Я вдруг поймала себя на мысли, что совершенно перестала бояться отца. Просто как отрезало.

Наши настырно пытались вытянуть меня на какую-то закрытую вечеринку в London Pub. Звонили раз пять: будет круто и незаурядно, будет какой-то модный забугорный диджей. Не пойдёшь? Как? Почему? Ах это… Но уже ведь больше месяца прошло! Жизнь-то продолжается!

Не знаю, у меня было ощущение, что жизнь остановилась. Я дышу и двигаюсь, но на самом деле я будто замерла в одной временной точке, застыла, как муха в янтаре. Я даже не заметила, что прошло четыре с лишним недели, что на дворе уже лето.

Сутки напролёт я слонялась по дому или валялась на диване, поглощая очередной тупой сериал. Изредка выходила на улицу, да и то лишь до ближайшего супермаркета.

Первое время я спала в маминой комнате, на маминой кровати, пропахшей её духами. Потом, наоборот, стала замечать за собой, что стараюсь к ней не заглядывать, а личные вещи убираю с глаз. Я не пыталась её забыть, это и невозможно. Просто натыкаясь на всякие мелочи, вроде пеньюара, щётки для волос или помады, я каждый раз тихо умирала…

Руслан Киселёв заявился ко мне на другой день после той вечеринки в London Pub, на которую я наотрез отказалась идти. Пришёл, как он сказал, проверить, жива ли я, здорова, не тронулась ли случайно умом.

Ну конечно, прежде я на такие мероприятия мчалась в первых рядах и вообще обожала потусить, а тут вдруг стала затворницей.

– Энжи, тебе надо отвлечься. Надо-надо, не спорь, – рассеянно пробормотал Руслан, ошалело оглядывая захламленную гостиную. Остановился взглядом на пустых коробках из-под пиццы. – Ну… хоть ела, уже хорошо.

Я слегка смутилась. Ну да, мне было как-то не до уборки. Впрочем, уж кого-кого, а Киселёва неприбранной комнатой не удивишь, он сам мастер разводить бардак.

– Давай куда-нибудь съездим, тебе реально надо встряхнуться, – настаивал он, уже полностью освоившись.

Я вяло отнекивалась: не могу, не хочется, со мной и так всё в порядке, да и куда я без причёски, без маникюра. Но Руслан все мои доводы с ходу отметал, как, впрочем, я отметала все его предложения.

В конце концов я просто устала спорить, а у него, видать, иссяк запас мест, куда можно ехать развлекаться, потому мы сошлись на том, чтобы просто отдохнуть у залива.

– Попьём на берегу пивко, чем не отдых?

– Ну, можно… – сдалась я.

Руслан ждал меня в гостиной, пока я тщетно пыталась привести себя в божеский вид. Ну хотя бы сотворить подобие нормальной причёски.

Это ж надо было так себя запустить, ругалась я на собственное отражение, пытаясь расчесать спутанные пряди.

Хорошо, что Руслан нагрянул один, не прихватил кого-нибудь из наших, например. Иначе был бы не просто конфуз, было бы жуткое позорище. Руслана я, по крайней мере, стыжусь меньше других – он меня за эти годы видел всякой. И мусолить потом с другими у меня за спиной, какая я стала ужасная, не станет. Но всё равно даже с ним как-то не по себе, когда я не во всеоружии.

Пока я терзала щёткой волосы, Киселёв похозяйничал на кухне и успел сварганить несколько бутербродов из позавчерашнего хлеба и ветчины – единственное съестное, что можно было взять у меня в холодильнике без страха отравиться.

По пути мы завернули в магазин, потому что без пива, по мысли Руслана, полноценного релакса не получится. Я не возражала, хоть и, признаться, не любитель пива. Во-первых, из-за мамы. Она пусть и не запрещала мне ничего, но всегда твердила: алкоголь – первейший враг красоты и молодости. А во-вторых, горькое оно, это пиво, мне не нравится. Другое дело – коктейли, но для пикника это не вариант. Поэтому затарившись упаковкой крафтового лагера, мы спустились к Ершовскому заливу.

Такие вот вылазки на природу я не очень люблю, но в начале июня жара ещё не настолько изнуряющая, и от воды приятно веяло свежестью. Правда, неподалёку галдели дети, барахтаясь у берега, но после тишины и одиночества их визг меня не раздражал, а даже наоборот было приятно. Так что под пиво и легкомысленный трёп Руслана мы вполне неплохо скоротали время.

