Алешка заметил, как при этих гордых словах Дедуля за окном выпрямил ладонь, которой он оттопыривал ухо, и прижал кончики пальцев к виску, отдавая честь. Правда, немного насмешливо — так Алешке показалось.

А новенький граф Корзинкин стал показывать всем свидетельство, вверху которого был напечатан красивый графский герб: корона, перевитая голубой лентой, а под короной — щит, на нем — собака верхом на льве.

— Собака символизирует верность государю,  — стал торопливо и восторженно пояснять Руслан Олегович,  — а лев — отвагу! Вот так вот! Мы теперь верные и отважные.

«А раньше » — чуть было не вырвалось у Алешки.

(Когда я узнал об этом великом событии, то спросил нашего школьного историка про графский род Корзинкиных.

— Корзинкины   — переспросил он.  — Вроде были такие. Постельничьи государевы.

— Это как Постель царю стелили

— Ночные горшки из —под государя выносили.

Да, для такой службы очень нужны, конечно, отвага и верность.)

Праздничное застолье завершилось красочным фейерверком перед домом. Всем он очень понравился. Только бывший Князек с испугу удрал в дом и забился под кровать Шурика…

Когда настал поздний вечер (или ранняя ночь) и ребят отправили спать, Алешка осторожно подошел к окну, растворил фрамугу и прислушался к разговору на террасе.

— Ну что, графинюшка, рада   — все еще ликовал новый граф.  — Сбываются мечты! Графский титул. Волшебный пруд скоро, с карасями. Вишневый сад. И не так уж дорого мне это обошлось.  — Он помолчал, а потом озабоченно добавил: — Правда, придется еще подвалы в порядок привести.

— Успеется,  — сладко зевнула графиня Лилия.  — Сначала вишневый сад. Пруд с карасями, конечно, это очень мило. Я представляю. Вечерняя заря отражается в гладкой воде. Молчаливая луна серебрит прибрежные росы. Кувшинки белеют. Но милее всего — вишневый сад. Когда он зацветает, Русик, по весне, то будто облако опускается на землю. А летом — спелая ягода, черного цвета, сладкого вкуса. Варенье в медном тазу. Как у Чайковского. Я вся — в белом чепчике с рюшечками, в миленьком фартучке с оборочками. Это так романтично, Русик. Согласись, ну что за графская усадьба без вишневого сада Даже Чехов об этом писал. Пруд, подвал — это все потом…

— Нет уж,  — настойчиво отрезал граф,  — сначала подвал.  — Он осторожно кашлянул.  — Мне пришлось… уступить его в аренду. Нужным людям. Под склад. Надо там все подготовить — выкинуть весь хлам, отмыть полы и стены от вековой пыли, обмести паутину и прочее. Деда надо привлечь, а то он только и знает, что трубку курить да дрова колотить.

— А что за склад   — с тревогой в голосе спросила тетя Лилия.  — Опять винный Как в старые годы

— Не совсем, графинюшка. Не под вино, под какие —то стройматериалы. Древесные. Чтобы они сохли в тени и прохладе. Для качества.

— Ты с ума сошел, Руслан!  — Алешке было слышно, как тетя Лилия вскочила и резко отодвинула кресло.  — Превратить наше «Приволье» в дровяной сарай! Здорово придумал! Вонючие грузовики! Пьяные грузчики! У меня даже мигрень заболела.

А у Алешки даже сердце забилось. В эту минуту он вдруг понял, что маленькая тайна стала большой и… перестала быть тайной. Для него, по крайней мере.

— Это не навечно, Лилечка. Это не надолго. Несколько месяцев. К весне подвал будет свободен.

— Это немыслимо!  — застонала Лилечка.

— Вопрос решен,  — строго прервал ее стоны Руслан.  — Найди мне завтра ключи от подвала.

— А что их искать   — всхлипнула тетя Лилия.  — Они в холле, в ящичке под зеркалом.

Вернемся немного назад, чтобы в наших мыслях появилась какая —нибудь предварительная ясность.

