Я вошел в гараж и осмотрел «Форд» спереди. Больше машина никуда не поедет.
Большой фонарь ярко осветил скрытую в темноте глубину гаража. Сейчас он был пуст, возле левой стены возвышалась гора окурков. Матт, сидя в засаде, пил и курил. И ждал он очень долго.
Пулевое отверстие зияло в лобовом стекле. Самый худший вопрос так и остался без ответа.
Я должен знать.
Встав возле Матта, я обследовал верхнюю часть его тела. Он снял кремовую куртку и надел клетчатую рубашку, в которой работал. В ней не было пулевых отверстий, и никаких ссадин не обнаружилось под ней. Я осторожно положил тяжелую голову на рулевое колесо и шагнул в сторону.
Ни одна из пуль не задела его. Они только раскололи лобовое стекло и ослепили его, он на фут свернул в сторону и врезался не в меня, а в стену. Его швырнуло вперед, и он ударился головой о металлический столб.
Я медленно шагал туда, где Сэм стоял возле Уолта. Он весь поник от отчаяния и безнадежно взглянул на меня.
– Вы открыли борт? – резко спросил я.
– Не было времени, – покачал он головой.
– Пойдите откройте. Мы забираем лошадей.
– Нельзя!.. – Он пришел в ужас.
– Должны. Ради Уолта. Ради вас. Ради Дэйва Теллера. И ради меня тоже. Что вы предлагаете? Вызвать полицию и объяснить ей, зачем мы сюда приехали?
– Мы должны вызвать полицию, – в отчаянии проговорил Сэм.
– Нет. Идите и опустите борт.
Он нерешительно потоптался на месте, не веря своим ушам, но потом сделал, как я просил. Лошади спокойно стояли в сарае, казалось, не встревоженные ревом мотора, выстрелами и ударом машины о стену. Я отвязал ближайшего, Шоумена, не спеша вывел его во двор и направился к фургону.
Сэм молча наблюдал, как я привязываю жеребца в одном из боксов.
– Нам никогда не уехать с этим грузом.
– Нет, мы уедем, – возразил я, – если вы благополучно довезете их до Лексингтона и никогда никому не расскажете о случившемся здесь сегодня ночью. Сотрите происшедшее из памяти. Когда вы вернетесь домой, я сообщу вам, что нет причины для беспокойства. И до тех пор, пока вы будете молчать, вам не о чем будет тревожиться.
На его широком толстом лице ясно читался страх.
– Вы перевозите двух лошадей, – как само собой разумеющееся продолжал я. – Каждодневная работа – перевозить лошадей. Об остальном забудьте.
Я вернулся в сарай, взял Оликса и погрузил его в фургон. Сэм все еще стоял, не шевелясь.
– Послушайте, – снова начал я, – все продумано заранее. Там, откуда я приехал, есть правило: вы рискуете, попадаете в историю и выбираетесь из нее. На этом все кончается. – Он заморгал. – Матт не собирался убивать его. Вы не видели убийства. Матт направил машину в стену сам. Произошел несчастный случай. Автомобильная катастрофа. Вы, должно быть, видели их десятки. Забудьте об этой. – Он не ответил, и я быстро добавил: – Мы не можем ехать без воды. Наполните канистру.
Сэм вздрогнул, взял канистру и медленно пошел к цистерне, которую я ему показал. Вздохнув, я проверил, хватит ли жеребцам на три дня корма, и, когда Сэм вернулся, с его помощью аккуратно закрыл бесценный груз в фургоне.
– У вас нет случайно каких-нибудь перчаток? – спросил я.
– Только старые хлопчатобумажные в ящике с инструментами.
Он порылся среди отверток и ключей и нашел вымазанные в масле и бензине перчатки, которые будут оставлять следы, до чего бы я в них ни дотронулся. Такие же наглядные следы, как и отпечатки пальцев. Я вывернул их наизнанку: они были такими плотными, что с внутренней стороны оказались чистыми. Сэм молча наблюдал, как я надеваю их чистой стороной наружу.
– Хорошо, – сказал я. – Вы развернете фургон, чтобы быть готовым к отъезду?
Он очень осторожно развернулся, стараясь как можно дальше объехать Уолта. И когда он встал кабиной к Кингмену, я с такой же осторожностью подошел к машине, на которой приехал Уолт, и, касаясь ее так легко, как только возможно, подогнал поближе к двери дома, закрытой сеткой от насекомых. Там я выключил фары и мотор, поставил машину на тормоз и вернулся к фургону, чтобы поговорить с Сэмом, который сидел в кабине.
