— Ты видишь, мальчик? — потрепала она жеребца по влажной от пота шее. — Ты можешь выпить всю воду. Еще несколько ярдов, и отдыхай себе.

Жеребец навострил уши и приподнял голову. Он почуял воду и прибавил шаг. Очень скоро Тоз вступил под тень пальм. Не успела Тэмпл подойти к источнику, как Тоз, отталкивая ее мордой, попытался первым прильнуть к воде.

— Нет! — запротестовала Тэмпл. — Подожди своей очереди.

Она встала на колени, склонилась над источником и плечом отвела морду Тоза в сторону. Потом она опустила лицо в прохладную воду и начала жадно пить. Утолив жажду, она отерла губы, села на колени и уступила место Тозу.

После того как жеребец напился, Тэмпл расседлала его и бросила седло к подножию пальмы. Ока стянула с себя белый балахон, свернула его, сделав по душку, и положила поверх седла. Тэмпл сняла сапоги и вытянулась на траве, положив голову на изголовье из седла и одежды. Тэмпл надкусила плод инжира, но аппетита у нее не было, поэтому она протянула ягоду жеребцу, который щипал траву.

Тэмпл вздохнула, прикрыла глаза и сказала себе, должна немного поспать. Впереди ее ждала бессонная ночь. Но бедняжка так устала, что даже сон не шел к ней. Ее не беспокоил страх будущего — ей не давало спать сожаление о прошлом, ясное понимание того, что никогда не увидит единственного мужчину, которого ей довелось полюбить. Глаза ее наполнились слезами. Все кончено. У нее не осталось ничего, кроме воспоминаний. Воспоминаний об утренних прогулках верхом, воспоминаний о последней поездке к оазису в серебряном сиянии луны. У Тэмпл щемило сердце. Луч счастья мелькнул и исчез из ее жизни. Шариф не принадлежал ей. Она никогда его не увидит. Он никогда ее не обнимет. Вспоминая о своей жизни в лагере, она поняла, что будет скучать по шейху и его подданным, по той простой жизни, которую она привыкла вести. В то же самое время Тэмпл вовсе не скучала по высшему свету, в котором привыкла вращаться, по балам, сплетням и ухаживаниям. По череде поклонников. Как беззаботно она порхала по жизни, разбивая сердца влюбленных в нее молодых людей. Как эгоистична была она в бесконечном поиске плотских утех и наслаждений, она не сделала добра ни одному человеку! Горькие слезы текли по ее щекам, но Тэмпл улыбалась. Только теперь она поняла, что именно искала в череде впечатлений. Тайну собственной ненасытной натуры ей помог разгадать прекрасный арабский шейх, бедуин. Поэтому теперь для нее не имело значения, найдет ли она человека, которого сможет полюбить так же искренне и пламенно: любовь уже осветила ее жизнь. Для нее теперь не имело значения даже то, что Шариф никогда ее не любил. Теперь ее волновало лишь то, что она любила его.

Раньше Тэмпл подозревала, что была от рождения лишена чего-то очень важного, что от родителей к ней не перешла способность любить, что она не способна возлюбить другое живое существо больше, чем она любит себя. Теперь она точно зала, что Шарифа она любит больше. Она любила его так сильно, что даже решила, что не станет обращаться к властям и не расскажет никому о том, что с ней произошло в пустыне.

Она должна добраться до Багдада прежде даты, означенной в ее расписании, поэтому ни один человек не догадается, что с ней произошло. Никто никогда не узнает, что ее похитили и она провела в лагере арабского шейха месяц в качестве его жертвы и наложницы. Довольная тем, что может уберечь от неприятностей любимого человека, Тэмпл наконец уснула.

Проснулась она, едва солнце начало садиться. У Тэмпл ушло не больше минуты на то, чтобы наполнить фляжку водой, оседлать Тоза и отправиться в путь. Пока не взошла полная луна, она ехала в темноте и пела, чтобы не чувствовать одиночества. Потом Тэмпл принялась изучать звезды и угадывать созвездия. Пока она ехала с закинутой кверху головой, ей подумалось, что эти самые звезды и луна, которые видит она, сейчас льют свой свет на маленький лагерь Шарифа. И тотчас ей стало не так одиноко.

Тэмпл провела в пути уже сутки. Тариз как-то сказал ей, что на верблюдах бедуины совершают ежедневные переходы в семьдесят миль. Наверное, и она с Тозом отмахала не меньше.

