Вагонное депо нашлось легко, достаточно было спросить пару-тройку встреченных железнодорожников. И даже вагоны, подготовленные к выводу на станцию, Фролов смог найти. На путях уже не только стаял снег, но и просохло всё, так что по лужам идти не пришлось. И объясняться с работниками депо или станции по поводу своих действий не пришлось тоже. Всякому понятно, если прилично одетый дядька лазает под вагонами, значит, нужда у него в том. Ради собственного удовольствия никто по путям не шарится. А еще конкретно этот может оказаться ревизором каким, вон он какой серьёзный. Кому надо с ревизором связываться? «Свой» вагон, выпущенный из ремонта, Пётр нашел легко. Тем более, что и свежие надписи, нанесённые белой краской на борту, говорили о том же. Когда и где произведен текущий ремонт несчастному вагону — всё чин по чину. Номера боковых рам, стоящие под вагоном, Фролов выписал в блокнотик, сильно глубоко залезать под вагон не пришлось. Вот теперь и к начальнику депо можно идти.

Полутёмными коридорами он шел по административно-бытовому корпусу, еще несущему на себе следы социалистического прошлого. Даже доска почета еще не вся облетела. А вот и приёмная, а в ней молоденькая секретарша сидит и никаких препятствий к самому начальнику депо не чинит. Надо вам, проходите. Даже попу не подняла доложить о посетителе.

— Здравствуйте! Я из «Транзит Группас», могу войти?

— Добрый день. А вы кто там?

— Новый начальник техотдела. Заехал по поводу организации ремонта. Ну и просто познакомиться.

— Это хорошо, что познакомиться. Дружить всегда полезно. — Худой и высокий начальник приподнялся и протянул руку для рукопожатия.

— Визиток пока не имею, так что говорю устно — Фролов Пётр. А телефон у меня…

— Тот же, что был у вашего предшественника.

— Верно, Геннадий Сергеевич. Первым пунктом программы хотел бы обсудить историю с ремонтом вот этого вагона. — Фролов положил на стол уведомления о забраковке и выпуске вагона из ремонта.

— А что не так? Выпустили же! Уже заменили все детали с трещинами, все регламентные работы провели…

— Ага. И по договорённости поменяли четыре боковины на общую сумму…

— Я помню сумму. Какие вопросы?

— Вы выпустили вагон на тех же боковинах, на которых он пришёл к вам. Или они были исправны, или вы их «отремонтировали» самым волшебным образом устранив трещины в литье.

— Кто вам это напел, Петр? Откуда вообще вы взяли такой унформацию?

— Сходил на поле, осмотрел выпущенный вами вагон, списал детали. Всё просто. В любом случае возникает вопрос — за что с нас взяли восемьсот баксов? — Фролов не стал акцентироваться на том, что спорный подвижной состав еще не вытянули на пути станции с территории депо.

— Согласен, вопрос правильный. — Начальник депо совершенно не смутился, не бросился оправдываться или впадать в гнев. — Даже не могу сказать, как такое могло произойти. Но раз боковины мы не меняли, то будет правильным вернуть ваши деньги.

Он самым обыденным образом полез во внутренний карман, отсчитал из извлеченной пачки солидное количество долларовых купюр и положил их на стол перед Фроловым. Мелких там не было, только десятки и двадцатки, даже две пятидесятидолларовые купюры, довольно редкие в обиходе, затесались в эту стопку. Пётр не постеснялся пересчитать деньги — всё сошлось.

— Надеюсь, инцидент исчерпан?

— По остальным вагонам, стоящим у вас и тем, которые попадут в текущий ремонт. Я очень надеюсь, таких вопросов не будет. Спорные вопросы, замены дорогостоящих деталей, будем решать все проблему полюбовно и с выездом на место. Ваше депо не так далеко, приеду сам или пришлю кого. — Фролов был вежлив как асфальтовый каток.

— Да, если что, будем связываться с вами. — Собеседник осознал, принял к сведению, что конкретно этот арендатор вагонов «испортился». Но ведь есть другие, что горячку-то пороть? — Пётр, но в принципе вы не отказываетесь от сотрудничества? Концепция не поменялась?

— Принципиально — нет. Просто, как сказал Ленин, капитализм есть контроль и учёт.

— Он это про социализм говорил.

— Да? Тогда капитализм, который сейчас строят, есть двойной контроль и…

— Двойной учет?

— Не, двойная бухгалтерия.

