Что выражал этот взгляд? Зависть? Жадность? Или же Сарпедон просто не мог понять, как в руках мальчишки-илота оказалась столь ценная вещь?

Лисандр перевернулся на бок.

— Тебе не спится? — раздался сонный голос матери.

— Я скоро усну, — ответил он. — Прости, что разбудил тебя.

Юноша пытался собраться с мыслями.

— Хорошо, если боги действительно существуют и видят нас, но почему они позволяют, чтобы с нами так обращались? Почему они сделали спартанцев хозяевами над нами? Почему те превратили нас в рабов?

Атеназия некоторое время молчала, потом заговорила — неторопливо, будто подбирая слова.

— Видишь ли, Лисандр, — начала она, пытаясь успокоить сына, — если мы не знаем, чего хотят боги, это еще не значит, что они не думают о нас.

— Значит, нам остается смириться с тем, что с нами происходит?

Какая-то собака залилась лаем.

— Тише, Лисандр, — сказала мать. — Не говори так.

— Разве тебя это не злит? — шепотом спросил юноша. — Разве ты не считаешь, что мы заслуживаем лучшей участи?

— Я не знаю, чего мы заслуживаем, Лисандр, и именно поэтому не сержусь. Полагайся на богов, и они не разочаруют тебя. Поверь, тебя ждут великие дела — такова твоя судьба.

— Сколько веков илоты возлагают свои надежды на парок! [12]Мы, мессенцы, уже двести лет как в рабстве у спартанцев. Только представь, сколько таких, как мы, мечтают о свободе и собственной земле! Однако боги безучастно взирают на то, как они живут и умирают под спартанским игом. Я совсем не верю в богов! — Лисандр повернулся лицом к стене.

— Мой бедный Лисандр, — сказала мать. — Если ты отвернешься от богов, они отвернутся от тебя. Парки начертали тебе блестящее будущее, и ты должен оправдать его. А сейчас постарайся уснуть.

Посреди ночи Лисандра разбудил какой-то шум. Казалось, будто кто-то скребет утрамбованный пол.

«Мерзкие мыши», — подумал он.

Огонь почти погас, среди серого пепла догорал оранжевый уголек. Ему хотелось бы подбросить в огонь еще поленьев, но дрова выдавались в строго ограниченном количестве.

Взглянув в сторону матери, Лисандр заметил, что у нее сползло одеяло. Он встал и укрыл ее как следует. Атеназия вздрогнула, несколько прядей влажных от пота волос прилипли к ее лбу.

Лисандр нежно убрал локоны с лица матери, стараясь не разбудить ее. Затем снял с себя тонкое одеяло и накрыл им мать.

Снова раздался шум, и Лисандр застыл на месте. Ему показалось, что к двери лачуги кто-то подошел. Послышался топот — наверно, какое-то животное рылось в отбросах.

Он лег и положил руки на грудь, чтобы согреться. Снова послышался шум. Теперь на улице шептались. Лисандр встал и прижался ухом к двери. Слова разобрать не удалось.

Законы Спарты запрещали илотам в такой час находиться за пределами своих жилищ. Поэтому шум можно было объяснить лишь одним — там снова собрались люди. До Лисандра доходили слухи — илоты встречались в пещерах у реки. Сопротивление. Неужели они решили что-то предпринять?

Молодому человеку очень хотелось выйти и присоединиться к ним. Но разве это возможно? Они точно над ним посмеются и заставят вернуться в дом. Мальчишка тринадцати лет собирается сразиться со спартанцами!

Лисандр вслушивался, пока голоса не затихли. Становится легче, когда знаешь, что другие тоже жаждут перемен. В голове Лисандра проносились мысли о восстании и свободе. Он представил свою роль в грядущей битве. Прикрыв глаза, юноша увидел себя во главе илотов, наступавших на строй спартанских солдат. Рядом шли его братья-мессенцы.

— Не трогай меня… убирайся! — закричал Лисандр, отбиваясь. Он вздрогнул и проснулся, не хватало воздуха, руками он прикрывал горло. Лисандр обвел взглядом их жалкую лачугу. Если не считать нескольких предметов мебели, пепел в очаге и мать, спавшую под одеялами, больше здесь ничего не было. Юноша набрал полные легкие воздуха и осторожно встал.

«Это мне только приснилось», — подумал он, сжимая висевший на шее амулет. Огонь Ареса был на месте.

