– Я заложила все те же расходы, что и обычно, но они ни в какую не согласовывают. Что Алла, что Мария Иннокентьевна в голос твердят, что мы в этом месяце на рекламу потратили чуть ли не годовой лимит. Но это же из-за форума! Как будто это только нам надо.

– Я разберусь, – кивнул я.

Марина положила свои бумаги с выкладками мне на стол, и тут зашёлся трелью внутренний телефон. Звонили из приёмной.

– Вадим Сергеевич, зайдите, пожалуйста, к директору. Прямо сейчас.

Марина, услышав, замерла, обернулась, посмотрела опять так, будто я смертельно болен.

– Вадим, – сочувственно произнесла она. – Мне так жаль…

– Чего тебе жаль, Марина?

– Ну… говорят же… гадости всякие про тебя. Весь день только и слышу, стоит выйти в коридор. И в нашем чате пишут всякое.

– Не бери в голову, – отмахнулся я. – Популярность – вещь такая, быстротечная. Поговорят и заткнутся.

– Но это же всё неправда! Я знаю! Хочешь, я с тобой пойду к Сергею Ивановичу? Скажу, что это всё враньё, что Анжела оговорила тебя в отместку…

– С чего ты взяла, что это Анжела?

– Так она мне на днях сама сказала, что вы… что ты… что у тебя как бы другая, поэтому… – Марина запуталась в словах, покраснела. Потом торопливо добавила: – В общем, она обиделась, что ты её отверг. Ну и пригрозила, мол, ты ещё очень пожалеешь об этом. Я тогда её словам не придала значения, а сегодня… все только и говорят, что ты её чуть в лифте не… Ну и что это сама Анжела пожаловалась. Кому она пожаловалась – не в курсе, но у нас же достаточно сказать одному и всё, об этом знает каждый... Короче, теперь-то я поняла, что она имела в виду. Вадим, давай с тобой пойду? Я скажу, как всё было на самом деле!

Она заламывала руки и смотрела на меня чуть не со слезами на глазах. Её эмоции были, вне всякого сомнения, искренние, но совершенно лишние.

– Да не придумывай, Марин. И вообще, никакой трагедии нет, разберёмся, – я попытался произнести это беспечно, а у самого под ложечкой неприятно заныло. Вчера ведь в лифте никого не было. Только я и она. И когда Анжела выскочила из кабины, в коридоре я тоже никого не заметил.

Ну нет, всё равно она бы не стала, твердил я себе, поднимаясь по лестнице на седьмой этаж. Не мстительная она и не злопамятная, и вообще не в её духе подобные пакости, иначе бы Юля тут уже не работала.

Однако как бы то ни было, я виноват, я не должен был допустить этой сцены в лифте, да много чего не должен был.

Сергей Иванович встретил меня сурово. Понятно, и его просветили уже.

Однако начал разговор он с рабочих моментов. Просто забомбил вопросами: а как у нас с новыми контрактами, а как с рекламой, а как с Ростехнадзором, а статьи, а обзоры, а встречи… Но в этом плане всё было более чем, поскольку в последнее время я, пытаясь уйти от переживаний, всю свою энергию, все силы, всю страсть сублимировал в работу. На мои ответы Сергей Иванович удовлетворённо кивал, а когда вопросы иссякли, он явно замешкался. Видно было, что его что-то терзало, но как об этом спросить – не знал. Оно и понятно – не царское дело опускаться до разбора сплетен. Но тут замешана его дочь…

Он несколько раз приоткрывал рот и снова стискивал челюсти.

– А где Анжела? – придумал наконец.

Хотел бы я сам знать, где она. Ушла на обед и с концами. Звонил на сотовый – недоступна. Могла, конечно, и по работе куда-то отъехать, но зачем телефон выключать?

– Болтают тут всякое про неё и про тебя, Вадим Сергеевич, – дошёл до волнующей темы Рязанов. –То, что болтают – бред, конечно. Я понимаю. И знаю свою дочь – она далеко не овечка. И ты на насильника не похож. Но дыма без огня не бывает. Так что скажи прямо, что у вас было с Анжелой?

Ну, вот и приплыли…

Стыдно, но так даже лучше. Сейчас скажу всё, как есть, и положу заявление на стол.

– Вы с ней того…? – Рязанов не договорил, да ещё и покраснел.

Ну надо же, каким он бывает застенчивым. Это меня неожиданно развеселило. Разумеется, я понял его без слов, но молчал и смотрел выжидающе, предоставляя ему возможность побороть своё стеснение и уж как-нибудь договорить.

