Миллер наступает. Угрожающе и целенаправленно. Моя тревога усиливается так же, как учащается стук сердца.

— Я скажу только раз, — шипит он, сжимая и разжимая кулаки. — Я никогда не заставлю Оливию делать то, чего она не хочет. Она принадлежит мне. И понимает это. Я понимаю, и ты, блять, тоже должен это понимать. Если я куда-то и уйду, она уйдет со мной.

Я нахожу в себе смелость и подхожу к Миллеру, рукой провожу по его спине, после чего обхожу его и спиной прижимаюсь к его торсу. Меня встречают синяк под глазом, отёкшая щека и разбитая губа.

— Грегори, — выдыхаю я нервно, чувствуя, как от Миллера исходят все виды беспокойных волн. Спиной ощущаю, как он напряжён. — Ты в порядке?

Взгляд карих глаз смягчается при моём появлении, черты лица практически расслаблены.

— Просто потрясающе, — шутит он, посылая Миллеру двусмысленный взгляд. — Нам надо поговорить.

Сильная ладонь накрывает заднюю часть моей шеи и начинает её поглаживать. Если это попытка хоть сколько-нибудь избавить меня от волнения, то она с треском провалилась. Оно клубится во мне бесконтрольно. Ничто его не уменьшит и не устранит.

— Ну, так говори, — приказывает Миллер.

— Наедине, — шипит Грегори, убивая во мне всю надежду на то, что он пришел сюда, чтобы исправить все с Миллером. Чувствую себя беспомощной.

— Ад покроется льдом быстрее, чем я оставлю Оливию наедине с тобой.

— Боишься, что она тебя оставит?

— Да. — Быстрый, жестокий, честный ответ Миллера шокирует меня и, очевидно, Грегори тоже, потому как в ответ он не говорит ничего.

Взгляд Грегори изучает меня несколько задумчивых секунд, прежде чем он подбирает слова:

— Хочешь поговорить наедине? — спрашивает он так, что каждая мышца в моем теле костенеет. Хочу. Я не боюсь того, что он мне скажет или что он попытается убедить меня оставить Миллера, что вполне вероятно. Это будет пустой тратой сил, к настоящему времени Грегори должен это понимать. Он был избит дважды за своё нежелательное вмешательство, и довольно сильно. Он, конечно же, не пойдёт на третий раунд. — Ну? — подталкивает он, когда я продолжаю стоять, молчать и обдумывать, как с этим совладать. Или совладать с Миллером.

Моё непроницаемое лицо вдруг смотрит на Миллера, потому что он развернул меня в своих руках. Вся ярость и волнение ушли, сейчас его взгляд ясный и сосредоточенный.

— Хочешь побыть минутку наедине со своим другом?

Я в шоке. В абсолютном шоке. Киваю, не в состоянии вытолкнуть из себя ни слова. Миллер тоже кивает, сделав глубокий вдох, и, наклонившись, целует меня в нос, при этом ладонью обхватив заднюю часть моей шеи. Он готов дать кому-то возможность вмешаться?

— Я в душ, — говорит он тихо. — Используй столько времени, сколько понадобится. — Такое нехарактерное проявление заботы приводит меня в замешательство, и я знаю, что Грегори тоже слегка ошарашен. Я практически чувствую его состояние по удивленному, громкому биению сердца. Я почти кивнула, когда в голову приходит мысль, как некомфортно будет Грегори находиться в квартире Миллера. И мне тоже, если уж на то пошло. Миллер, притаившийся где-то в другой комнате и готовый наброситься в любой момент, услышав то, что ему не понравится, совсем не поспособствует моему спокойствию.

— Мы пойдем в кофейню, — произношу менее уверенно, чем мне хотелось бы, сердце обрывается, когда Миллер с обеспокоенным взглядом начинает качать головой. — Я буду с Грегори, — добавляю, глядя на него умоляющими глазами, хотя и не веря, что это его убедит. Грегори, должно быть, задается вопросом, что происходит. Я просто не могу подсунуть ему новости про сталкера, не в свете всего уже сказанного. — Пожалуйста, — поражённо сутулюсь.

Спор в его голове очевиден и ясен, всё написано на его лице.

— Ладно, — соглашается он нехотя, практически сбивая меня этим с ног. Его ласковый взгляд оставляет меня и ужесточается, когда он смотрит на Грегори. — Я верю, что ты будешь оберегать её с той же заботой и вниманием, с каким это делаю я.

