Он накрыл ее руку своей.

– Мне тебя не за что прощать. Опасаясь, как бы ее порыв не был истолкован превратно, она отошла в сторону, присела на кровать, указала Рэнди на место рядом.

– Расскажи мне о вашем плане.

Рэнди вместо того, чтобы сесть рядом с ней, пристроился на стуле в углу, положил ногу на ногу.

– Джэнет собирается устроить пресс-конференцию.

– Еще одну?

– На сей раз мы расскажем правду, во всяком случае, некоторую ее часть. В пресс-релизе будет написано: отдав своей карьере двадцать семь лет, Коул решил, что если не сделает перерыва, не передохнет, то сломается. Поэтому он будет продолжать работу над новым альбомом, но от гастролей, участия в телешоу, интервью на время отказывается. Чтобы продолжать поддерживать связь с прессой, Коул назначает своим представителем меня.

Рэнди, ожидая ее ответа, выждал паузу. Она молчала.

– Нам повезло, что он не первый из знаменитостей, которому понадобилась передышка, – добавил он.

– А почему тебя, а не Фрэнка? – спросила она.

– Папа решил, что эта роль больше подходит мне, нежели ему.

– Папа? Кажется, отношения у вас еще лучше, чем я предполагала.

– Время от времени трения, конечно, возникают, – признался он, – но, по сравнению с тем, что было, все просто прекрасно.

– Очень рада. За вас обоих.

– Скажи мне кто месяц назад, что так будет, я бы ни за что не поверил.

– Видишь, и от исчезновения Коула есть какая-то польза. – Эти слова комом застряли у нее в горле. – Может, когда он услышит о том, что вы сделали, и поймет, что ему не надо будет постоянно торчать в витрине, ему будет легче вернуться домой.

– Ты действительно так по нему соскучилась? – спросил Рэнди.

– Он для меня – как воздух, – сказала она, нимало не заботясь о том, как мелодраматично это звучит. Неважно как, но ей нужно было добиться максимального эффекта.

Он подошел к ней, положил руку ей на плечо.

– Если бы Коул понимал, что ты чувствуешь, он бы вернулся скорее.

– Я просто не знаю, как все это выдержать.

– Займись чем-нибудь, тогда время пролетит быстро.

– Дело не в этом. – Она опустила глаза и взглянула на распахнувшийся халат, на свою обнаженную ногу. – Я не хотела об этом говорить, но у меня кончились деньги, а без Коула я не решаюсь пойти и попросить, чтобы мне выписали чек. – Ронда предупреждала ее, чтобы она не начинала таких разговоров. Она боялась, что Фрэнк будет придираться ко всему, а Белинда должна вести себя безукоризненно. Но она уже четыре недели ничего не тратила, и это начинало надоедать. Ей приходилось все время пользоваться своей кредитной карточкой, даже расплачиваясь с женщиной, которая в салоне мыла ей голову.

– Ты хочешь, чтобы я их попросил для тебя? – спросил Рэнди.

Она чуть было не сказала «да», но вовремя опомнилась. Ведь тогда ей придется сказать Рэнди, сколько она получала в месяц. Брат Коула был из тех людей, для которых «Ливайс» был пределом мечтаний, а пять тысяч долларов, которые Белинда тратила в месяц на булавки, показались бы ему непомерным расточительством.

– Ты и так достаточно делаешь для Коула. С этим я разберусь сама.

– Белинда, мне совсем не трудно. Я тебе с радостью помогу. Мне отлично известно, как трудно бывает попросить денег. Сколько тебе нужно?

Черт возьми! Он загнал ее в угол. Теперь будет тактически неверно настаивать на том, что она пойдет к бухгалтеру сама.

– Ну, может, долларов пятьсот? – Она заметила, что он удивился, но постарался это скрыть.

– Утром я поеду в город, а потом привезу тебе деньги.

– Я бы не просила, если бы...

– Можешь не объяснять, – остановил он ее. Она встала, чтобы проводить его до двери.

– Я сейчас оденусь и спущусь. – И тут она взяла его за руку. – Жаль, что ты не мой брат.

Он коснулся пальцем ее щеки:

– Из этого бы ничего не вышло.