– У меня осталось еще три дела, – объяснил я ему. – Я вернусь очень быстро. Почему бы вам не закрыть глаза и не вздремнуть пару минут?
– Вы шутите.
Вместо ответа я изобразил улыбку, и напряжение на его лице чуть-чуть спало.
– Долго не задержусь, – пообещал я, и он кивнул, сглотнув.
Я осматривал двор с фонарем Сэма. У меня автоматический пистолет, то есть отстрелянные гильзы автоматически выбрасываются после каждого выстрела. Никто не найдет вылетевшие из дула пули, но восемь блестящих металлических цилиндров, разбросанных возле тела Уолта, – это что-то значит. Когда я внимательно разглядывал землю, семь гильз сразу мелькнули в луче фонаря. Я спрятал их в карман. Но восьмая упрямо оставалась невидимой.
Отстрелянные гильзы вылетали в сторону от дула пистолета и лежали сбоку от тела Уолта. Но бывают случаи, когда гильза отлетает не вбок, а вперед. Возможно, восьмая отлетела далеко и теперь лежит под ним. Мне не хотелось беспокоить тело, но я должен найти этот маленький металлический цилиндр.
Я уже решил оставить все как есть, когда увидел гильзу. Согнутая и пыльная, наполовину расплющенная и больше не сверкающая, она лежала там, где я стоял на коленях на пути «Форда». Колесо машины вдавило ее в пыль.
После этого я осмотрел землю. Шины не оставили следов на утоптанной пыльной почве, но отпечатки копыт были хорошо видны. Я взял в сарае метлу из прутьев и замел их.
Теперь на очереди был гараж. Я вытащил из рамы осколок лобового стекла с многозначительным пулевым отверстием и собрал все до одного окурки, которые свидетельствовали, как долго Матт сидел в засаде. Их я высыпал в мусорное ведро возле дверей дома.
Матт, уезжая, не запер дом, и я вошел посмотреть, не найду ли там официальный адрес фермы и фамилию ее владельца. Луч фонаря высветил вытертый ковер и старую мебель. В большой шкатулке на комоде я нашел все, что нужно. Пачка писем и счетов рассказала мне, что владельцем фермы в Дальней Долине возле Кингмена был Уилбур Беллмен. На обложке блокнота рядом с телефоном черным фломастером было крупно написано: «Девять вечера, страховой агент».
Перед уходом для последней проверки я обвел фонарем запущенную бедную гостиную, и луч скользнул по фотографии в картонной рамке, стоявшей на полке. Лицо на снимке привлекло мое внимание, что-то в нем показалось мне знакомым. Я подошел ближе и осветил его на секунду фонарем.
Терпеливое, равнодушное лицо Киддо улыбалось с фотографии, такое же невозмутимое, как и в тот день, когда он рассказывал мне и Уолту о кобылах Оффена. На обороте снимка бесформенным, вихляющим почерком сделана надпись: «Папе и маме от любящего сына».
Если Оффен послал конюха отдохнуть в Майами вместе с родителями, то лояльность Киддо хозяину вне сомнений. Я почти восхищался мастерством Оффена, с каким он обставил дело. Нашел убежище для лошадей на уединенной ферме родителей и нашел в сыне преданного служащего.
Теперь оставался только Уолт. С ним ничего невозможно было сделать, только попрощаться.
Я встал на колени в пыль рядом с ним, но молчаливое, застывающее тело – это уже не Уолт. Смерть наложила на него свою печать. Я снял одну из перчаток и коснулся его руки. Все еще теплой в теплом ночном воздухе, но без упругости жизни.
Не было смысла говорить ему, что я чувствую. Если его дух еще витает вокруг, Уолт узнает.
Я оставил его лежать в темноте и вернулся к Сэму.
Тот, не отрываясь, смотрел на меня и произнес потрясенным голосом:
– Вы оставите его там?
Я кивнул и забрался на сиденье рядом с ним.
– Но вы не можете...
Я снова кивнул и показал жестом, что пора включать мотор и ехать. Он рванул машину с места с таким негодованием, что жеребцов, должно быть, подбросило в боксах. Не разговаривая, мы направились в Кингмен. Я почти физически ощущал его возмущение моим поступком.