— Колдуй, Вратко из Хольмгарда, колдуй! — Глаза королевы метали синие холодные молнии.

— Что я могу сделать? Он сильнее…

— Глупости! Чернорясый взывает к своему богу! Попроси и ты помощи!!! Зови всех богов, каких только знаешь! Путь суровые боги северян помогут саксам! Поклонись Богине Дану, Ллиру и Нуаду! Цернунносу и Эпоне! Знаешь ли ты, каким богам молились римские легионеры, выстроившие Адрианов вал?

Вратко осторожно, чтобы не отвалилась голова, кивнул. Рианна рассказывала о борьбе пиктов с римлянами и упоминала несколько имен: Юпитер, Марс, Церера, Нептун…

— Так что же ты медлишь? Колдуй! Ворожи! Зови всех богов на битву с Белым Богом!

Словен почувствовал, как напряглись пальцы Димитрия.

— Не мучай его! — отрывисто проговорил херсонит. — Зачем заставлять бороться с тем, кто заведомо сильнее?

— Что? — закаменела лицом королева. — Кто ты такой, чтобы возражать мне?

— Человек! — твердо отвечал ромей.

— Червь! Вам уготовано вечное место рабов!

— Эти черви сейчас правят миром! А твои сородичи прячутся в норы!

Позеленев, Маб вскинула руки. Вратко примерещилось слабое свечение, охватившее вдруг ее тонкие пальцы.

— Стойте! — закричал новгородец. — Не надо ссориться! Я готов продолжать.

— Вначале я накажу этого червя, эту пыль на сапогах вечности, эту песчинку, возомнившую себя горой! — голос королевы звенел, словно добрая сталь под молотом кузнеца.

— Если ты, твое величество, причинишь вред моему другу. — Вратко выпрямился, расправил плечи. Теперь, когда он не пялился в котел Керидвены, порча, наведенная Бернаром, начала ослабевать. Силы возвращались с каждым ударом сердца. Если бы не холодный пот и ломота в висках… — Если ты хотя бы попытаешься это сделать… Можешь считать наш договор расторгнутым. И не обессудь, если я сложу нид против тебя и твоих прихлебателей!

На мгновение за плечом королевы мелькнула перекошенная рожа Морврана. Олаф повел плечами, примериваясь вступить в драку.

Королева помедлила и кивнула.

— Хорошо, Вратко из Хольмгарда. — Она опустила руки, складки в углах упрямо сжатых губ разгладились. — Я принимаю твое условие. Надеюсь, оно будет последним?

— Не я начал изменять условия договора, — дерзко отвечал словен. — Но я готов продолжать ритуал.

— Можно подумать, саксы не простоят хоть намного без помощи ворлока из Гардарики, — пробурчал Гуннар.

— Мы не можем рисковать, северянин! — резко бросила королева.

— Чепуха! Саксы — крепкие ребята, — уверенно возразил кормщик. — Я видел их при Гейт-Фулфорде и при Стэмфордабрюгьере. Продержатся.

— Не надо спорить, — устало вздохнул Вратко, чувствуя: вот еще совсем немного, и королева Маб рассвирепеет по-настоящему. Кто возьмется тогда ее остановить? — Я решил продолжать, и я буду продолжать. Готовь котел, почтенная Керидвена!

Брауни вдохнули побольше воздуха и начали дуть, не ожидая приказа ее величества.

Вскоре новгородец привычно склонился над котлом.

«Не пора ли и в самом деле призывать всех богов на битву? К чему может привести столкновение высших сил? Не уничтожат ли они весь наш мир: всех людей, тварей бессловесных, деревья и траву, твердь и море?.. Как там в легендах урманов? Рагнарёк? Последняя битва, в которой не выживет никто? Подумать даже страшно… Так зачем же приближать ее?»

На Сенлакском холме войско Вильгельма вновь пошло на приступ.

На сей раз главный удар нанесли рыцари правого крыла. Граф Робер де Бомон и граф Эстас Булонский скакали впереди. Военачальники сменили коней и теперь красовались перед строем рыцарей, скакуны которых уже не могли подняться в галоп. Всадники наступали неспешной рысцой.

