Тебе ее не хватает даже на то, чтобы держать язык за зубами, мысленно одернула она себя. Всю жизнь была болтушкой, особенно когда нервничала. А сейчас, под странным взглядом этих синих глаз, точно проникающих в самые глубины ее души, Блисс чувствовала себя не в своей тарелке.

– А знаете, когда-то Хемингуэй, живя в Париже, писал о превосходных обедах на двоих, с вином, и всего за двадцать франков. Конечно, с тех пор многое изменилось. Теперь простой бутерброд с сыром стоит чуть ли не втрое дороже. – Шейн перехватил ее жадный взгляд в сторону застеленного белоснежной камчатной скатертью стола, украшенного величественными канделябрами. Выставленных на нем изысканных кушаний хватило бы, чтобы накормить наполеоновскую армию. – Но, кажется, тут гостям предлагается неплохая закуска, – заметил он.

– О да! Боюсь только, что, стоит мне начать есть, я уже не смогу остановиться и наемся, как грузчик, – шумно вздохнула она, тряхнув червонно-золотыми кольцами волос. – Вот француженки – те никогда не едят. Все время видишь, как они сидят за столиками в уличных кафе, такие стройные и элегантные, перед ними стоит тарелочка, но ни разу – ни разу! – они не откусят и кусочка. Подозреваю, что здесь это преследуется по закону. – Американка бегло обвела взглядом зал и вновь остановилась на столе, ломящемся от яств. – А вот я сейчас, кажется, способна кого-нибудь убить за кусок бифштекса.

– А что, если мы нагрузим закусками мою тарелку, выйдем на террасу и вы сможете без помех съесть все, что вам захочется?

Она благодарно улыбнулась, по-детски озорно сверкнув на него глазами, и Шейну вновь подумалось: не знай он наверняка, в жизни бы не поверил, что за этой веселой и простодушной повадкой может скрываться хоть грамм коварства.

– Это так любезно с вашей стороны! Вообще-то я не люблю одалживаться, но так получилось, что со вчерашнего дня у меня маковой росинки во рту не было, и я просто умираю с голоду, точно узница Бастилии. – Она перевела дух. – Не пойму, зачем я все это вам рассказываю. Я ведь даже не знаю, кто вы…

– Мое имя – Шейн Бруссар. – На самом деле то была девичья фамилия его матери, пускай и не совсем французская, но их семья вела происхождение от французских креолов штата Луизиана. Однако здесь, на парижском рауте, это звучало вполне подходяще.

– А меня зовут Блисс, Блисс Форчен. – Она протянула руку, и, взяв ее, Шейн ощутил внезапный удар током. Вздрогнув, он едва не выронил бокал.

Глаза женщины расширились, и, обхватив ее запястье, Шейн уловил участившееся биение ее пульса.

– Это ковер… статическое электричество… – пробормотала она, явно не желая признавать очевидный факт, что сексуальная энергия тоже может выражаться в киловаттах.

– Разумеется, – кивнул он, медленно скользя взглядом по ее лицу и останавливаясь на губах.

Так они стояли, глядя друг на друга, и Шейну пришлось напомнить самому себе, что Блисс Форчен – всего лишь его очередное оперативное задание, ни больше ни меньше. Задание, которое он намерен выполнить так же успешно, как и все предыдущие. Задание, в результате которого молодой леди суждено оказаться пусть не в Бастилии, но уж точно в какой-нибудь симпатичной федеральной тюрьме Соединенных Штатов.

– Ну так что? Приступим? – Доверительное выражение его глаз побуждало услышать в этом предложении нечто большее, чем приглашение к ужину. Но, постаравшись убедить себя, что флирт для парижан – дело обычное, ни к чему не обязывающее и что именно французы придумали выражение «любовь с первого взгляда», Блисс решила, отбросив страхи, просто наслаждаться нынешним вечером и впечатлением, которое она, видимо, произвела на столь шикарного мужчину.

– И немедленно!

– Да, а как же ваш друг? – как бы спохватившись, спросил Шейн, окидывая взглядом зал.

– Какой друг? – не поняла она. – Ах, Алан? Вот уж нет! Всего-навсего призрак из прежней, замужней жизни.

– Вот как… Понимаю.

– Приятно иметь дело с понимающим собеседником, – сухо отреагировала она.

