Ночью они покидали Джокертаун, словно вырываясь из кошмарного сна. Местные, однако, выходили наружу, и Странность решила придерживаться пути по многочисленным узким улочкам. Джону, может, и придется по вкусу появление на публике – уважение, а иногда и явная лесть джокеров, – но только не Пэтти. Пэтти могла простить Джону его эгоизм, эту каплю бальзама на его душу, но ей этого не хотелось и не требовалось, особенно сегодня.

Они находились в паре кварталов от развалин «Кристального дворца», на крохотной улочке, где была найдена пустая оболочка Гимли – чему так и не нашлось объяснения. Странность посмотрела на запятнанный тротуар: здесь лежало тело Тома Миллера, еще одна смерть, еще один акт безымянного насилия. Пэтти была уверена, что Гимли убил какой-нибудь мерзкий джокер, Эван думал, что Гимли мог стать ранней жертвой вспышки болезни Кройда, Джон (вечный скептик) считал, что это мог подстроить Хартманн. (Туда ему и дорога), – добавил Джон в ответ на мысль Пэтти.

Странность пошла дальше, прихрамывая, потому что одна нога почти полностью принадлежала Пэтти и соединялась с бедром под прямым углом. Движение этой ноги приносило чертовскую боль. Странность стонала и шла вперед.

– Черт, приятель. Она просто игрушка. Не стоит тратить время.

– Да, но это ведь не будет слишком напряжно, правда?

Голоса внезапно затихли, как только Странность повернула за угол на другую улочку. Их было трое, все парни, на вид не старше шестнадцати-семнадцати, в потертых кожаных куртках. Один из них был совсем похож на ребенка; у другого все лицо было покрыто прыщами и приправлено жуткими черными точками. Но именно парень, стоявший посередине, заставил Странность на мгновение засомневаться. Он был высоким, со светлой кожей. Под драной курткой и грязными ливайсами скрывалось тело бойца, стройное и мускулистое. Парень был дико красив, взъерошенные светлые волосы слегка закрывали его яркие глаза. Он казался симпатичным, пока они не заметили, что его глаза были налиты кровью, а сам он беспокойно дергался. Мальчишка принял дозу, он был накачан и опасен.

Джокер, которую Странность знала под именем Барби, всхлипывала, лежа на земле между этой троицей, – идеально сложенная женщина со взрослыми чертами, но едва ли с полметра ростом. С ее лица никогда не сходила улыбка. Она увидела Странность, ее рот нелепо искривился в ухмылке, но в блестящих голубых глазах виднелась мольба.

Гнев быстрой волной прошел через Джона; Пэтти почувствовала его злобный накал.

– Эй! – крикнула Странность, их огромные руки сжались в кулаки. – Оставьте ее, черт возьми, в покое!

– Черт, – сказал Прыщавый. – Ты позволишь какому-то гребаному джокеру так с нами разговаривать, Дэвид? Может, с этим тоже будет весело. Только он большеват как-то, нет? И сильный, наверное.

Их лидер – Дэвид – взглянул на Странность, держа руки на бедрах. Пэтти почувствовала, как Джон пытается перехватить контроль над телом.

(Просто хватай ублюдков. Бей парнишку по голове, пока он не сдвинулся с места.)

Этого Пэтти хватило. Странность с грохотом двинулась на троицу, завывая, будто привидение. Банда вдруг обнажила ножи. Заметив это, Странность закричала и вырвала из асфальта знак «ПАРКОВКА ЗАПРЕЩЕНА». Они ухватили его за основание, и знак шумно просвистел в воздухе.

В их нападении не было ни капли изящества. Массивное тело врезалось в парней, как грузовик. Знак зацепил Прыщавого и прижал его к стене; замахнувшись снова, они прижали еще двоих.

– Беги отсюда! Быстро! – крикнула Странность Барби. Джокер с кукольной внешностью с трудом поднялась на ноги. Она побежала прочь, делая крошечные, неуверенные шаги.

Странность повернулась, думая, что, если они вырубили лидера, все остальные тоже сдадутся. Они двинулись на парня, искоса смотрящего в их сторону.

Но они опоздали. Тело Дэвида обмякло, словно от удара. Прыщавый поймал его прежде, чем тот упал.

(Пэтти?..)

