Местечко, где мы остановились, в самом деле было довольно привольное. Речушка, заросшая по берегам кустарником, окрестные поля, уже изрядно пожелтевшие, и почти ни души кругом. Кроме птиц и нескольких человеческих фигур. В их числе были и наши великие сыщики. Один из которых время от времени подносил к глазам бинокль, чтобы в еще большей красе полюбоваться осенними далями. И время от времени передавал его своему английскому коллеге. И ни тот, ни другой не замечали, что за ними крадется, прикрываясь кустами, какая —то маленькая шустрая фигурка.

Потом эта хорошо знакомая (уже десять лет) фигурка скатилась к реке и исчезла. А наши сыщики разминулись с какой —то сладкой парочкой. Прошли еще вдоль реки, постояли на ее берегу, передавая друг другу бинокль (чтобы лучше дышалось свежим воздухом). Прямо два полководца. Изучают на местности намеченное на завтра форсирование водной преграды их доблестными войсками.

Вскоре они вернулись.

— Все готово   — спросил папа.  — Молодцы. А Лешка где

— Здесь.  — Алешка продирался от реки через кустарник.  — Я купаться ходил.

— Как водичка

— Довольно мокрая,  — проворчал Алешка.  — Я даже по шашлыкам соскучился.

Мы сели за стол. Мама раздала нам всем пластиковые тарелки и налила сок. А Хилтону — вино. И на какое —то время мы все дружно замолчали. А потом Алешка вдруг спросил:

— А Павлика кормить будем

Папа почему —то нахмурился.

— Это кто есть Павлик   — заинтересовался Хилтон.  — Это есть товарищ Алекса Маленький мальчик Или другой Павлик

— Это есть довольно большой мальчик,  — объяснила мама.  — Это есть товарищ Сережи. По работе.

— Никаких Павликов тут нет,  — строго сказал папа Алешке.  — Тебе показалось.

Алешка живо согласился:

— Конечно, нет! Никакого Павлика тут нет. И его невесты тут нет. Больно надо всех их кормить, да, мам Нам самим мало, правда

Папа отвернулся, скрывая улыбку. А когда мы, возвращаясь домой, проезжали мимо стоянки, Алешка шепнул мне в ухо:

— Дим, никаких Павликов с невестами тут нет. И цветов на полочке тоже нет. И милицейской фуражки. И машины Павлика как не бывало. Ты что —нибудь понял

— Ничего,  — признался я.

— А я понял,  — похвалился Алешка.

Мы так наелись и надышались свежим воздухом, что на обратном пути все дружно задремали. Кроме папы и Хилтона. Они всю дорогу вполголоса о чем —то переговаривались. Сквозь приятную дрему я услышал всего несколько фраз.

— Ничего там нет,  — сказал папа.

— Надо искать, Серж,  — возразил Хилтон.  — Я уверен: этот Ломакин не станет тратить даром ни времени, ни денег.  — По его тону я понял, что он вдруг улыбнулся.  — Это очень правильное место, Серж. Я буду здесь ловить русский фиш, рыбка.

Оказалось, что и Лешка слышал эти слова. Мне они ничего не сказали, а Лешка что —то ухватил. Об этом я узнал в ту же ночь, потому что проснулся от Лешкиного смеха. Я даже немного испугался и включил свет. Алешка сидел на тахте и заливался, будто его щекотали.

— Ты что   — рассердился я.  — Опять

Опять… Алешке очень часто снятся очень странные сны — веселые и нелепые. То мясорубка в кармане летающего кенгуру, то дедушкины тапочки, которые сами по себе, без дедушки, бродят, спотыкаясь, по комнате, то еще какая —нибудь веселая чушь… Впрочем, какой характер — такие и сны.

— Ты что   — опять спросил я, когда он забрался под одеяло, устало похихикивая,  — отсмеялся, стало быть.

— Дим, такой сон приснился — класс!  — Алешка снова сел и вовсю заулыбался, до обоих своих ушей.  — Знаешь, что приснилось Будто у меня зачесались сразу пятка и ухо.

— Что тут смешного

— А я, Дим, решил сразу два дела одним разом сделать. И попробовал ухо пяткой почесать.

— Получилось   — буркнул я и выключил свет.