Я кашляю, поперхнувшись, и изумлённо пялюсь на его совершенно спокойное лицо, понимая, что он получит точно такой же взгляд от Грегори. На самом деле, он не высказывает причин. Я его понимаю. Чувствую. Я вижу его за этой безразличной маской и самоуверенными словами. Но больше не видит никто.

— Чего? — спрашивает Грегори, в голосе явно слышится веселье вперемешку с раздражением.

Миллер дёргается, сузив глаза.

— Я не люблю повторяться.

— Какого хера! — смеётся Грегори. — Где ты, на хрен, откопала этого недоумка?

— Грег! — выдыхаю, разворачиваясь к нему, и спиной прижимаюсь к груди Миллера, предотвращая неминуемое.

— Ой, да перестань ты уже, пожалуйста!

— Я сломаю твою грёбаную шею! — рычит Миллер, яростным взглядом прожигая дыры в моём избитом друге.

— Хватит! — кричу с бешеным всплеском рук. — Просто… хватит! — Есть миллион слов, которые я хочу бросить в эту неразбериху, какие-то в сторону Грегори, что-то в сторону Миллера, но, не желая усугубить всё ещё больше, я делаю несколько успокаивающих вдохов и в поисках терпения закрываю глаза. — Грегори, подожди на кухне, — жестом руки показываю, где это. — Миллер, идём со мной, — хватаю его за руку и тяну за собой. — Я буду через десять минут, — кричу через плечо, не давая ни одному из них шанса противоречить. Я не оставлю их наедине. Иначе я вернусь к морю крови и разбросанным костям.

— Я подожду в холле, — выплёвывает Грегори, и я слышу злобный хлопок дверью, сотрясающий стены.

Миллер шипит, заставляя меня замереть на месте:

— Он только что хлопнул моей грёбаной дверью? — Взгляд дикий, он разворачивается, лицо искажено отвращением. — Он, блять, просто хлопнул моей дверью!

— Миллер! — кричу, вставая перед ним. — Спальня! Сейчас же! — Я сорвалась, ярость скручивает желудок, кровь приливает к лицу. Теперь ему придётся успокоиться. — Не заставляй меня повторять! — Меня трясёт. Я дошла до грани с этими двумя, ведут себя, как бульдоги, позволяющие своему эго затмевать то, что действительно важно. Меня! — Я иду выпить кофе с Грегом!

— Ладно, — говорит он, выглядя мрачным. — Но если хоть один волосок на твоей голове пострадает к тому времени, как ты ко мне вернешься, я за свои действия не отвечаю.

— Я буду в порядке, — ято со мной случится?

— Ему лучше в этом удостовериться, — фырчит он.

Что?

— Говоришь, как самодовольный придурок!

— Оливия, — он наклоняется ко мне нос к носу, глаза горят страстью, мои же горят раздражением. — Ты знаешь, что я чувствую к людям, которые вмешиваются, и ты знаешь, что я чувствую, когда они тебя расстраивают. Я не только сломаю ему хребет, если ты пострадаешь физически, я сдержу это обещание, если он тебя расстроит.

Я драматично сутулюсь. Намеренно, просто чтобы он увидел, как он меня раздражает.

— Слишком много думаешь, — шепчет он, ладонью накрываю мой затылок и притягивая к себе, уничтожая жалкое остававшееся между нами расстояние и сплетая наши губы.

— Я не буду слишком много думать, — обещаю, позволив ему высосать из меня всю злость. Теперь это в прошлом. — Но после всего, через что ты заставил меня пройти за прошедшие двадцать четыре часа, Миллер, я выпью кофе со своим другом.

Чувствую, как он надувает губы.

— Как пожелаешь. — Он не может с этим поспорить. Он обнимает меня, отстраняясь от моих губ так, чтобы мог зарыться лицом в мои непослушные светлые волосы. Как будто понимает, что моё Миллера может магическим образом придать мне сил. Всегда срабатывает. — Я полагаюсь на твою силу, моя восхитительная девочка.

Я обнимаю его и позволяю ему сильно обнять меня. Или сильнее. Я могу быть чертовски зла на то, что произошло с появлением здесь Грегори, но моя сила не пошатнулась. Я никогда не уйду от нас.

— Мне нужно принять душ.

Он отпускает меня, откидывает волосы мне за плечи, изучая моё лицо.

— Не оставляй меня без тебя на слишком долгое время.