Изрядно поредевшее войско саксов притихло в ожидании новой схватки. Даже самые яростные и бесшабашные не желали тратить силы на пустую похвальбу, крики, показную игру с оружием. Но по решительно сжатым губам, насупленным бровям и упрямому блеску светлых глаз Вратко понял: стоять они будут насмерть. До последнего бойца. Ибо им есть что защищать.

Новгородец решился наконец и сказал вису, вертевшуюся у него в голове с самого утра:

Один одноглазый
Меда избавитель,
Молниеметатель
Молота хозяин,
Волн волнитель мудрый
Славный родич ванов,
Встаньте в строй дружинный
Стали суд вершите!

Подумал и добавил еще одну, сочиненную на ходу, тут же:

Бог лесов рогатый!
Огмиос речистый!
Друг дружин словенский!
Тюр, поборник правды!
Мать Дану и Нуад!
Мананнан сын Ллира!
Пристало ль в вихре стали
В стороне вам чахнуть?[144]

Легкий туман сгустился над лесом, над холмом, над прогалиной, где кипела жаркая круговерть боя. Из него начали вырастать призрачные фигуры: то ли люди, то ли великаны. Первым появился худощавый седобородый мужчина в широкополой шляпе и черной повязке, скрывающей один глаз. Рядом с ним — ширококостный крепыш. Рыжебородый, с мускулистыми руками, обнаженными по плечи. Он поигрывал молотом на короткой рукоятке. По другую сторону от кривого — однорукий воин с печальным лицом, повесивший меч так, чтобы легко было выхватить его левой рукой. Чуть дальше золотоволосый стройный боец в блестящей кольчуге. В руках он держал украшенный искусной резьбой, окованный серебром рог. А позади всех морщинистый бородач с седыми прядями в волосах, из которых торчали стебли побуревшей морской травы.

«Да это же боги урманов! — догадался Вратко. — Один, оставивший свой глаз в залог великану Мимиру за глоток из источника мудрости. С ним громовержец аса Тор, гроза всех йотунов и чудовищ. Тюр, бог справедливости и воинского мастерства, чью руку откусил гигантский волк Фенрир, обманом скрученный волшебной веревкой. И Хеймдалль, сын девяти матерей, страж моста Бифрост, отделяющего Асгард от Срединного мира. А в руках он держит чудесный рог Гьяллархорн, чей голос возвестит начало Рагнарёка. А последний? Неужели морской хозяин — Ньёрд, один из немногих ванов, мирно живущих бок о бок с семейством асов? Так вот ты какой, вана Ньёрд?! Спасибо тебе, что сохранил жизнь безусому словенскому отроку, не скормил рыбам и разным всяким тварям морским…»

Туман продолжал переливаться, как густая сметана, хотя и выглядел совсем не плотным — так, дымка полупрозрачная. Из него появилась косматая фигура с ветвистыми оленьими рогами на голове. Неужели это Цернуннос? А почему такой волосатый? Уж не в шубе ли? Приглядевшись, новгородец понял, что на самом деле грудь, плечи, спину и живот галльского бога, туго перевитые канатами мускулов и жил, покрывает густая шерсть, наподобие волчьей, только с рыжинкой. Неподалеку от рогатого бога шагал плешивый, сутулый старик с клочковатой седой бородой. Несмотря на тщедушный вид, на плечах лысый нес львиную шкуру — свидетельство высокого положения, а в руках — дубинку и лук.

«Огмиос! Галльский бог красноречия и мудрости! Рианна говорила, что следом за ним должна валить целая толпа людей — у каждого через серьгу в ухе протянута золотая цепочка, второй конец которой прикреплен к языку старца. Видно, оставил он своих приверженцев, как и Один, отправившийся на битву без эйнхериев».

Правее галлов скрестил на груди могучие руки черноволосый бог с бородой цвета красной бронзы. В здоровенном кулаке он сжимал рукоять секиры, сверкающей, словно молния.

Неужели сам Перун, брат Солнца и Огня, покровитель воинского люда?

Особняком стояли несколько божеств в зеленых юбках длиной до колена.

«Чудные, — усмехнулся Вратко. — На вид добрые воины, а вырядились, как женщины…»

вернуться

144

В этой висе Вратко упоминает галльских богов Цернунноса и Огмиоса, славянского Перуна, считавшегося «отцом дружин», а также богов кельтского пантеона.