Господи, нет! Пожалуйста, пусть это будет сон, бред, галлюцинация! Пожалуйста, ведь я не вынесу этого!
Мне казалось, что кровь застыла в жилах, застыла по-настоящему. Превратилась в колючий лёд, и сердце, скованное ужасом, перестало биться.
Я увидела взгляды, обращённые ко мне. Отец, на котором лица не было, растерянный Соболев, ошарашенный Стас…
Мне вдруг стало казаться, что все на меня смотрят, шепчутся. А я чувствовала себя так, будто стою перед всеми голая. И больше всего хотелось в это мгновение просто исчезнуть и никогда-никогда не видеть этих людей.
Потом экран погас, это Соболев подбежал к парнишке-оператору. Но в ушах у меня нарастал гул такой силы, будто рядом взлетал реактивный самолёт.
Теперь сердце колотилось, как дурное. Лицо и уши жгло от нестерпимого стыда. Не выдержав, я выбежала из зала.
Сначала бездумно вылетела на улицу, помчала куда глаза глядят, не разбирая пути. Пересекла площадь перед Сибэкспоцентром, проскочила через трамвайную линию, а дальше просто шла вперёд и вперёд. Пока ногу не подвернула.
Остановилась, выругнувшись. Дороги эти раздолбанные!
Ушла я, видимо, довольно далеко, и сама не заметила, как оказалась в каком-то запущенном парке. Здесь густо и неопрятно росли трава и кустарники, дорожки давно осыпались, вокруг переполненных урн валялся мусор, но зато тут не было людей.
Я присела на скамейку, сняла туфлю, растёрла лодыжку. Боль в ноге немного отрезвила меня. Во всяком случае, заставила мало-мальски соображать. Хотя мне всё ещё хотелось бежать и скрываться. Но это же невозможно. И что делать? Как жить дальше? Ведь я не смогу, я точно не смогу посмотреть в глаза никому из них: ни отцу, ни даже этому придурку Стасу, ни, тем более, Соболеву. Не смогу с ними встретиться, не смогу заговорить после такого позора.
Мне ещё тогда, три года назад, было до тошноты стыдно из-за этого гадкого видео, хотя я смотрела его в одиночестве. Смотрела и содрогалась от отвращения. И панически боялась, что его увидит мама или отец. А как я рыдала над комментариями, проклиная того, кто это наснимал и выложил! А потом два года не могла даже смотреть на алкоголь. И очень старалась забыть тот мерзкий ролик, как ночной кошмар. И кажется, забыла. Просто выкинула из головы. Ведь столько времени прошло.
И вот вопрос: откуда взялось это видео? Кто его раскопал? Как оно оказалось, чёрт подери, на презентации? Кто мог это сделать? И за что?
Неужели Стас? Неужели нашей мелкой стычки хватило, чтобы устроить такое?
И тут же вспомнилось, как они на днях смотрели видео и смеялись. Я вошла в кабинет, они сразу замолкли. Ведь наверняка именно этот ролик они и смотрели.
Болезненным спазмом перехватило горло. Я хотела сглотнуть и выдохнуть, а вырвался протяжный хриплый стон, как у раненого волка. Куда же мне теперь податься?
Я ещё и сумку оставила в нашем павильоне. А там деньги, телефон, всё… Хочешь – не хочешь придётся возвращаться. Нет, не смогу. Боюсь и стыдно. А с сумкой ничего не случится. Заберут.
Я поднялась со скамьи, выбрела на трамвайную остановку. От былой резвости и следа не осталось. Теперь наоборот ноги ослабли, я даже покачивалась, да и всё тело слегка потряхивало.
На остановке топтались люди, ждали трамвай. Я подошла к хипповатому парню, попросила телефон. Тот оглядел меня, затем выудил из кармана чёрных джинсов мобильник, протянул:
– Пожалуйста, Анжела Рязанова.
Я ошалело взглянула на него, но он улыбнулся и кивнул на мой дурацкий бейджик. А я уж собралась паниковать.
Я набрала Киселёва, хорошо хоть знала его номер на память. И что особенно хорошо – он оказался доступен и не занят.
– Руслан, я потом всё объясню. Просто приезжай за мной. Прямо сейчас. Знаешь, где находится Сибэкспоцентр?
Киселёв пообещал скоро быть. Я отдала телефон парню, не забыла сказать спасибо и даже сумела выдавить улыбку, а бейджик отцепила и выбросила в урну.