— Нет,  — вздохнул Алешка.  — Пятка в ухе застряла.  — Он долго молчал, я даже задремать успел. Но Лешка снова вздохнул и сказал серьезно: — Что —то будет, Дим. Рыбалка такая. Или фиш, или фишка.

И он не ошибся. Очень скоро настала пора, когда нам пришлось, образно говоря, чесать правой пяткой левое ухо.

Ближе к вечеру мама, как она выражается литературным языком, занялась инвентаризацией — то есть проверкой нашей готовности к новой школьной неделе. Ну там, чистые рубашки, чистые уши…  — А мы дневники не нашли,  — напомнил Алешка.

— Папа нашел, в своем столе.  — Мама стояла в дверях и держала в руках Алешкину куртку с почти начисто оторванным рукавом: — Это что

— Так было,  — сказал Алешка.  — Еще вчера.  — И тут же сделал ловкий отвлекающий маневр: — Мам, а можно к нам Корзинка придет

— Корзинка   — переспросила мама, задумчиво рассматривая рукав.  — А с чем С фруктами

— С уроками. Это не настоящая корзинка, мам, это пацан такой — Корзинкин. Мы с ним уроки будем делать. Он немного отстающий.

— Это он, немного отстающий, тебе рукав оторвал

— Не совсем. Это Жека из четвертого. Он Корзинкина дразнил, а я ему в ухо дал.

— Корзинкину   — Мама села в кресло с рукодельной шкатулочкой и стала прилаживать рукав.

— Жеке! Чтоб маленьких не обижал. А Корзинкину и так тяжело живется. Его, мам, даже компот заставляют с ножом и вилкой есть. И с салфеткой.

— Компот с салфеткой,  — задумчиво сказала мама, начиная примерять рукав,  — это не очень вкусно. За что же его так

— Ну… У него родители такие. Они древние дворяне.

— Что —то я не слыхала о таких дворянах. Корзинкины .. Голицыны, Шереметевы, Щербатовы, Оболенские… А вот Корзинкины… Нет, не попадались такие на моем жизненном пути.

— А на моем попались,  — сказал Алешка.  — Шурик Корзинкин. Новенький дворянин в нашем классе. Можно он к нам придет

— А почему нет   — удивилась мама.  — Я специально компот сварю. Очень хочется посмотреть, как он его будет есть ножом и вилкой. Особенно чернослив.

— И заедать салфеткой,  — добавил я.

— Держи свою куртку,  — сказала мама.  — А Жеке скажи, что в следующий раз он сам будет рукав пришивать.

А я вот о чем подумал… Я подумал о том, что вовсе не случайно Алешка задружился с этим салфеточным Шуриком. Я только тогда не догадался, что мой младший брат, борец за справедливость, уже начал выстраивать в голове будущие события, которые к Шурику не имели ни малейшего отношения, а относились только к инспектору английского Скотленд —Ярда.

Когда мы наутро поплелись в школу, я уже созрел для террористического акта под кодовым названием «Вонючка». Тем более что для этого послужил, выражаясь литературным языком, внешний толчок…

У подъезда школы стояла так себе иномарка, а возле нее красовался наш бывший руководитель фотохудожественного кружка. Он очень изменился с тех пор. У него отросли щеки, волосы до плеч и усы до шеи. И темные очки на носу. Ну, конечно, темные очки не отросли на носу, они сами по себе там уселись, но выглядел наш бывший фотограф, выражаясь литературным языком, весьма преуспевающе и гламурно.

— Привет, Дим,  — сказал он.  — Ты мне поможешь А то я совсем замотался с этими звездами,  — он сказал эту фразу так устало и небрежно, будто все эти звезды не давали ему даже позавтракать своим назойливым вниманием.  — Надо мне кое —что из нашей лаборатории забрать.

Мы взяли ключи и прошли в бывшую фотолабораторию. Теперь в ней скоро будет наш школьный стрелковый тир. «Пусть лучше здесь стреляют, чем сигареты у прохожих»,  — принял такое решение наш директор и купил на деньги спонсоров две пневматические винтовки, два пистолета и ящик мишеней.

Перегородку в соседнюю комнату уже сломали, чтобы удлинить помещение, и царил здесь, выражаясь литературно, строительный хаос.

Фотограф раскрыл шкаф с остатками химикалий и начал что —то отбирать в сумку.

— А вот это все, Дим, в смысле вот эти коробки вынеси, я тебя прошу, на помойку, ладно Очень обяжешь.