Лисандр не мог ни согнуться, ни разогнуться, тело болело от испытаний вчерашнего дня. Но это не остановило его. С тех пор как заболела мать, он тренировался только в это время.

Под дверь лачуги проник мягкий свет, словно предупреждая, что над горами к востоку скоро взойдет солнце. Лисандр помнил, как мать рассказывала о восходе солнца: великий бог Гелиос привозил солнце в своей колеснице, запряженной лошадьми. Каждое утро он возносился на небо, и каждый вечер давал лошадям утолить жажду в западном море. Но Лисандр был уже взрослым для таких рассказов.

Ему захотелось есть, но, бросив взгляд на жалкие остатки трапезы, он решил оставить их матери. На мгновение в груди Лисандра снова вспыхнул гнев. «Разве зазорно просить еду на двух человек, если они целый день работают в поле как волы?»

Нежно поцеловав мать в лоб, юноша выскользнул за дверь.

Стояло мирное утро, ничто не нарушало тишины. Лисандр взглянул на поселение. Уже жужжали мухи, которых привлекали к мусорной свалке гниющие кости животных и другие отходы. Ветхие низкие лачуги поселения илотов примыкали к владениям принца Кироса, прижимаясь к низкому склону холма, будто выросли здесь сами по себе.

Последние пятнадцать лет здесь обитали илоты из мессенцев. Это место находилось рядом с полями, на которых они работали, но на приличном расстоянии от города спартанцев, чтобы те, рожденные свободными, не дышали испарениями нечистот, высыхавших на узких улицах.

Справа послышалось шарканье, и между лачуг появился Тимеон. Его соломенного цвета волосы спутались во время сна. Тихо подойдя, он поморщился, бросив взгляд на лицо Лисандра, и спросил шепотом:

— Что случилось?

— На пути домой я натолкнулся на спартанцев.

— Думаешь, тебе хватит сил на тренировку? — нахмурился Тимеон.

— Геракл не отдыхал даже после одиннадцатого подвига, — ответил Лисандр. — Пошли.

Хотя Лисандру требовалось больше времени, чтобы его тело восстановилось, он вместе с Тимеоном выбежал из поселения. Его ноги уже размялись, когда в поле зрения показалась мельница.

— Пробежим на перегонки оставшийся кусок дороги? — спросил Тимеон.

— Если хочешь проиграть… — ответил Лисандр. — Хорошо… побежали!

Лисандр сорвался с места, представив себе, будто участвует в Олимпийских играх, на которые каждые четыре года прибывали спортсмены со всей Греции. Всякий раз, когда ему хотелось сбавить шаг, перед его глазами появлялась воображаемая толпа зрителей и подстегивала его. Старшие илоты рассказывали, что еще во времена свободы в Мессене жил знаменитый атлет по имени Поликарес. Они утверждали, что на Олимпийском стадионе не видели более быстроногого спортсмена. Ни один спартанец не мог сравняться с ним.

Лисандр оказался у мельницы на полшага быстрее Тимеона. Тот похлопал друга по плечу.

— Однажды я перегоню тебя, — сказал он, широко улыбаясь.

Юноши вошли в брошенную мельницу. Другие илоты поднимутся лишь когда рассвет протянет свои розовые пальцы над горами.

Лисандр приходил сюда три раза в неделю, чтобы закалить тело. Однажды он понадобится Сопротивлению. Не исключено, что он даже возглавит его.

«Пусть я илот, — твердил он себе, — но я стану таким же выносливым как спартанец».

С помощью Тимеона Лисандр расчистил место на полу и взял в руки один из старых гранитных жерновов. Тот был больше его головы, но юноша сумел поднять его. Лежа на спине, и держа жернов двумя руками, под счет Тимеона он начал выжимать его.

«Раз!» Лисандр опустил и снова поднял жернов. «Два!» Лисандр старался выжимать жернов равномерно. «Три… четыре… пять…»

После десятого отжима у него затряслись руки, и он с большим трудом чуть приподнял камень над грудью.

Хотя руки Лисандра очень устали, он знал, как заставить их работать. Он думал о матери, лежавшей больной в продуваемой насквозь лачуге, он думал о Като, которого зарезал кто-то из Криптии ради потехи, точно цыпленка на обед. Пока в нем кипит гнев, он будет выжимать жернов.