Обратно Пётр ехал в смятении чувств. Что ему подсказывало, что эти восемьсот долларов, которые лежат в его кармане, они вроде есть, а вроде и как-бы растворились в мировом эфире. Один, который его уволившийся предшественник, их выдал без расписки в качестве взятки, второй, начальник депо, вернул баксы без квитанции. Блин, да чего думать! Скатался, навел порядок, запугал начальника депо — вот и хорошо. Квартира в Москве сама себя не купит. Но какие они тут все деловые, буквально из воздуха деньги генерируют! Пётр понял, что жить в этом мире чистогана очень и очень непросто. Прямо, хоть на курсы махинаторов подавайся в свободное от работы время.

На съемной квартире, куда приехал из депо Фролов, жизнь била ключом. Вернее, бил чем-то по чему-то всего один человек, небольшой и компактный по размерам, но фактически заполняющий собой всю квартиру. Когда Пётр зашел на кухню, он увидел, что пацан, видимо хозяйкин сын, одновременно давал концерт ударных инструментов и поглощал сахар из пачки. Кусок за куском. Из его пачки.

— Это мой сахар.

— А вы кто?

— Я у вас комнату снимаю.

— А, ясно. А я тут живу.

— А учишься в интернате? Каким спортом занимаешься?

— Никаким. — Пацан лет двенадцати имел странный тембр голоса. И выражение глаз тоже.

— А чего у тебя тогда за интернат? — Подозрение начало брезжить в голове.

— Просто спецшкола. Меня туда отдали, я всё неделю живу, а на выходные домой. А сейчас у нас дополнительные каникулы. А сахар ваш? Просто сахарку охота. А мамка за сахар ругается.

Вот и думай, прятать сахар в комнате? Вдруг этот истребитель сладкого полезет за ним, начнет рыться в вещах? Замка на двери не предусмотрено. И да, чем дольше Фролов всматривался, тем явственнее было похожи, что мальчик из спецшколы. Во попал!

На голоса на кухню пришла хозяйка квартиры. Посмотрев на своего постояльца, она поняла, что он уже догадался о статусе её сына, но комментировать ситуацию не стала.

— Пётр, ко мне родственник приехал, он поживёт немного. Вы не против?

— Я чего. Ваша квартира. — Даже если и был против, Фролов не счел нужным озвучивать это. Деньги уплачены за месяц вперед, его нежелание жить в фактически коммуналке не основание возвращать плату за аренду комнаты. И вообще, ничего критичного.

Критичного ничего не происходило, но осадочек накапливался. Особенно утром, когда родственник, приехавший пожить на недельку, встретился по утру на кухне. По его словам, он никакой не родственник, а такой же арендатор второй комнаты. И плевать, что хозяйка попросила его врать про их мнимое родство. Врунья она хитрожопая. Мдя, а вот это уже грустно. Эдак однажды можно и попасть. Попасть в какую-то нехорошую ситуацию, особенно с учетом времени. Выставит перед кем-то своим сожителем, скинет какой-нибудь долг на него, пойди потом докажи, что никаким боком не приходишься этой мутной даме. Еще и подбухивает наверняка. Сейчас Фролов уже осознал, кого она ему напоминает — начавшуюся спиваться женщину, вот кого!

Да уж, ничего ценного в комнате хранить нельзя. Баксы — тем более. И искать квартиру, вот прямо не комнату, а квартиру, раз тут так всё выходит. И в плане неожиданного дохода, а зажатые деньги Пётр занес в эту категорию, и в плане нравов арендодателей. А ну как в следующей съемной комнате та же история случится? Нормальные люди даже при нужде в самом жутком сне не представят вариант, когда они пускают на свою жилплощадь чужих людей. На такое способны только сильно пожилые, поившие в коммуналках. Или люди со смещенным центром принятия решений, это когда он опускается из верхних полушарий в нижние полупопия. Короче, нормальных соседей при съеме комнаты ждать бесполезно.

Квартира — это не быстро. И съем квартиры наверняка кто-то контролирует, там начинаются уже вполне нормальные деньги — не могут этот бизнес не взять на карандаш криминальные структуры. Или Фролов себя накручивал? В этом вопросе непонятная и чуточку мистическая база данных в голове молчала. Самое адекватное, что он мог придумать — это начать опрос среди новых сослуживцев. Сарафанное радио, оно не про кидалово, опять же при минимальной информационной базе количество «левых» вариантов стремится к нулю.