Много раз стараясь понять, что же замечательного могла найти она в Алане Форчене, Блисс пришла к неутешительному выводу: она была совершенно слепа. Вместо того чтобы трезво взглянуть на вещи, она позволила ослепить себя мишурным блеском, прельститься тем фальшивым ореолом, которым окружил себя этот человек. Впрочем, к чему отравлять нынешнюю столь удачную поездку воспоминаниями о незадавшейся семейной жизни? Блисс решительно направилась к столу. Шейн двинулся за ней.

Он с удовольствием обвел глазами плавный изгиб ее бедер, подчеркнутый коротким белым платьем, и не испытал при этом ни малейших угрызений совести. Работа есть работа. Каннингем поручил ему следить за Блисс Форчен – именно этим он сейчас и занимается. Женщина потянулась за тонкой, с золоченой каймой тарелкой – край белого платья приподнялся еще выше. Данное поручение, отметил про себя Шейн, безусловно, приятнее остальных.

Они вышли на террасу. Вечер был прохладный, воздух напоен запахом отдаленной грозы. Женщина зябко поежилась.

– Прошу вас. – Шейн снял пиджак и накинул ей на плечи. – Не хочу, чтобы вы подхватили воспаление легких. Представляете, во что обойдется вызов доктора в отель?

– Даже подумать страшно. – Она опустилась в ажурное, украшенное чугунным кружевом кресло. Подцепив с тарелки мидию, положила ее в рот и, блаженно прикрыв глаза, начала медленно пережевывать, почти замирая от восторга. – Право, мне кажется, что я в раю.

– Здесь об этих мидиях говорят: пальчики оближешь. Их выдерживают в соленой воде, затем тушат на раскаленном противне, где они набирают сладость.

– Я знаю только одно: они божественны! – простонала Блисс, смакуя уже следующую.

Если эта женщина способна испытывать такое наслаждение всего лишь от вкуса мидий, невольно подумал Шейн, какой же она окажется в пылу любовного экстаза? Должно быть, восхитительной.

– Откуда вы знаете?

Он с трудом оторвался от сладостной картины соскальзывающего на пол белого платья и вернулся к реальности.

– Что именно?

– Насчет мидий. Будете есть сыр?

– Сделайте одолжение, угощайтесь. – Он придвинул тарелку поближе к ней. – Просто люблю готовить. Это успокаивает. В свое время окончил курс в школе Кордон-Блю.

– Вы это серьезно? – На секунду Блисс отвлеклась от камамбера и взглянула на него в изумлении.

– Ну да. Я же сказал, это расслабляет. Ну а уж коли хочешь покорить желудки французов, учиться надо у лучших.

– Не спорю. – Блисс дегустировала сыр с не меньшим наслаждением, чем мидий. – Французскую кухню вы, наверное, выбрали из-за своих предков? Вы ведь сами американец, не правда ли?

– Правда. А французскую кухню я выбрал, потому что почувствовал в этом вызов для себя.

– Вы, очевидно, любите принимать вызовы.

– Больше того, в этом смысл моей жизни. Ради этого я живу.

– Мне тоже это нравится. Правда, в последнее время получаешь вызовов больше, чем хотелось бы, но, если постоянно не испытывать себя, жизнь покажется очень скучной, верно?

– Есть такое мнение. – Шейн подумал, что ее родители не ошиблись с выбором имени для дочери. «Блисс» – блаженство. Поистине, эта женщина умеет находить в жизни радость и испытывать восторг от самых простых вещей. Снова он подумал, что перед ним самая нетипичная преступница из всех, с кем ему довелось сталкиваться. Потом напомнил себе, как ловко, с каким обаянием обхаживала она нужных людей в этом зале, и решил, что красотка куда хитрее, чем хочет казаться.

– Вы богаты? – последовал неожиданный вопрос. Прямота вопроса застала охотника врасплох.

– А это имеет значение? – не сразу нашелся он, не спеша взяв новый бокал шампанского. Жаль, что не пиво, подумал он, представив себе запотевшую бутылку имбирного напитка с горлышком, усеянным бусинками влаги. Да, плейбой не может позволить себе простых житейских радостей: выпить холодного пива в жаркий день, перехватить хот-дог в городском парке или половить в речке раков. Странное и не очень приятное чувство, вроде ностальгии, на миг задело в нем что-то глубоко потаенное. Но Шейн просто проигнорировал это.