— Запали свечу, брат Димитрий! — охнул словен. — Я не удержу свет!

— Да, да… Сейчас… — Херсонит суетливо порылся в сумке. Вытащил кремень и огниво. Пальцы его тряслись, и он никак не мог высечь искру.

С ревом из темноты возник ужас глубин и, стоя на задних лапах, навис над Гуннаром. От чудища несло могильным тленом и плесенью. Круглые, как у совы, белесые буркалы казались глазами слепца — без зрачков, мутные, обрамленные реденькими ресницами. В разинутой пасти выделялись двухвершковые клыки. Морда выглядела словно изуродованное неведомой болезнью человеческое лицо. Широкий нос с вывернутыми наружу ноздрями; уши круглые, маленькие, прижатые к голове; тяжелые надбровья.

Передними лапами — или руками? — ужас глубин попытался сграбастать кормщика.

Гуннар отмахнулся мечом, а Вульфер безжалостной волчьей ухваткой нацелил клыки чудовищу в пах.

«Еще бы… — отрешенно подумал Вратко, изо всех сил стараясь не дать погаснуть огоньку. — Там же жилы!»

Ужас с ловкостью, неожиданной для такой грузной туши, отдернул лапу от клинка викинга, а волку подставил колено.

Когда оборотень отскочил, с его пасти свисали лохмы седоватой шерсти, которая надежно защищала чудовище. Длинные спутанные пряди не так-то просто даже сталью перерубить. Не зря кочевники украшают шлемы конским волосом — прочным и скользким.

Сухо щелкнул самострел Нехты.

И одновременно с тетивой прозвучал удивленный голос Олафа:

— Еще один!

«Это конец, — пронеслась в голове словена непрошеная мысль. — Как от одного избавиться, непонятно, а целых два…»

Парень повернулся и увидел лишь стремительный взмах меча светловолосого хёрда, оперение короткой стрелы подземельщика, едва виднеющееся из глаза второго чудовища, и темную полосу, пятнающую более светлую, чем у первого, шерсть.

А потом клубок света растворился в окружающем мраке. Исчез, оставив после себя ощущение разочарования и обиды.

— Можно их бить! — рычал Олаф.

— Огня! — просил Гуннар.

Нехта бессвязно выкрикивал слова на гэльском. Вратко никак не мог уловить их суть, хотя и понимал, что динни ши отчаянно ругается.

«Нужно что-то делать! В темноте нам не отбиться!»

Вратко забормотал, в суматохе проглатывая куски слов:

Огнь Неба ясный
Ньёрда Дар молит
Требуй, что хочешь —
Требу иль виру…[102]

Ужас глубин заревел. Кормщик с проклятиями крестил воздух мечом — даже в ушах свистело. Щелкнули зубы… Вульфер? Или враг?

Удар тела о камни…

Хорса улыбку
Любо нам видеть.
Ворога злого
Ворлок изгонит…

Ничего не произошло, ровным счетом ничего.

Да словен особо и не рассчитывал на успех. На скорую руку склепанные строчки, как бочка неумелого бондаря, ни воды, ни силы чародейской не удержат. И значит, никакого «ворога злого» ворлок изгнать не сможет. Тут нужно нечто большее, нежели простое везение.

Щелкнул самострел.

Ужас глубин взрыкнул. И вдруг завыл. Басовито, протяжно.

Звук ударил по ушам, словно кувалда. Бронебойной стрелой ворвался под череп, заворочался там медведем, умащивающимся в берлоге.

Вратко охнул и схватился руками за виски. Копье, загремев, упало на камни, отскочило и зацепило парня по голени.

Новгородец зашипел сквозь зубы, но — вот удивительно! — боль от удара окованным древком на время отогнала страх.

Сзади хрипло «хэкнул» Олаф.

Зацепил? Или чудище вновь ускользнуло?

— Брат Димитрий! — срывающимся голосом попросил парень. — Что там…

В ответ темноту разорвал крохотный снопик искр, вылетевший из-под огнива. За ним еще, и еще один! Вспыхнул красный глазок разгорающегося трута.

«Ну, раз огонь будет, волшебство не нужно. Можно браться за оружие…» — решил Вратко. Наклонился за копьем.

