— Что задумали? — пробасил Олаф. — Холку намять этому болтуну. Уйди с дороги, Подарок!

— Не надо ссориться!

— Я первым не начинал. С дороги! Он уже надоел мне!

— В самом деле, — рассудительно проговорил Гуннар. — Сколько можно врать-то?

— Вульфер, — Вратко повернулся к саксу, — ты правда был там? Говори честно, без шуточек. Пожалуйста.

— Эх, не люблю я хвастать… — Старик потер затылок.

— Вот заладил! — Олаф сжал кулаки.

— Вульфер, ты был там? — повторил Вратко. — Если был, почему тебя никто не видел?

— Ладно, — сакс тряхнул головой, — я был. Там. Только… Как бы вам сказать… Это был не совсем я…

— Что ты морозишь?! — рыкнул соломенноволосый викинг.

— Как такое может быть? — поддержал его кормщик.

Лохлайн, с нескрываемым любопытством наблюдавший за людской ссорой, зло усмехнулся:

— А он оборотень. Волка видели?

— Видели… — Слова динни ши не сразу дошли до новгородца. — Что?!

— Правду он говорит. Оборотень я, — развел руками Вульфер. — Чего уж теперь скрывать? Волка видели?

Храбрецы викинги одновременно отшатнулись в стороны. Гуннар сжимал копье двумя руками, нацелив острое жало в лицо саксу. Олаф от волнения замешкался и все никак не мог вытащить меч из ножен, зато левую руку запустил за ворот рубахи, и Вратко знал, что широкая ладонь викинга сейчас сжимает оберег — молот Мйольнир.

Новгородец подумал, что тоже должен был испугаться. А вот не получалось никак. Скафти Медвежью Шкуру, пока тот был здоров и полон сил, Вратко боялся. Эйрика, викинга с угловатым лицом и глазами безжалостного убийцы, тоже боялся. И Модольва Кетильсона, хоть тот никогда не проявлял открытой враждебности. А уж вспоминая бэньши, ночную плакальщицу, парень и сейчас холодел, да между лопатками бежали противные мурашки. А тут… Вроде бы оборотень — человек, умеющий надевать звериную шкуру, — ой как опасен. Столько всяких историй про них рассказывают, спасу нет. А ведь не страшно!

— Серый с проседью, — медленно проговорил Вратко. — Так это ты… — Парень наконец догадался. — Так это тебя лохматый зацепил? Верно?

— Ну, меня, — неохотно ответил старик, поглядывая на норвежцев. Почему-то не оставалось ни малейшего сомнения — он упредит любое их движение.

— И когда меня к дереву привязали… Это тоже ты был?

— Ну, я…

Словен совершил тот поступок, который подсказывала ему совесть. В пояс поклонился плешивому седому саксу:

— Спасибо тебе, почтенный Вульфер. Я-то думал, ты мне один раз жизнь спас, а оно вот каким боком поворачивается. Трижды, самое малое… Спасибо тебе от всего сердца.

И тут старик застеснялся: переступил с ноги на ногу, отвел глаза, попробовал колупнуть дерн носком сапога.

— Два раза, Вратко из Хольмгарда. Только два. На берегу Дервента тебя гилли ду выручил. Пока я подоспел, он бэньши уже прогнал.

— Уберите оружие! — Новгородец повернулся к норвежцам. — Ничего он вам не сделает. Ну же!

— Ты, Подарок Ньёрда, сильно-то не командуй. — Гуннар отступил на шаг, опуская Злое Жало наконечником вниз. — Я об оборотнях мало добрых слов слышал…

— Да хотел бы он нас загрызть, давно б уже справился! — возмутился парень. — Ты его в бою видел?

— В волчьей шкуре? Видел. Мельком.

— И что?

— Не хотел бы я с таким зверем один на один сцепиться.

Олаф, так и не обнаживший клинок, опасливо пробормотал:

— Ага… Такого иначе как серебром и не возьмешь.

— И думать не смей! — прикрикнул Вратко, сам себе дивясь — никогда раньше он не пытался командовать викингами, хотя они всегда прислушивались к его словам и спрашивали совета, если следовало принять важное решение. — Он же, выходит, все время нам помогает!

— Серебром? — переспросил Вульфер. Шагнул вперед, протянул раскрытую ладонь. — Твой оберег серебряный? Клади, не стесняйся.

Олаф отшатнулся, но после взял себя в руки. Отпустил рукоять меча, упер кулаки в бока:

— Еще не хватало!

— Я для твоего же спокойствия, — пояснил старик.

— Ладно, чего там! — пожал плечами хёрд. Отвернулся, выказывая высшее доверие. Уж если бы он продолжал опасаться нападения оборотня, то ни за что не спустил бы с него глаз.

