– Как говорил архиепископ Хупер[69], – прорычал он, – «еще огня».

Прижимая девочку к себе, он выпустил всю скопившуюся ярость. Пламя ворвалось с радостным, жадным ревом. Он схватил его за горло.

Не пламя едва не сбросило беднягу с его неработающим шлангом с края лестницы. Это был поток раскаленного газа, а еще цемента с металлом, сияющих, будто солнце, и не менее горячих. На мгновение пылающий ад утих до пары случайных вспышек. Из дыры, пробитой взрывом газа, вылетел человек. Пламя обвивало его и девочку, которую он крепко прижимал к себе. Он мягко приземлился рядом с ее безутешной семьей, и его тело поглотило весь огонь.

– Вот, мэм, – сказал Джей Джей Флэш, передавая девочку ее матери. – Пусть лучше врачи хорошенько ее осмотрят, прежде чем вы зажмете ее в объятиях.

Он обернулся, чтобы они не успели обнять еще и его, и попытался отыскать среди толпы Спраут. Все личности Марка разделяли его беспрекословную любовь к ней; они ничего не могли с этим поделать. Кроме того, сам он просто обожал эту девчушку.

– Madre de Dios[70], – пробормотал пуэрториканский коп, глядя на Флэша.

Кимберли Гудинг покачнулась. В голове у нее все кружилось. Выходило из строя.

А потом она увидела его. Он стоял в конце улицы, одетый в безукоризненное пальто из верблюжьей шерсти. Он поймал ее взгляд и кивнул.

Впервые за все время их знакомства Св. Джон Леттем проявлял хоть какие-то эмоции. И это был… триумф.

Тогда она и поняла, в чем принимала участие. Кимберли подняла руки к щекам и впилась в них ногтями, медленно и обдуманно, пока прямо под глазами не засочилась кровь.

– Мистер Леттем, – мрачно спросила судья Коноуэр, – где ваш клиент?

– О ней теперь позаботятся в частной психиатрической клинике.

– Каково ее состояние?

Леттем помедлил всего долю секунды.

– Она слаба, ваша честь.

– Понимаю. Мистер Леттем, доктор Преториус, прошу вас подойти.

Сегодня зал суда был полон, и Преториус потратил немало сил, чтобы отогнать банальные мысли о хлебе и зрелищах. Он посмотрел на Марка, сидевшего рядом с ним; на нем сегодня был легкий светлый блейзер – поверх обмотанного бинтами торса. Неважно, Джей Джей Флэш или Марк Мэдоус, его ребра все равно были сломаны. Марк смотрел лишь на свою дочь, которая сидела за столом между командами противников прямо напротив судьи.

– Суд вынужден признать, что состояние миссис Гудинг слишком нестабильно для получения опеки над Спраут Мэдоус.

Преториус затаил дыхание. Неужели…

– С другой стороны, – продолжила судья, повернувшись к нему, – ваш клиент является тузом – возможно, несколькими тузами, – чьи имена связаны с невероятно рискованным и безответственным поведением. Более того, он, по всей вероятности, по-прежнему – несмотря на свои показания под присягой – принимает опасные наркотики, судя по предварительному анализу пузырьков, найденных на улице на месте вчерашнего пожара. По окончании сессии слушаний доктор Мэдоус будет передан под надзор Агентства по контролю за применением законов о наркотиках.

Принимая во внимание указанные факты, поручить опеку над девочкой ему я также не вправе. Таким образом, я передаю Спраут Мэдоус под опеку штата и направляю ее в детское учреждение на то время, пока для нее не подберут приемную семью.

Преториус застучал своей тростью.

– Это чудовищно! Вы спрашивали, чего хочет девочка? Спрашивали?

– Конечно, нет, – ответила Коноуэр. – Мы действуем согласно рекомендации квалифицированного эксперта по социальному обеспечению детей. Едва ли стоит ожидать, что мы будем обсуждать такое важное решение с несовершеннолетней, даже если упоминаемая несовершеннолетняя настолько… особенная.

Спраут вскочила на ноги.

– Папа! Папа, не дай им забрать меня!

С бессловесным рыком Марк вспрыгнул на стол. Вспотевшие судебные приставы бросились на него с прытью куницы и стащили его вниз. Несколько мужчин в костюмах отошли от дальней стены и целенаправленно двинулись вперед сквозь переполненный зал.