Киселёв приехал за мной минут через тридцать. Увёз к себе. По дороге допытывал, что случилось, но я только мотала головой: потом, всё расскажу потом. А уж дома у Киселёва я обрушила на него поток из слёз, причитаний и обещаний умереть.
Он терпеливо слушал, бормотал нежности, гладил по голове, обнимал, подносил водичку в стакане. А дождавшись, когда моя истерика закончится, завалил вопросами: откуда, кто, зачем, почему… Как будто я знаю!
– Это ж тогда тебя Вика снимала, – признался Киселёв. – И в ютуб выложила она. Я потом случайно обнаружил.
– Лапшина? Ну ничего себе. А почему мне сразу не сказал?
– Ну, не сказал… А что бы это изменило? Вы и так не сильно дружите. Переругались бы только, как бы мы потом собирались все вместе? Но ты не переживай, я и без тебя ей всё высказал. И даже порвал с ней. Так что… Но я почему Лапшину вспомнил – может, она с кем-то из ваших знакома? А то как бы они вообще узнали про этот ролик?
– Может и знакома, а может и нет. Ведь можно и просто так найти, случайно. Там у нас Стас есть, он этим плотно занимается, в ютубе канал ведёт, мог наткнуться или спецом поискать, ну и… Только я не пойму, зачем ему это – тащить эту грязь на форум. Ну, мне досадить, понятно. Только он так гордился своим фильмом, носился с ним как дурак с писаной торбой, плешь всю проел. И вот так своё творение задвинуть… И потом, он этот ролик сначала в отделе показывал. Ну, то есть я так думаю. Был один момент, когда они все скопом что-то с его компа смотрели… Зачем ему после этого так глупо подставляться?
– Так, может, не он? Если он всем показывал, то любой, считай, мог бы… Ты там ни с кем не воевала?
– Ну, немного повздорили с одной. Есть у нас такая Юля. Она, кстати, тоже на Соболева глаз положила.
– А кто у нас Соболев?
– Ты совсем без памяти, что ли? Я же тебе в прошлый раз столько про него рассказывала! Он… ай, да ну тебя... – я расстроенно махнула рукой. – Начальник это мой. Ничего больше тебе не расскажу.
– А-а, помню-помню. Трудоголик и всё такое. По отдельности – фу, а всё вместе – вау… секс на пляже…
– Да, он. Так вот я думаю, что она, Юля эта, вполне могла бы. Мы ссорились с ней. Ну и она ревнует, по-моему. Хотя ревновать у неё пока нет повода. Соболев меня в упор не видит, и если уж на то пошло, с ней общается больше, чем со мной.
Киселёв на это только хмыкнул многозначительно. Потом мы обсуждали с ним, в шутку, конечно, план жестокой мести для Стаса и для Юли. Руслан проявил удивительную изобретательность в этом плане.
– Ты в прошлой жизни был, наверное, инквизитором, – предположила я.
– Ага, или маньяком, – он изобразил жуткий оскал.
– А если серьёзно, Руслан, что мне теперь делать? Домой к отцу я точно не вернусь. Не хочу. Да и он убьёт меня.
– Хочешь, я с тобой съезжу? Вещи там всякие, документы всё равно надо забрать.
– Ну, тогда он убьёт нас обоих. Хотя… можно приехать, когда его дома не будет. Но не сейчас и не завтра, мне надо как-то это всё пережить, успокоиться немного… А потом я, наверное, уеду из города.
– Куда?
– Придумаю. Главное, туда, где никто меня не знает.
Мы с ним болтали почти до полуночи. Он всячески отвлекал меня от того, что произошло, варианты какие-то предлагал, один нелепее другого, но собственное лицо, пьяное и мерзкое, всплывшее на весь экран в конференц-зале, так и стояло у меня перед глазами. Даже представить тошно, что подумал обо мне Соболев. А уж при мысли об отце меня буквально трясло.
– Насовсем уезжать не надо, – рассуждал Киселёв. – А на время куда-нибудь сгонять – это и правда хорошая идея. Пока ты там отдыхаешь, здесь всё забудется. Вернёшься через месяц, а у них уже другие новости и впечатления. И никому уже дела до тебя нет.
– Нет-нет, никого больше видеть не хочу, – шмыгнула я носом, но тут же добавила твёрдо и с чувством: – Никогда!
Киселёв что-то хотел сказать, но не успел – в дверь позвонили.
– Ну кто там ещё? – опять расстроилась я.
Если кто-то из наших, то надо будет делать вид, что всё замечательно, "держать марку", потому что вот так раскисать я могла только с Киселёвым наедине. А «делать вид» у меня сейчас совсем не было сил.