В один миг под сводами пещеры стало шумно, как на волинском торгу.
Словен сперва не мог понять — в чем же дело? И лишь потом сообразил: если спать в холоде и сырости, все мышцы затекают и теряют способность двигаться, все суставы начинают болеть. Вот так и получается, что ноги отказываются ходить, а руки — держать оружие.
Викинги продолжали копошиться на полу пещеры, сбившись в еще более беспорядочный клубок, чем во время сна.
— Датчане! — Вратко решил воспользоваться их беспомощностью и хотя бы попытаться договориться добром. — Воины! Вы узнаёте меня?
— Ворлок! — выплюнул рыжебородый дружинник.
— Чародей из Гардарики… — протянул седой.
— Безбожник! — Парнишка в драной рубахе попытался перекреститься. Выходило у него плохо, поскольку ладонь насмерть вцепилась в рукоять топора.
— Ты ворлок из Хольмгарда! — хрипло проговорил сам Лосси. — Ты явился по наши души, порождение Локи?
— Не нужны мне ваши души, — Вратко старался говорить твердо и уверенно, как говорил Хродгейр во время королевского суда на Оркнеях. — Я пришел помочь вам. Мы можем поговорить, Лосси-датчанин?
Точильный Камень озадаченно покрутил головой. Прикрикнул на своих:
— Тише! Раскудахтались тут! Вы воины или трэли?![36]
Хирдманы пристыженно замолчали.
— Чего ты хочешь, ворлок? — Лосси медленно поднялся. Гордость прирожденного воина не позволяла ему разговаривать стоя на четвереньках или на коленях. Он кряхтел, лицо викинга кривилось от боли, но он все же встал, тяжело опираясь на рукоять топора.
— Я разбудил вас… — начал новгородец, но его перебил плешивый датчанин:
— А кто наслал на нас чародейский сон? Сам же и наслал!
— Неправда. — Вратко покачал головой. — Не я вас усыплял. Кто? Не знаю. Но можем попытаться выяснить это вместе. После…
— Не ты нас усыпил? — нахмурился Лосси. — А кто? Кто здесь ворожит, колдует, напускает порчу? Я не знаю другого ворлока, кроме тебя…
— Если ты не знаешь, то это не значит, что их тут нет! — отрезал Вратко, вспомнив королеву Маб и Керидвену. И одна, и вторая запросто могли бы наслать волшебную сонливость на чужаков. Обеим эти чары по силам, обе способны на хитрость, когда им выгодно.
— Да? А кто тогда это сделал? — упрямо наклонил голову датский хевдинг. По обыкновению северян, он не собирался никому верить на слово.
— Сказал же — не знаю. Но если ты потребуешь, выясню. Могу даже поклясться тебе в этом.
— Поклясться? Пустое… Знал бы ты, сколько раз мне приходилось давать клятву, а после брать слова назад. Попробуй убедить меня, что ты тут ни при чем.
— Разве то, что я вас разбудил, не самое лучшее доказательство?
— Нет, — отмахнулся Лосси. — Ворлоки всегда ищут выгоду лишь для себя.
Новгородец вздохнул:
— Пойдем наружу, там, на свежем воздухе, я вам свидетеля покажу. Пускай он нас рассудит.
— А почем мы знаем, что там нас саксы не ждут? — снова встрял плешивый.
— Ждут. Обязательно ждут, — не стал возражать словен. — Но всего один и настроен он дружелюбно.
— Ты стал труслив, как заяц, Бьёрн! — покосился на болтуна Лосси. И снова обратился к Вратко: — Мы выйдем отсюда, ворлок. Не самое лучшее место… — Он поёжился. — Но ты ответишь на мои вопросы. И постараешься, чтобы ответы мне понравились.
— Мои ответы — не марка серебра, чтобы всем нравиться, — пожал плечами новгородец. — Могу пообещать, что скажу тебе правду. А там решишь для себя — друг я вам или враг. Годится?
— По рукам! — впервые за время разговора Точильный Камень улыбнулся. — Пошли!
Выбравшись из-под каменных сводов, Вратко первым делом окликнул старого сакса:
— Вульфер! Вульфер, ты где?!
Ответом была тишина.
Уже совсем стемнело. Туман отражал отблески факела, играя всеми оттенками красного: от багрового до ярко-алого. Мутно-белесая стена приступала совсем близко… Ну, как тут дорогу найти! И старик запропастился куда-то…
— Вульфер!
