так она и поняла подлинную суть выражения “сердце ушло в пятки”. Хотя что тут такого — почти все хотя бы раз забывали дома документы (хотя со школы вбивают рефлекс всегда носить с собой). Всего-то устное предупреждение, оно даже не фиксируется. Чего было бояться? Но всё же испугалась. Но всего-то выронила резинку для волос — попросили поднять. Никогда бы не подумала, что от такого простого действия можно получить столько адреналина.
Дома перерыла все шкафы — нет удостоверения. Хотя и так понятно, у кого оно… Агафья улыбнулась и устроилась в постели с книгой. Настолько оказалась взбудораженной, что почти до одиннадцати не могла заснуть.
А в Управу явилась в половине восьмого — к вежливому недоумению вахтёра. Ничего: посидела в пустой комнате, отрепетировала устный отчёт. Главное — не пытаться ничего скрывать, всё как было пересказать. Устный отчёт — самый коварный, а заодно и самый правдивый. Наверное, поэтому мэтр их предпочитает: всё равно всё записывается, а потом переводится в текст.
* * *
Утром в воскресенье Владимир вспомнил, что паспорт Агафьи так и лежит в кармане куртки. Непорядок. Владимир вынул его и… снял фотокопии с каждой страницы. Исключительно для архивных целей. Наверняка и в паспорте Агафьи много странного.
И не ошибся: адресом места регистрации указано совсем не то, куда Агафья пыталась приехать. И что самое смешное, подлинный адрес всего в двух домах от того, в котором живёт Владимир. Вот уж совпадение! И как это прикажете понимать? Ладно, ещё одна запись в блокнот.
Владимир посмотрел на блокнот, в котором места почти не осталось, и решил навести и здесь немного порядка: отыскал в ящике стола новый блокнот и не поленился переписать туда найденные или придуманные истории — загадки для Агафьи. Но пояснения к ним переписывать не стал — и так всё помнит. Что ж, двадцать четыре истории — уже неплохо. Интересно было бы её истории услышать — помимо той, про цветок, которую так и не решили.
Владимир глянул на часы. В будние дни через час Агафья пришла бы в тот закуток. А что если…
Додумать он не успел. Бросился в прихожую, оделся и помчался на стоянку, за автомобилем. Не забыл взять с собой паспорт Агафьи.
* * *
Агафья ожидала, что её будет выслушивать не только мэтр Зервас, но и как минимум её непосредственный начальник — но выступать перед Высоким Советом, главами всех департаментов Инквизиции, она уж точно не мечтала.
Агафья оробела — секунды на две. Потом нашла в себе силы дойти до положенного возвышения, встать там на колено и дождаться, когда прикажут рассказывать. К этому моменту она полностью собралась с духом.
Доложила. Чётко и по существу, ничего не скрывая. На лицах высокого начальства Агафья отчётливо — боковым зрением — замечала самые разные эмоции. Должно быть, испытание придумал сам мэтр, он горазд на такие выдумки.
Обсуждали её отчёт, словно не замечая саму Агафью. И это тоже традиция — стой кто угодно на месте Агафьи, хоть сам мэтр, будет ровно то же. В конце концов мэтр поднялся на ноги сам, и велел подняться Агафье.
— Стажёр Камышова, — посмотрел он в её глаза. — Мне доставляет удовольствие сообщить, что решением Высокого Совета мы назначаем вас младшим оперативным работником, в том же подразделении, к работе приступаете по прохождению аттестации.
— Благодарю за доверие, Высокий Совет! — поклонилась Агафья, ещё не успев как следует удивиться. Её продвинули через две ступеньки: вначале ей положен стажёр первого ранга, потом кандидат в оперативные работники, и только потом младший оперативный работник! Ничего себе!
На этом собрание Высокого Совета закончилось. Все они, проходя мимо Агафьи, поздравляли её — и вот от этого она оробела по-настоящему. Наконец, в помещении осталась только сама Агафья и мэтр Агапит Зервас.
— Четыре года вы работали в должности стажёра второго ранга, — пояснил он, вновь предложив ей жестом — идёмте. — Работали прилежно, эффективно, ни разу не пытались намекнуть, что хотите повышения. Просто делали свою работу, и делали её на совесть. Мы ценим таких работников, Агафья. Последний год вы фактически работали оперативным работником, аттестация будет простой формальностью.