– Вы любовники? – разродился он в конце концов.

– Нет, конечно, нет. Но буду честен, я люблю вашу дочь, Сергей Иванович.

А потом уже запинался, заикался и смущался я, пытаясь донести до него, почему мне её любить нельзя и почему невмоготу работать с ней вместе. Рязанов, выслушав, долго молчал, обдумывал, хмурился. Потом шумно вздохнул:

– Мда… Значит, ты скоро станешь отцом…

– Ну не очень скоро. Это процесс долгий, но да, стану…

– А Анжела про это всё знает?

– Да, мы… поговорили.

В общем, разговор получился сумбурный, даже корявый, но заявление моё он не принял.

– Ты погоди увольняться. Я тебя услышал и понял. Мне надо подумать.

Выйдя из приёмной, я встретил в коридоре Ануфриева.

– От него? – спросил наш главный продажник.

– От него. К нему?

– Ой нет, слава богу, нет. Просто в приёмной оставлю документ девчонкам. Слушай, Вадим, ты сегодня вечером как? Свободен? Может, пива попьём? Жена в кои-то веки к тёще уехала.

Попить пиво с Ануфриевым не моя мечта, конечно, но, в общем-то, неплохая альтернатива тоскливому вечеру в одиночестве. К тому же, я сегодня не за рулём.

– Можно, – согласился я.

Мы зашли с ним в лифт. Я привалился спиной к дальней стене, скользнул рассеянным взглядом по кнопкам, по табличке с предупреждениями и телефонами каких-то служб, по потолку, и даже не сразу понял, что вдруг меня зацепило. Но потом… потом всё встало на свои места.

В верхнем правом углу за нами наблюдал чёрный глазок камеры. Насколько мне известно, видео с камер транслируется на мониторы охранникам. И тотчас всплыли в памяти обрывки подслушанного разговора: Алла встречается с охранником Витей. Кто там из них охранник Витя, я без понятия. Я их никого по именам не знаю. Зато знаю Аллу...

– Знаешь, как это больно – видеть его каждый день и знать, что ничего не получится? Что он там с другой... У меня вот тут, – я приложила ладонь к груди, – уже всё изболелось.

Киселёв смотрел на меня сочувственно, поедая стейк.

Мы встретились с ним случайно час назад, и он затащил меня на обед в «Авантаж». Дурацкая затея, конечно, учитывая, что к концу обеденного перерыва нам успели подать лишь салаты.

Опоздаю, с досадой подумала я, и притом сильно. А опаздывать я уже отвыкла. Вряд ли Соболев мне что-то выскажет за это, но он только-только начал воспринимать меня всерьёз, даже вроде как ценить, а я стала чувствовать себя немножко значимой. И что уж скрывать, мне это нравилось. Но это ни капли не смягчало тянущей боли в груди, которая не смолкала, даже когда я о нём не думала.

– Странный он, этот твой Соболев, – изрёк Киселёв. – Подумаешь, другая. В наше-то время. Да и она не жена даже. Вот честно, не представляю, зная тебя, как ты это терпишь.

– Как-как… делаю вид, что мне плевать на него. Говорю с ним исключительно ледяным тоном.

– А он?

– А он… ну так, – я помешкала, но всё же призналась: – Он поцеловал меня вчера в лифте.

И тут же почувствовала, как к щекам прихлынула кровь.

– Оу! Так что ж ты киснешь? – оживился Руслан. – Энжи, уверяю тебя – всё будет. Твой Соболев, как понимаю, загоняется из-за чувства долга, но это временное явление. Вон, видишь, он уже начал сдавать позиции. Ещё чуть-чуть и его так скрутит, что пошлёт он эту другую и к тебе примчится. Только ты, главное, не переусердствуй с ледяным тоном.

Я понимала, что Руслан меня просто решил так приободрить, но всё равно стало легче. Я ему даже улыбнулась. И на полпроцента поверила. А вдруг? Ой, хоть бы!

А потом бросила случайный взгляд в сторону и увидела, что какой-то мужчина за соседним столиком пристально смотрит на меня. Сразу сделалось не по себе от такого навязчивого внимания.

Он, поняв, что я заметила его, невозмутимо кивнул, будто поздоровался. А я с незнакомцами не здороваюсь, поэтому так же невозмутимо отвернулась и продолжила болтать с Киселёвым. Однако этот мужчина продолжал наблюдать за мной. Я снова посмотрела на него, он слегка улыбнулся, еле заметно.