— Если то, что рассказал нам Подарок Ньёрда, правда, я почту за честь сражаться с тобой плечом к плечу, Вульфер-сакс, — подал голос Гуннар. Но поглядывал кормщик все еще настороженно. И копье убирать не спешил.

— Спасибо. Думаю, нам еще предстоит пара-тройка хороших драк. — Вульфер, недобро прищурившись, прошел мимо него, едва не оттолкнув с пути, остановился напротив Лохлайна. — Что, доволен, десятник?

Динни ши закаменел лицом:

— Смотреть, как боятся люди, так забавно.

— А не хочешь ли сам напугаться? По-серьезному, а? Чтобы полные штаны.

От взгляда Вратко не укрылось, что рядовые воины-подземельщики сдвинулись плотнее друг к дружке, выставили, словно невзначай, сулицы остриями вперед.

— Ты хочешь поссориться с великой королевой? — твердо (пожалуй, слишком твердо, что выдавало напряжение) произнес Лохлайн.

— Ты же знаешь, что я не побоюсь гнева ее величества, — негромко проговорил оборотень. — Я достаточно долго живу и многое перевидал на своем веку. Гнев королей и вражду колдунов тоже. И жив, как видишь. А на твоем месте подумал бы семь раз прежде, чем играть с огнем. Ведь ты, Лохлайн, если мне не изменяет память, еще недавно был сотником? Так ведь? Теперь ты десятник, а в скорости можешь стать мертвецом. Будет ли ее величество мстить за опального слугу?

Всего лишь несколько мгновений понадобились динни ши для ответа. Какие доводы он успел перебрать и сколько, Вратко не знал. Но житель Полых Холмов прижал ладонь к сердцу и, изящно поклонившись, проговорил смиренно:

— Я был не прав. Увлекся. Прошу простить.

«Доведет тебя гордыня и длинный язык…» — подумал новгородец.

— Доведет тебя гордыня и длинный язык… — покачал головой Вульфер. Махнул рукой и отвернулся.

— Ну, Вратко из Хольмгарда, — сказал он, немного погодя, — теперь с моей стороны недомолвок нет. Станешь ли ты говорить мне всю правду без утайки?

— Стану, — выдохнул словен. — Идем мы в Стринешальх. Это на востоке, немного севернее Скардаборга, который вы, саксы, зовете, Скарборо.

— Это вы, северяне, зовете наш Скарборо Скардаборгом. А позволишь ли мне узнать, что именно нужно вам в Стринешальхе?

— Монастырь.

— Аббатство ты хочешь сказать?

— Да. Наверное. Только…

— Аббатство давно разрушено. Датчанами. Сыновьями Рагнара Кожаные Штаны.

— Да.

— Значит, вам нужны остатки капища друидов?

— Да. — Вратко на миг показалось, что саксу нет нужды его расспрашивать. Зачем, если предугадываешь ответ на каждый вопрос?

— Пойдем! До рассвета еще не близко — нам шагать и шагать, — рассмеялся старик. — А поговорить мы можем и на привале.

Возражать никто и не думал. До цели путешествия оставалось не меньше полусотни верст, и их еще предстояло преодолеть.

В канун дня Святого Кеннета[56] они заночевали в темном глубоком овраге, разрезавшем крутобокий, как каравай, холм. Вернее, «задневали», поскольку динни ши не слишком хорошо относились к солнечному свету и предпочитали путешествовать ночью. Вообще-то Вратко понял, что истории, гуляющие среди людей, о губительности солнечных лучей для «малого народца» во многом выдумка и порождение необузданного воображения болтунов. Подземельщики и не думали превращаться в камень или таять в воздухе на рассвете, а просто становились вялыми и ленивыми. Если день застигал их в пути, воины Лохлайна начинали спотыкаться, прикрывали глаза ладонями, могли врезаться лбом в дерево. Но это, предполагал новгородец, происходило от привычки народа Холмов к темноте. Яркий дневной свет причинял боль их глазам.

Поэтому перед зарей Лохлайн старался найти убежище: или пещеру, благо путь их лежал через холмы северной Нортумбрии, или заросший лозняком овраг, или, на худой конец, старался забраться в густую чащу. Люди не возражали — ну, что поделаешь, если спутникам невмоготу на солнце? Тем паче урманы тоже считали, что передвигаться ночью безопаснее. Об их племени гуляла по Англии не самая лучшая молва и, как знать, не захочет ли какой-нибудь местный тан[57] по-легкому добыть воинскую славу? Они-то задешево жизни не продадут, и валькирии доставят с честью павших в чертоги Одина, заветную Вальхаллу, но кто тогда позаботится об оставленных друзьях? А спать можно и днем. Для человека, привычного к походам и сражениям, нет никакой разницы.