И я вдруг поймала себя на мысли, что мне нравится этот момент – здесь и сейчас, и не хочется, чтобы он заканчивался, и ещё больше не хочется возвращаться домой. Во всяком случае, одной.

Наверное, поэтому ко мне мы вернулись оба. И вернулись уже хорошо затемно. Конечно же, не с пустыми руками – вновь запаслись по дороге алкоголем под завязку и полночи этот самый запас истребляли. Мешали водку с колой, кажется, что-то ещё – я помню смутно. Зато помню, что мне было легко и хорошо, хоть, наверное, это стыдно и неправильно – ведь её нет, а я живу и вон даже веселюсь.

– О, вижу наша Энжи возвращается, – довольно мурлыкал Руслан. – А то, после прошлого раза, я боялся, что ты, подруга, потеряна для общества навсегда.

Прошлый раз, о котором помянул Руслан, был три недели назад – девять дней, как мамы не стало. Киселёв так же пришёл в гости, и мы полночи хлестали виски с апельсиновым соком. Хотя, скорее, апельсиновый сок с виски. Я топила горе, он – составлял мне компанию. Хотя на самом деле, я так подозреваю, пил Руслан едва-едва, больше приглядывал за мной: утирал слёзы, слушал мои причитания, поддакивал, утешал, ну и следил, чтобы я не сорвалась и не вытворила что-нибудь этакое, за что потом буду рвать волосы.

Увы, это я могу – вытворить, когда выпью сверх меры. И пусть такое было один-единственный раз – три года назад на дне рождения Инги Старовойтовой, но мне хватило навсегда. 

Тогда, три года назад, Инга Старовойтова собрала нас в VIP-персоне – клуб модный и очень пафосный: вышколенный персонал, изысканный антураж, манерная публика, никакой гопоты, наезжающих на каждого, кто не так посмотрел, никаких барыг, толкающих колёса по углам, никаких пьяных парочек в уборных.

Даже охранники больше похожи на гангстеров времён Великой депрессии только без шляп и без Томпсонов через плечо: сплошь чёрные тройки, галстуки, начищенные туфли и непроницаемые лица.

И вот в таком благопристойном заведении я умудрилась показать себя во всей красе. Напилась – ещё тогда по неопытности, впервые в жизни – и отплясывала… так по-дурацки, жуть. Потом вообще упала, кто-то меня поднял, и я продолжила дальше исполнять идиотские пируэты. А позже, видимо, утомившись, раскинулась на диванчике, тоже так, не особо изящно. Ещё и на блузке пуговицы почему-то оказались застёгнуты наперекосяк.

Но самое ужасное – это лицо. Оно было просто омерзительное, как бы я себя ни любила. Такое невменяемое, с поплывшим макияжем, с открытым ртом и стеклянными глазами. Брр! Гадкое-прегадкое зрелище! Даже меня передёрнуло от отвращения.

Откуда я это знаю? Видела. Потому что какая-то сволочь отсняла мои выкрутасы, а затем весь этот позор выложила в сеть, всему миру на обозрение.

Кто-то из наших кинул мне ссылку на ютубе – любуйся, звезда рунета! Сколько просмотров за один день!

До сих пор вспоминать стыдно и тошно. Я и просто смотреть те кадры без мучительного содрогания не могу, а там ведь под видео ещё и комментарии были просто смертоубийственные. Километровая лента отборных… эпитетов и пожеланий стать бесплодной, сдохнуть, вообще не рождаться.

Хорошо, что мама и отец про тот ролик ничего не узнали. Потому что если б это увидел отец – он бы сразу меня убил, а если б мама – я бы сама умерла.

С того дня два года я не пила ничего крепче кофе, чем страшно раздражала всех в нашей компании. Вика Лапшина даже пыталась тайком подлить мне водку в сок, только я сразу ощутила посторонний привкус.

Ну а теперь стараюсь если и пить, то лайтовое и немного. Хотя бывают исключения, бывают… Вот как на девять дней. Или как сегодня.

А всё потому что я потеряла свою опору, мне не за что держаться и мне на всё плевать. И на себя, и на окружающих. Иногда даже хочется устроить что-нибудь этакое, чтобы всех шокировать, а некоторых – очень-очень огорчить. И чем хуже – тем лучше.