Соболев с минуту молча смотрел на меня, как будто пытался разгадать, всерьёз ли я, потом кивнул, мол, ясно всё со мной. А в чёрных глазах явственно читалось глубокое разочарование. Он снова нахмурился и отвернулся.

Нет, а чего он хотел? Что я, взрослый человек с устоявшимся мировоззрением, с собственными взглядами и пристрастиями, буду в рот ему заглядывать, внимать каждому слову и отвечать: «Слушаюсь, сенсей». Тем более когда он говорит с таким унизительным сарказмом.

– Поесть, поспать, повеселиться – это не ко мне, – сухо произнёс он. – Но я тебя понял. Иди.

Я впервые видела Соболева таким – холодным и отчуждённым. Он явно старался на меня не смотреть, как будто смотреть на меня ему очень неприятно. И я вдруг расстроилась, сама не знаю, почему. И из его кабинета вышла совершенно подавленной.

Даже вечером, уже дома, когда я ужинала, принимала ванну, болтала с Киселёвым, смотрела очередную серию «Настоящего детектива», читала Мураками, ложилась спать, это тягостное чувство никак не отпускало, свербело занозой в груди. И теперь я уже крепко жалела о своих словах.

Не знаю, почему так, но это его разочарование задело меня как-то уж слишком сильно. А самое смешное, что я ведь сама, намеренно его реакцию спровоцировала. Я просто говорила ему назло. Ну, потому что он обидел меня. Тоном своим саркастичным обидел. И словами тоже. Вот что значит – кем-то стать? Я что, по его мысли, сейчас никто? Пустота?

И что странно, почему-то меня почти не ранит, когда так отзывается обо мне отец. Он и сегодня опять мне выговаривал, что бездельничаю и его позорю. Но тут уже, видимо, привычка, иммунитет, да и ничего другого от отца я и не жду.

Но Соболев… Сегодняшний он стал для меня неприятной неожиданностью. Ведь он с первого дня надо мной подшучивал, беззлобно, будто дразнил, а то и откровенно флиртовал.

И, что уж скрывать, мне это нравилось. Да это единственное, что мне нравилось на этой скучнейшей работе! Я даже опустилась до того, что выспросила у рекламщицы Марины про ту блондинку в голубом, которую видела с ним на корпоративе. Нет, ну там правда само по себе всё удобно сложилось, так что любопытной дурой я не выглядела. Но себе-то можно не врать: мне действительно это было интересно и, узнав, что она всего лишь его бывшая, я, сама не знаю почему, обрадовалась.

А теперь мне стало откровенно плохо. Наверное, впервые я так сильно переживала из-за чужого мнения о себе... 

На следующий день Соболев пожаловал в отдел прямо с утра. Свежий, бодрый, улыбчивый, как обычно. Чёрные глаза блестели, улыбка белозубо сияла. И ни следа от вчерашнего сумрачного настроения.

Атмосфера в кабинете с его появлением сразу неуловимо изменилась. Девушки наши подобрались. Во всяком случае, Юля и редакторша Соня.

До его прихода они шушукались и недобро на меня косились, правда, сразу отводили взгляд, стоило мне повернуться. Ну а Слава, тот, видать, так обиделся за Юлю, что старательно избегал на меня смотреть. Даже буркнув «здраствуй», уставился куда-то мне в плечо.

Лучше бы на меня Стас Карих обиделся. Оставил бы меня в покое. А то не успела я включить компьютер, как посыпалась вереница очередных демотиваторов и мемов.

Но даже и он ощутил эту невидимую напряжённость в воздухе.

– Эй, народ, вы чего все такие сегодня? Хороним кого?

Никто ему не ответил, а когда пришёл Соболев обстановка как-то незаметно разрядилась.

У меня тоже сердце забилось чаще, но это оттого, что мне неловко за вчерашнее. И позавчерашнее. И вообще.

И я ещё вот что решила: буду включаться в эту работу. Ну а что? Несложно же. Не то чтобы я загорелась стать менеджером года, но его разочарованный взгляд очень меня уязвил. И сухой тон расстроил. Не хочу, чтобы он снова на меня так смотрел. 

Сегодня Соболев стоял, опершись о стол Стаса, практически полуприсел на столешницу, предоставив Кариху любоваться своей спиной.

Вёл обычную утреннюю планёрку. Разбирал полёты минувшего дня и раздавал дела на сегодня. Пожурил Рыжего за то, что в очередной статье налепил ошибки, и редакторшу Соню – за то, что эти ошибки пропустила.