В то же мгновение Джон и Эван почувствовали, как присутствие Пэтти вырывается из Странности. Вместо нее появился кто-то холодный, зловещий и надменный: Дэвид. Всего на секунду он стал Доминатным, радуясь своей победе. Затем его настигла боль.

Странность закричала, громко, пронзительно и мучительно. Знак и вырванный столб выпали у нее из рук, звякая о тротуар.

За шестнадцать лет Джон и Эван изучили весь лабиринт нервных окончаний их странного группового разума. Им слишком хорошо была знакома обжигающая агония, которая атаковала этого незваного гостя. Их общая реакция была практически инстинктивной: Джон отправил колебания своей энергии ввысь, где находился Доминатный, пытаясь вытеснить кричащее и напуганное эго Дэвида.

Странность схватили чьи-то руки, лезвие разрезало ткань: Прыщавый снова напал, придя в себя после первого удара. Сконцентрированная на внутренней борьбе, Странность лишь завыла и снова оттолкнула мальчишку. Голоса реальности казались далекими.

– Черт возьми, приятель, что-то не так. Дэвид кричит. Черт!

– Вот дерьмо, все пошло не так, все пошло не так…

Прыщавый схватил их за рукав. Странность заревела и закрутилась; он услышал, как тело с тяжестью упало на тротуар. («Ублюдок слишком силен! Хватай тело Дэвида. Идем назад на Рокс».)

Джон и Эван, они знали, что что-то не так.

– Пэтти! – одновременно закричали они, и гнев дал Джону достаточно мысленных сил, чтобы вытеснить кричащего Дэвида из разума Странности.

Пока Джон перебрасывал его через их мысленные укрепления, Эван попытался перейти от Пассивного к Доминантному. Это было сложнее. Дэвид чувствовал, что теряет контроль, и когда боль Странности стала более отдаленной, сила его мыслей снова начала заявлять о себе.

На мгновение разумы Эвана и Дэвида полностью открылись друг другу, они застряли где-то на полпути между Пассивным и Субдоминатным. В это мгновение Эван узнал о Дэвиде и проникся ненавистью к разуму, который ему встретился. Он ощутил, что чужак пытается схватить его эмоции, его мысли, его воспоминания, и чувство вторжения дало Эвану силы на то, чтобы снова одолеть Дэвида.

Эван закричал вместе с Дэвидом, оттесняя его, пока тот не превратился в беспомощного Пассивного.

(Джон?)

(Странность под моим контролем, Эван. Просто удерживай этого ублюдка в Пассиве.)

Странность осмотрелась.

– Черт. Черт!

Ребята ушли. Не было слышно даже их удаляющихся шагов. Внутренняя борьба могла занять несколько минут – трудно было сказать.

(Пэтти?) – тихо позвал Эван, с надеждой обращаясь к разуму Странности.

В ответ послышался лишь спокойный, но издевательский смех Пассивного.

В темноте аллеи Странность издала жуткий стон.

Ей не было больно. Вот что она поняла в первую очередь. Шестнадцать лет она жила с постоянной болью. Шестнадцать лет жуткие мучения разрывали тело при изменении связок, растяжении мышц и трении костей друг о друга в клетке из плоти Странности. Ей не было больно. И она была одна.

Насколько она могла понять, в грязной комнате вместе с ней было шесть или семь подростков-натуралов, но она была одна в отдельном теле.

Остальные о чем-то спорили, хотя она почти не обращала на это внимания.

– Эй, приятель, судя по твоим описаниям, это Странность. Странность забрала Дэвида. Он пропал, приятель.

– Не может этого быть, Молли.

– Разве? Ну, управлять этим ублюдком, как ты понял, у него не вышло.

– Если Дэвида нет, то можно все разбирать. И некоторым эта идея будет по душе. Запомни это, Молли. Готов поспорить, ты думаешь о том же. – Послышался грубый смех, шаги, захлопнулась дверь.

Голоса звучали снаружи. В голове Пэтти голосов не было.

(Эван? Джон?) Никакого ответа – лишь тишина и ее собственные мысли.

Пэтти в изумлении подняла руки к лицу.

– Черт, она же не должна этого делать. – Прыщавый уставился на нее, на его лице застыло выражение то ли страха, то ли ненависти. Пэтти не обратила на него внимания, а стала разглядывать свои руки, шевелить пальцами, на которых виднелись мозоли.