Она почувствовала, как по спине пробежал знакомый холодок. Приятно сознавать: что бы ни случилось, Рэнди есть всегда. Наверное, это не совсем благородно, но она смело может оттачивать на нем свое мастерство. Она, несомненно, нравилась Рэнди, причем гораздо больше, чем ему хотелось бы. Он, конечно, никогда и ни за что себе ничего не позволит. Его преданность брату переходит границы разумного.

Рэнди спустился по лестнице и прошел в кухню. Ему не хотелось встречаться с Фрэнком, пока он не обдумает разговор с Белиндой. Ему в последнее время трудновато с ней общаться, главным образом из-за того, что она стала с ним удивительно нежна и ласкова. Она не глупа и догадалась, что его чувства к ней глубже, чем следовало бы. Так что же за игру она ведет?

Она его использует, в этом сомневаться не приходится. Но с какой целью? То ли хочет развлечься, то ли надеется, что он, почувствовав, что их отношения усложняются, будет уговаривать Коула поскорее вернуться домой? И то, и другое явно не в его пользу.

И деньги. Неужели она считает его полным кретином, не понимающим, сколько она тратит в месяц? Думает, он не догадывается, что только ее бикини стоят по нескольку сотен долларов, а на деньги, которые она тратит на туфли и сумочки, средняя семья могла бы жить год? Сам он никогда ничего в магазинах Беверли-Хиллз не покупал, но он же не идиот и в курсе всех цен.

До последнего времени он считал, что это Коул приучил ее к излишествам. Коул всегда был чрезмерно щедр к людям, которые ему были дороги, это Рэнди знал и по себе. Так почему же Белинда притворяется и просит всего пятьсот долларов, которых ей не хватит и на одну поездку в город, не говоря уж о месяце?

Рэнди устал от того количества вопросов без ответов, которые появились в его жизни. Хватит с него. И сейчас, и потом. Он чувствовал, что работа, которой он занимается, тоже не по нему. Люди приходят к нему со своими проблемами, ждут от него каких-то решений. Это оказалось такой головной болью, что и не описать. Рэнди ни за что бы не признался в этом вслух, но он все больше проникался уважением к отцу, который занимался этим всю жизнь.

Когда наступало затишье, что в последнее время случалось все реже и реже, Рэнди думал о Коуле и об оборотной стороне славы – о работе, о надеждах, о психах, которые появлялись в его жизни с удивительной периодичностью, принося какие-нибудь безумные проекты, о тех, кто требовал то времени, то денег, и о тех, кто просто хотел его использовать, о чувстве вины, когда, например, приходилось отказываться посещать умирающих раковых больных. Этот список можно было продолжать до бесконечности. Рэнди уже не удивлялся тому, что Коул решил сбежать. Непонятно было другое, почему он не сделал этого раньше.

– А как чувствуют себя беременные женщины? – спросил Коул. Он взглянул на Холли и тут же перевел взгляд на дорогу – впереди был крутой поворот.

Она высунула руку из окна, подставив ее ветру.

– Странно.

– Ну как? – не отставал он. Когда они выехали из Таунсенда, она почти сразу заснула и проспала весь переезд через Смоки-Маунтинз. Они ехали в Ашвилл, где у Холли на складе уже три года хранились вещи. Их надо было забрать, потому что оплачивать хранение Холли больше не могла. Он удивился тому, как она глубоко заснула, свернувшись клубочком на сиденье и положив голову ему на колени. Время от времени она ворочалась, устраиваясь поудобнее и тихонько постанывая во сне, но вообще-то спала так, будто в собственной постели. Коул вел машину и думал о песне, кассету с которой Рэнди оставил в кабине пикапа. Он придумал несколько аранжировок, но каждая чем-то его не устраивала. Все равно приятно было снова думать о музыке.

Холли пригладила растрепавшиеся волосы и посмотрела на него.

– Тебя интересуют подробности или краткая сводка?

– До Ашвилла ехать еще не меньше часа, так что время у тебя есть.

– Тема довольно скучная.

– Ни за что не поверю!

– Ты ведешь себя нетипично для мужчины. Готова спорить, ты думаешь, я вся озарена внутренним светом и всей душой стремлюсь к радостям материнства.