Когда, завалив все снегом, буран наконец стих, Рой взял ружье и на лыжах отправился охотиться на хребтах. Скоро он выследил и застрелил оленя. Хотя Рой освежевал, разделал и повесил тушу на дерево, он знал, что настоящей нужды убивать этого оленя (к тому же самку) не было, потому что у них еще оставался большой запас лосиного мяса. Но если он и осознал на мгновение всю бесцельность этого убийства, мысль эта потонула в радостном чувстве, что он снова охотится, и он не уходил с хребтов, продолжая высматривать дичь, готовый убивать что попадется ему на мушку, убивать, не чувствуя при этом ровно ничего, кроме охотничьего азарта.

Под снежным покровом все вокруг было еще более удивительным. Большая снежная страна, страна длинных округлых линий, которые где-то вдали переходили в снеговой горизонт. Под ногой попеременно то твердый гранит, то мягкие сугробы. А леса и озера словно огромные вместилища тишины. Чаще всего только и слышно было, что поскрипывание его лыж по снегу, и каждый раз, как оно раздавалось, звук этот, вибрируя, проходил сквозь ноги Роя, сквозь все его тело. Это был звук пути, часть того, что и держало его в пути, пока он не заходил так далеко, что приходилось поворачивать, чтобы вернуться до темноты.

Рой забросил свои капканы на озере, и это мучило его. Что за лов, когда капканы целыми сутками оставались с добычей, но еще хуже было забросить их после бурана. Буран замел ловушки, и, кроме сбора добычи, надо было переставить всю цепь капканов, потому что теперь они оказались глубоко в снегу.

И в этот день ему не удалось вернуться вовремя и осмотреть капканы, потому что, заметив дым на востоке, он поднялся на одну из ближних вершин. Но и оттуда он не мог определить, далеко ли дым, потому что снег и серое небо смазывали расстояния. Он заключил, что это не очень далеко, просто потому, что дым был виден в такой сумрачный день. Конечно, это мог быть и Мэррей, и за ужином в хижине он спросил:

— Ты был сегодня на восточных участках?

Мэррей покачал головой:

— Я был севернее, на озерах, искал норочьи следы. Их там много. А что?

Рой рассказал ему про дым.

— Что ж, ты, должно быть, прав, Рой, — промычал Мэррей, набив полный рот сочным мясом. — Кто-нибудь охотится в заповеднике и ведет себя довольно беспечно.

— Как и мы! — вмешался Зел и посмотрел на Роя, на его закапанную оленьей кровью куртку.

Но Рой не ответил на вызов, его перестали интересовать споры с Зелом, с Мэрреем и с самим собой. Он только фыркнул, сплюнул и продолжал есть, спрашивая себя, прицепится к нему Зел за невыбранные капканы или нет, и угрюмо соображая, как он его обрежет. Но Зел не упомянул об этом, он заговорил о нехватке провианта.

— Картошка кончилась, — объявил им Зел, — и масло тоже. Осталось только несколько жестянок консервов на обратную дорогу, и потом банки с ягодами, банка маринада и немного хлеба и сухарей.

Банки с ягодами — подарок миссис Бэртон, а маринад был от Джинни. Рою хотелось попробовать, хорош он или плох, удалось ли Джинни приготовить что-то не похожее на ее обычную пресную стряпню? С бесстрастным снисхождением он мог теперь восторгаться той вынужденной домовитостью, которую она на себя напускала ради него. Не первый раз за эти двенадцать лет он так остро почувствовал, как близка ему Джинни, как тесно связаны были их жизни, как это было правильно и как правильно это было бы и в будущем. Внезапно это завладело всем его существом, и впервые со времени возвращения Энди он представил себе целостный облик Джинни; все их знакомство; и затем прыжок от частного, от их близости, значению этого для него; к нему самому, что неотделим от Джин, как бы ни противилось этому его смятенное сознание; он не может допустить, чтоб над Джин так, походя, издевался какой-то полоумный, чтобы она подчинилась прихоти Энди. Нет, он этого не потерпит!

Но не поздно ли? Дело не в Энди, а в нем самом. Он погиб; и не только потому, что природа одолела его и загнала в лес. Природа выхватила его из той среды, вне которой существование для него было невозможно. Это свело его на положение одиночки — и только. И вот теперь он пожинал плоды своего поражения, разделяя его со своими спутниками: двумя погибшими людьми.

— А ну, попробуем маринад, — сказал Рой Зелу, когда они сели за стол.

— Это что, приготовление Руфи Мак-Нэйр? — спросил Мэррей.

Рой отрицательно мотнул головой и сорвал крышку.

— А как поживает старина Сэм? — продолжал Мэррей.

— Выдохся! — сказал Рой, тыкая вилкой в зеленые помидоры.

— Они там в городе все выдохлись, только этого не знают, — сказал Мэррей.

Рой поднял глаза от банки:

— Только не Джек. Джек Бэртон, тот не сдастся!

— Ну, как маринад? — спросил Зел, глядя на Роя понимающим, внимательным взглядом.

— Хорош, — сказал Рой. В помидорах было переложено сахара, но для первой попытки они были недурны; впрочем, следующие попытки Джин, должно быть, оказались еще менее удачными.

— Два-три плохих года — и Джек сдастся, как и прочие, — заключил Мэррей.

Рой не стал спорить.

Утром он проверил капканы и выбрал из-под снега столько добычи, что ему стало стыдно за пропущенный день. Вытаскивая капканы из-под снега и заряжая их на новом месте, он попутно не мог не отметить особые повадки бобров на новых тропах в глубоком снегу. На время это его заняло, особенно когда он наткнулся на двух старых бобров, валивших небольшую иву. Он наблюдал, как они хлопотали: принялись было скусывать ствол не с той стороны, и все же потом свалили иву на чистый лед, где им удобно было ободрать с нее кору. Рой уже давно пришел к заключению, что дело вовсе не в догадливости бобра, который валит дерево на воду или на лед, то есть именно туда, куда нужно. Объяснялось это просто тем, как росли деревья. Большая часть ветвей в силу тропизма обычно растет на освещенной и открытой стороне и перевешивает дерево в эту сторону, так что оно падает на открытое место, как бы ни подгрызали его бобры. И все же Рой восхищенно улыбался, глядя на этих бобров, и затеял с ними игру в снежки; он потихоньку приближался к ним, чтобы проверить, насколько близко можно подойти, прежде чем они услышат его или почуют его запах. Он подошел шагов на двенадцать и залег в сугроб, лепя снежок. Потом, осторожно высунув голову из-за сугроба, прицелился и снежком сшиб одного бобра с ног. Рой захохотал, но в то же мгновение ива с грохотом рухнула, и он вздрогнул от неожиданности. Вспугнутые бобры исчезли, а Рой, посмеиваясь, пошел дальше, от души у него отлегло. И все же он не снял ненасытные силки, которые и на этот раз удвоили его добычу.