– Слав, ты порой пишешь, как в эпоху КПСС. Вот это предложение: «Стремятся выполнять задачи деятельности». Что это такое «задачи деятельности»? Кто стремится? Короче, всё это пафосно, обезличено, канцелярно. Не надо так. Или вот: «… это поступившие из Японии новые станки, позволившие производить полотна с напайками из твёрдых сплавов, увеличившие эффективность бла бла бла…». Сплошные "вши"! Нет, я ещё могу понять, если так напишет Мина Яковлевна, она журфак не оканчивала. А ты, Слав? Твой красный диплом там в муках не корчится? Ведь раньше ты такой мрак не выдавал. Короче, не злоупотребляй причастными оборотами… – Соболев повернулся к редакторше. – Всё это, Соня, относится и к тебе.

Она густо покраснела и опустила голову.

– Стас, твои снимки… вроде всё по делу, чёткие, но какие-то скучные. Зевать тянет. Понимаю, что специфика такая, но снимаешь станок – захвати в кадр и рабочего. А то глазу зацепиться не за что. Ну что я тебя учу, ты же спец.

Стас кивнул, но видно было – уязвлён. Видать, не любит Карих замечаний. Хотя кто их любит?

Впрочем, Соболев, если уж честно, критиковал очень сдержанно, без ругани и оскорблений, не то что, допустим, мой отец.

– Марин, теперь ты. Что там с баннерами?

– Завтра забираем из типографии, – ответила Марина.

– А с местами?

– Все лучшие места – наши. Правда, на плотине пара щитов до конца июля будут заняты, но потом – тоже наши.

– Это хорошо. Постарайся, чтобы как минимум за неделю до начала промышленного форума все лучшие рекламные места были наши. Но интернет-рекламу тоже из виду не выпускай. Нам надо, чтобы «Мегатэк» был на слуху, чтобы всем примелькался. Имейте в виду, мальчики, девочки, на этот форум мы возлагаем большие надежды.

– Из-за Кравитца? – спросил Слава.

– В том числе, но и не только. Там и помимо Иркутскнефти будет много крупной рыбы, я смотрел программу. Чем больше мостов мы сможем навести, тем лучше для всех. Сами понимаете: Мегатэку – прибыль, нам – почёт и хорошая прибавка к зарплате. Стас, Юля, а с вас видеопрезентация, помните?

– Юля обещала скинуть мне текст, – сразу перевёл стрелки Карих. – Я жду. Это и стопорит работу.

Соболев вопросительно изогнул бровь, взглянув на неё, и она тут же зачастила:

– Вадим, я зашиваюсь просто! Вот честно, хоть разорвись. На мне два интервью, встреча с горняками,  адвокаты, и ещё вот сколько всего накопилось, – Юля хлопнула по внушительной стопке бумаг ладонью. – На это ещё надо как-то выкроить время.

Угу, мыть Маринке кости с редакторшей она не зашивается. Вслух я, конечно, ничего не сказала, не ябеда же.

– Тайм-менеджмент тебе в помощь, – посоветовал Соболев. – Но до понедельника дай Стасу нужный материал.

Потом он всем дал чёткие указания, что делать и к какому сроку, и ушёл.

Я растерялась. И расстроилась. Почему он просто ушёл? А как же я? Мне он вообще ничего не поручил! Ведь каждое утро в конце планёрки он, глядя с усмешкой, неизменно говорил что-нибудь наподобие: учи матчасть, включайся, ну и всё в таком духе. А тут ни слова не сказал, да даже не взглянул в мою сторону. Неужели из-за вчерашнего разговора?

Марина, Слава, девчонки и даже Стас тут же с головой погрузились в работу: тарабанили по клавиатурам, куда-то звонили, время от времени переговаривались между собой обрывочными непонятными фразами. Типа: ты приход оформил? Угу. Скинь мне скелет пресс-релиза. А кто там вендор? Блин, mosaso лёг! По какой статье идут расходы на баннеры? Шифр подскажите!

Я наблюдала за их деятельной суматохой и чувствовала себя лишней, ненужной. Человеком за бортом. Ну и неловко было, конечно, – все трудятся, а я…

Ещё и Слава со мной упорно не разговаривал. Это же надо как обиделся за эту стерву Юлю! Марина тоже отписалась мне в чате, что «дико занята».