Тишина…
— И где же твой свидетель, ворлок? — Лосси шагал еще неуверенно, но уже гораздо ровнее.
Его хирдманы выбирались, поддерживая друг друга, опираясь на оружие, хватаясь руками за стены подземного хода. Кто-то, вдохнув полной грудью сырой, но все-таки свежий воздух, садился прямо там, где стоял. Другие с наслаждением впитывали и сырость, и холод — ведь это запах спасения и свободы.
— Откуда я знаю? — Парень развел руками. — Он — вольный человек. Хочет — приходит, хочет — уходит.
— Как селедка, — усмехнулся Бьёрн. — Хвостом махнул и поплыл… То в море, то во фьорд.
Викинги негромко засмеялись.
«Ну, если хохочут, значит, не пропадут, — подумал Вратко. — Для урманов смех — первая радость в жизни… Нет. Вторая. Первая — голову кому-нибудь с плеч снести. И кажется, с моей головы они сейчас и начнут…»
— Вот скажи, ворлок, что мне с тобой делать? — Лосси держал топор наперевес, прижимая к груди, как мать новорожденного младенца. — Я познакомился с тобой нынешним летом, но с тех пор удача развернулась ко мне задом. И лопни мои глаза, если это тот зад, который может соблазнить мужчину. Я уже жалею, что ввязался в поход Харальда Сурового. Ни денег, ни славы не добыл, а почти всю дружину потерял. И корабль… — Лицо Точильного Камня на мгновение страдальчески сморщилось. — Мой дреки… Мой «Жрущий ветер». Где он теперь, ворлок?
— Я-то тут при чем? — Вратко развел руками. — Разве я уговаривал тебя плыть на Оркнейские острова?
— Мои неудачи начались, когда я повстречал тебя, — угрюмо повторил викинг.
— Ну, извини… И позволь мне сделать так, чтобы встречей со мной они и закончились.
— Я тебе не верю. — Лосси перехватил топор покрепче. — Знаешь, что мне хочется сделать?
— Догадываюсь.
— Разрубить тебя на две половинки. А потом еще на две. Да разбросать их подальше одну от другой. Знаешь зачем?
Новгородец молчал, прикидывая, в какую строну лучше убегать, если датчанин от слов перейдет к делу.
— Не знаешь? Так я скажу, — продолжал между тем Лосси. — Чтобы части твоего тела не срослись вместе, послушные чародейским заклинаниям, а душа твоя вечно блуждала во мраке и холоде Нифльхеля!
Его хирдманы одобрительно переговаривались. Двое или трое, выглядевших покрепче прочих, потянули мечи из ножен.
«Сделает хоть шаг в мою сторону, побегу! Чего-чего, а догнать меня будет для них трудновато. Какое-никакое, а преимущество… Эх, втравил меня Вульфер в дельце! А сам удрал. И не попрощался даже. Вот и думай, что знаешь человека…»
Седой волк бесшумно выступил из тумана и остановился между Вратко и датчанами.
Новгородец услышал глухой рык, увидел вздыбленную шерсть на загривке зверя и вполне мог представить себе, как сморщивается верхняя губа, обнажая длинные, чуть желтоватые клыки.
Лосси отшатнулся. Лица его дружинников побелели как полотно.
— Да ты и правда ворлок… — протянул плешивый Бьёрн.
Вратко приосанился, бросил ладонь на рукоять меча. Турс его знает, откуда приходит этот волчара, но он не враг. Это точно. Значит, нужно пользоваться его помощью и поддержкой. Чтобы спасти Хродгейра, ничем пренебрегать нельзя.
— Вы слишком много толковали, что я ворлок, — проговорил парень. — И ты, Лосси Точильный Камень, и епископ Бирсейский, и монах Бернар. Так долго, что я и сам в это уверовал. Уверовал и начал колдовать по мере сил. Знаешь, получается неплохо…
Датчане хмурились, но слушали. Наброситься не пытались.
— Ты зря ставишь мне в вину проигрыш у Стэмфордабрюгьера. Если ты помнишь, многие скальды говорили тогда свои стихи. И я тоже. Ведь сам Харальд Сигурдассон просил меня об этом. Смог бы ты, Лосси-датчанин, отказать великому конунгу? Я говорил вису, и бой начал поворачиваться в нашу пользу. Ты помнишь это? Саксов отбросили от строя, «Опустошитель земель»[37] пошел вперед, на врага… Победа уже улыбалась норвежскому войску. Ты помнишь это, Лосси-датчанин?