При слабеньком свете фитиля сальной свечи стало видно, как, шатаясь, бредет по камням Вульфер. Оборотень не смирился и на ходу припадал к земле, намереваясь выметнуться вперед в новом — возможно, последнем — прыжке. Ужас глубин, который появился первым, когтистыми лапами пытался сграбастать Гуннара. А викинг вился юркой уклейкой, отмахиваясь мечом.

Выставив перед собой Ассал, Вратко кинулся на помощь кормщику. Но тут в спину парню врезалось что-то тяжелое, сбило с ног, бросило лицом на валуны. Вспышкой боли откликнулась рассеченная бровь.

— Получи!

За выкриком Олафа последовал новый рык ужаса глубин.

Попытавшись откатиться в сторону, Вратко понял — на его спине кто-то лежит. Не слишком тяжелый… Динни ши?

— ig! — голосил Нехта. — ig, uilebheist!!![103]

Значит, не он.

Дрыгнув из всех сил ногами, Вратко сбросил помеху. Кровь заливала левый глаз, но он сумел разглядеть, что Олаф мечется вокруг второго ужаса глубин и рубит, рубит, рубит… Чудовище неуклюже ворочалось на месте, отмахиваясь от хёрда. Ни следа прежних ловких и быстрых движений. С чего бы это?

Разгадка нашлась быстро — из второго глаза обитателя пещер торчало оперение короткой стрелы. Пожалуй, Нехта больше всех сделал для победы.

Хотя какая там победа!

Не успел новгородец о ней подумать, как Олаф поскользнулся и широкая лапа просто смела его, как ураган сносит сухую листву.

А что же остальные?

«Нужно вставать и драться!»

Ужас глубин на миг застыл, раздувая широкие ноздри. Потом взревел коротко и глухо и скакнул прямо к словену.

На пути зверя оказался херсонит.

Брат Димитрий стоял на коленях, сжимая в левой руке свечу, а правой часто крестился, все возвышая голос.

— Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои,[104] — слова молитвы взлетали к затерянному в темноте своду пещеры. — Тебе, Тебе единому согрешил я и лукавое пред очами Твоими сделал, так что Ты праведен в приговоре Твоем и чист в суде Твоем…

И чудовище остановилось, словно натолкнувшись на невидимую стену. Ударило когтями… И отдернуло лапу, словно обожглось.

— …Вот, Ты возлюбил истину в сердце и внутрь меня явил мне мудрость. Окропи меня иссопом, и буду чист; омой меня, и буду белее снега. Дай мне услышать радость и веселье, и возрадуются кости, Тобою сокрушенные. Отврати лице Твое от грехов моих и изгладь все беззакония мои. Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня. Не отвергни меня от лица Твоего и Духа Твоего Святого не отними от меня…

Нехта с самострелом в одной руке, а «козьей ногой»[105] — в другой замер, выпучив единственный глаз.

Вратко наконец-то перевалился с бока на четвереньки и прямо перед собой увидел лицо Лохлайна, искаженное мукой.

— …Научу беззаконных путям Твоим, и нечестивые к Тебе обратятся. Избавь меня от кровей, Боже, Боже спасения моего, и язык мой восхвалит правду Твою. Господи! Отверзи уста мои, и уста мои возвестят хвалу…

Волоча за собой Лохлайна, словен пополз к монаху, под прикрытие святой молитвы.

Невидимая преграда, казалось, окрепла, расширилась и толкнула чудовище в грудь. Ужас глубин зарычал и отступил.

— …Господи! Отверзи уста мои, и уста мои возвестят хвалу Твою: ибо жертвы Ты не желаешь…

— Гуннар, сюда! — закричал новгородец. — К нам, скорее…

Но раньше кормщика его зов услышал Вульфер. Светло-серый волк влетел в защищенный круг и замер, пошатываясь и опустив распахнутую пасть к осклизлым камням. Его бока вздымались, как кузнечные мехи. На кончике языка повисла крупная капля слюны.

— …Облагодетельствуй по благоволению Твоему Сион; воздвигни стены Иерусалима: тогда благоугодны будут Тебе жертвы правды, возношение и всесожжение; тогда возложат на алтарь Твой тельцов.

вернуться

102

Виса сложена размером квиндухатт.

вернуться

103

Умри, чудовище! (гэльск.).

вернуться

104

Псалом 50.

вернуться

105

«Козья нога» — приспособление для натягивания тетивы арбалета.