Новый день принес с собой еще более безжалостную жару, чем предыдущий. Тэмпл казалось, что она уже вечность качается в седле под палящим солнцем.

Утром солнце палило нещадно, а ближе к полудню жара стала и вовсе невыносимой. Поднеся руку ко лбу, чтобы смахнуть пот, Тэмпл поймала себя на мысли, что совершала это движение всякую минуту на протяжении последнего часа. Она тяжело дышала и отчаянно искала взглядом на горизонте хотя бы намек на верхушки пальм. К несчастью, она не видела ничего, кроме вихря песка, который каким-то странным образом скользил по дюнам. Тэмпл ссутулилась, голова ее поникла. Далеко на юге она неожиданно заметила коричневое пятно в том самом месте, где земля смыкалась с небом. Она долго вглядывалась в это пятно, гадая, не караван ли, только что скрывшийся за линией горизонта, оставил клубы песка, которые она приняла за темное пятно. А может, караван не скрылся и вот-вот появится. Тэмпл долго и безнадежно вглядывалась в даль, а потом решила, что зрение стало подводить ее.

И она продолжила свой путь.

Тэмпл тряслась в седле, пока резкий порыв ветра не ударил ей в лицо. Потом раздался раскат грома. Тоз сначала захрипел, а потом карьером полетел вперед.

— Что это? — спросила Тэмпл у жеребца. — Что такое, Тоз?

Тоз заржал и перешел на галоп. Вихрь из песка быстро перемещался с юга на север. О Боже, только не это! Самум! Песчаная буря двигалась прямо ил нее. Тэмпл вжала колени в бока Тоза, когда небо раскололось от удара молнии на несколько кусков и загрохотал гром. Жеребец несся вперед, подгоняемый страхом.

Небо мгновенно стало свинцовым. Порывы горя чего ветра участились, песок вокруг Тэмпл стал закручиваться в маленькие вихри, Тэмпл становилось все труднее и труднее сопротивляться силе ветра. Самум сносил в сторону даже Тоза, весившего сто восемнадцать фунтов. Тэмпл пыталась защититься от песка, запахнувшись в широкую одежду.

Очень скоро Тэмпл потеряла ориентацию. Она больше не могла отличить небо от земли, она не знала, куда несет ее верный Тоз. Шум усиливался, перс-ходя в рев. День превратился в ночь. Песок был всюду: сверху, снизу, он забивался под одежду, в ноздри, в глаза, в рот. Тэмпл не видела ничего, кроме черно коричневого песка, не слышала ничего, кроме рева бури. Она только чувствовала дрожь Тоза и понимала, что мощный конь боится самума, как и она сама.

Ветер усиливался. Если так будет продолжаться дальше, то ее выбьет из седла и она потеряется в пустыне, подумала Тэмпл. Поэтому она изо всех сил вцепилась в поводья, уперлась коленями в бока Тоза и принялась молиться, чтобы конь не споткнулся и не выкинул ее из седла.

Неожиданно Тэмпл почувствовала, что в лицо ей бьют потоки воды, смешанной с песком и грязью, но дождь закончился, едва начавшись. Тэмпл чувствовала себя так, словно на нее вылили ведро грязи. Тело коня было сплошь облеплено сырым песком.

Когда дождь прекратился, Тэмпл разглядела вдали очертания какого-то строения.

Оказавшись возле загадочного здания, она поняла, что перед ней разрушающийся каменный барак, построенный возле уже высохшего колодца. Петер снова набирал силу, поэтому Тэмпл, спешившись, ввела Тоза внутрь ветхой постройки, лишенной даже крыши. Она надеялась, что здесь они смогут найти спасение от ветра. Забрызганная грязью Тэмпл опустилась на колени, а потом села, прислонившись спиной к стене. Она собралась было стянуть с себя белое одеяние, но, повернув голову, с удивлением увидела, что огромный жеребец опустился на передние ноги и вытянулся рядом с ней. Его большая голова находилась как раз над ее собственной, у Тэмпл создалось впечатление, что верный Тоз хочет защитить ее от ветра песка.

— Ах, Тоз, — благодарно прошептала Тэмпл, — ты такой хороший мальчик.

Конь заржал, словно принимая ее благодарность. Тогда Тэмпл сняла свою белую одежду, подложила ее под голову и легла, прикрыв глаза.