… Прекрасным весенним вечером, когда перед сном щебетали в гнездах птички, а в лужах квакали лягушки, в усадьбе «Приволье» появился хороший человек. Он обошел все кругом и сказал:

— Все прекрасно у вас, господин Корзинкин. Настоящая дворянская усадьба. Почти!  — он подчеркнул это слово.  — Мой прадед, тоже дворянин, оставил после себя две тетради личных дневников. И он там писал: «…летним утром, когда уже отпели ночные соловьи и еще не запели ранние петухи, я спускаюсь с крыльца, покрытого радужной росой, и, обняв любимую ореховую удочку, иду сквозь заросли сирени на спящий пруд. Он великолепен! Он дымится утренним туманом, он манит к себе всплесками тяжеловесных золотых карасей. Я сажусь на влажную скамью, забрасываю удочку и… о, чудо!»

— Конечно, чудо,  — грустно отозвался Корзинкин.  — А вот пруда у меня нет. Он когда —то здесь был, но весь вымер.

— Это очень легко поправить. Я руковожу бригадой строителей. Один день работы, и мы направляем в эту луговину светлые воды речки Тайнинки. Вот вам и пруд! А потом мы все вернем в прежний вид. Хотите

— Еще бы не хотеть! Но как

— Да это просто, вы уважаемый человек, у вас большие возможности. Пробейте через ваш законодательный орган разрешение на временный отвод русла. Мол, прекрасный луг для коров и теляток нуждается в орошении. Все ясно

— Но… Работа, техника — это очень дорого. Я хоть и дворянин, но мне такие расходы не по карману.

— Да какой там карман! Рассчитаемся дружески. Мы вам даем воду, а вы нам предоставляете на время ваш подвал под склад лесоматериалов. Годится, граф

— Ну… Где —то, вообще —то, даже не знаю…

— Больше того — у меня есть связи с Дворянским собранием. Я могу походатайствовать, чтобы вам вне всякой очереди и без всяких бумаг предоставили графское свидетельство. По рукам, ваше сиятельство

И вопрос был решен.

Решение у Алешки созрело сразу же. Он дождался, когда засопел во сне Шурик, когда все сонно затихло в доме, тихонько встал, бесшумно оделся, строго шепнул застучавшему хвостом Шарику — Спать!

Шарик послушно уткнул мордочку в лапы и прикрылся ушами. Алешка вышел на цыпочках в холл, взял с камина подсвечник со свечой и спички, а из ящичка под зеркалом — большой, довольно ржавый ключ.

Перед дверью в подвал он, как положено, немного побоялся, прислушался — не топочут ли за дверью «неприютные» домовые верхом на козлах — и вставил ключ в замок. Недовольный скрежет, скрип разбуженных дверных петель, холодная затхлая струя воздуха из подвала. Язычок свечи дрогнул и затрепетал. Алешка тихонько спустился по шатким каменным ступеням.

Было очень тихо, звук Алешкиных шагов поглощался толстым слоем пыли на полу. Неверный и робкий свет бросал на сводчатые стены и потолок ломаные тени. Свеча — это не фонарик, свеча далеко не светит, только возле себя, и поэтому Алешка видел очень немного: замусоренный пол, облезлую штукатурку с проплешинами старого потерявшего цвет кирпича, темный свод со свисавшими лохмами паутины, поломанную, таинственно неузнаваемую мебель и всякий другой хлам, которому в новом доме не нашлось места, а выбросить не нашлось времени.

«Фонарик нужен»,  — подумал Алешка. И любой другой на его месте тут же повернул бы назад. И объяснил бы сам себе: «Я приду сюда в другой раз. С фонариком. И с папой. Или с капитаном Павликом». Но Алешка шел и шел по холодному враждебному подвалу. И не боялся. Подумаешь! Алешка не так давно отважно гонялся в настоящем старинном замке за настоящими привидениями. А тут Ну разве что — мелкие домовые. Да и те, похоже, разбежались и попрятались по темным углам, опасаясь зыбкого света. А вот кое —что не разбежалось, не укрылось от внимательного Алешкиного глаза.

Он присел и поднес подсвечник поближе к полу. И тихонько присвистнул. Не от удивления, а от удовлетворения: он увидел именно то, что и рассчитывал увидеть. В многолетней пыли, покрывавшей каменный пол подвала, четко отпечатались совсем не многолетние следы. И это явно были не следы маленьких домовых. И не следы подкованных козлиных копыт. Следы были солидные, большого размера, рубчатые. Такие следы оставляют грубые армейские ботинки. Вроде тех, что отпечатались на влажном песчаном берегу речки Тайнинки.