Марк сумел засунуть руку под свой блейзер. Он достал что-то, поднес руку ко рту.

– Остановите его! – крикнула судья. – Цианид!

Другой грузный пристав бросился на него через стол. И сквозь него, в первый ряд, врезаясь в телевизионные камеры, переносной прожектор и присутствующих. Двое приставов, державших Марка за руки, повалились друг на друга и покатились по полу.

На месте Марка, на столе, появился мерцающий синим цветом мужчина. На нем был черный плащ с капюшоном, в складках которого словно сияли звезды. Он поднял вверх палец, завернулся в плащ и торжественно провалился сквозь стол и пол.

Доктор Преториус со стуком поставил на стол бутылку «Лафройг»[71] и попытался прикинуть на глаз, сколько он прикончил одной порцией. Примерно четверть, подумал он, самое то. Он передал бутылку Марку.

– Мы облажались, – заявил он, пока кадык Марка усердно двигался вверх-вниз.

– Нет, Док, – запыхавшись, ответил Марк и вытер губы тыльной стороной ладони. – Это была не твоя вина.

– Чушь собачья. Я сказал, что тебе нужно бежать, я не должен был менять свое мнение. А теперь тебе пришлось бежать без девочки… Прости, не стоило об этом напоминать.

Марк покачал головой.

– Я и не забывал, – спокойно сказал Марк.

Преториус вздохнул.

– Знаешь, что мы сделали, Марк? Мы искали компромисс. Ты постриг волосы. Я пошел против желания клиента, потому что считал, что так ему будет лучше. Стареющий хиппи и старый либертарианец: мы продаемся и чего ради? Ради того, чтобы подразнить дворняжку.

Он снял очки и потер глаза. Открылась дверь, вошла Ледяная Сибил, чтобы помассировать его плечи своими ледяными пальцами.

– Что ты теперь будешь делать, Марк? – спросил он.

Марк посмотрел в окно на тьму, ложащуюся на Джокертаун.

– Я должен вернуть ее, – сказал он. – Но я не знаю как.

– Я помогу, Марк. Сделаю все, что угодно. Даже если мне самому придется лечь на дно. – Он ущипнул себя за живот. – Становлюсь обрюзгшим. И духовно, и физически. Может, и мне не помешает податься в бега. И думаю, в этой более доброй, более великодушной Америке рано или поздно я все равно буду вынужден это сделать.

Но Марк ничего не ответил. Просто смотрел в окно. Где-то там, вдали от болезненной раны Джокертауна, плакала его дочь.

Ты никто, пока тебя не полюбят[72]

Джерри никогда не видел, чтобы в «Козырных Тузах» было так пусто. Две трети столов не были заняты, и Джерри не заметил никого из знаменитостей. В «Тузах» царила атмосфера напряженного спокойствия, даже ожидания. Хирама нигде не было видно. К счастью, это не повлияло на аппетит Джерри.

Джерри съел креветку и остальные вкусности из своего салата и теперь был готов перейти к стейку. Джей Экройд, с которым Джерри уже расплатился сполна, радостно жевал баранью ногу, иногда отрываясь от нее, чтобы вытереть соус с уголков рта шелковой салфеткой.

– Ты ведь больше не сходишь с ума по Веронике? – спросил Экройд.

– Не-а. Ради Лент я отказываюсь от пагубных женщин. Надеюсь, больше я к этой привычке не вернусь. – Джерри разрезал свой стейк. Он был восхитительно розовым и сочным. Он посмотрел на него, затем отложил нож с вилкой и сделал большой глоток вина. – Кроме того, она меня больше не волнует. – Он неделями практиковался произносить эту ложь. – Ну, что там с нашим другим приятелем?

– Хорошо. – Экройд вытащил папку из своего кейса и передал ее Джерри. – Вот все, что я сумел накопать по мистеру Дэвиду Батлеру. В основном по его биографии. Он богат, получил отличное образование, из хорошей семьи, с хорошими перспективами. Он слегка сумасброден, но эта черта присуща всем богатеньким деткам. Куча вечеринок, вероятно, в клубах для бисексуалов. Но это ведь Нью-Йорк.