Подмытые снеговые заборы обвалились, воробьи яростно копошились в грязи и среди скал и в раскисшем торфянике. В лесу было полно синих соек, а в кустарнике прыгали синицы. На поля вышли люди с канавокопателями и плугами, и уже в виду старого дома Мак-Нэйров Рой остановился, чтобы понаблюдать за одним из работников. Это был Билли Эдварде, он правил своей упряжкой. По направлению Рой догадался, что он держит путь на дальнее поле, то ли очищать, то ли пройти корчевателем, то ли вывезти пни. У него не было недоброго чувства к Билли Эдвардсу, он не мог плохо относиться ни к кому, кто взялся бы возродить эту ферму, но в нем росло слепое раздражение против единственного кирпичного здания в Сент-Эллене, которое теперь владело ею. Что нужно банку от фермы? Что вообще нужно банку от человека?

Все более распаляясь, он шел по пашне, чтобы видно было, что плевать ему на банк; вызов был и в том, как он шумно почистил ноги о железный скребок и резко пихнул ногой кухонную дверь. Потом это с него соскочило, и он вошел в дом очень осторожно.

Он ожидал увидеть Джинни на кухне. Но ее там не было.

— Миссис Эндрюс! — сказал Рой, чтобы дать о себе знать.

Ответа не было. Рой осмотрелся. В кухне был беспорядок, который так обычен для женщин, не привыкших убирать за собой. На столе стояло ведерко с золой, очевидно — посыпать топкую дорожку. Рой снял его и аккуратно сложил небрежно накиданные у плиты дрова. Потом сел на ларь у окна и стал ждать. Сначала он было подумал, не уйти ли, но слишком большое напряжение воли потребовалось от него, чтобы прийти сюда, и он замер в усталом ожидании. Он поудобнее, с ногами расположился на ларе. Всем существом Рой чувствовал, что действительно охотник вернулся домой, и это навеяло на него столь необходимый ему сон. Уже смеркалось, а он все спал. Его разбудил громкий крик.

— Рой! — услышал он. — Рой! — это было похоже на рев.

В первый раз за всю жизнь у Роя засосало под ложечкой от непобедимого страха; Рой ощутил его железное пожатье: во рту появился противный вкус, губы пересохли, и голову сдавило словно тисками. На мгновение он весь закоченел, но тут же вскочил и выпрямился, готовый стряхнуть сонный кошмар.

— Рой!

У двери Эндрюс — не человек, а гора.

— Рой!

Разглядеть друг друга в полутьме они не могли.

Рой все еще не пришел в себя, но это была просто тошнота.

— Да! — холодно ответил он. — Это я.

— Ну, конечно, ты! — проревел Энди и ринулся к столу, но тут же замер, словно по сигналу. Даже слабый, потухающий свет из окна мешал ему, и он выжидательно вглядывался из темноты.

Довольно долго они молчали и не двигались. Рой пробовал сообразить, как ему быстрее обезоружить Эндрюса, но невольно оказался в защите, решив не лезть первому, говорить поменьше и просто ждать.

Потом комнату снова наполнил зычный голос Эндрюса:

— Мне сказали в баре, что ты вернулся. Я давно хотел повидать тебя…

— Я знаю, — сказал Рой и почувствовал на своих ляжках судорожную хватку собственных пальцев. Теперь он был готов ко всему, да, он виноват, да, ему страшно, но прежде всего он настороже. Предоставив инициативу Эндрюсу, он ждал, как определится степень их вражды, но любопытство взяло верх, и он поглядел на Энди. Он не мог разглядеть его ясно, но то, что он видел, вызывало в нем странное и неуместное чувство симпатии к этому мощному телу, его величине и объему, его шумному дыханию. Рой снова почувствовал всю необузданность Эндрюса. Тот сейчас был способен на все.

— Я ходил в лес… — начал Энди.

— И это знаю, — отрезал Рой.

Скрытая враждебность в голосе Роя, казалось, сбила Эндрюса с тона и несколько насторожила его доверчивую беспечность. Он весь сжался от негодования и обиды.

— Черт побери! — сказал он, тяжело переводя дыхание. — Надо зажечь свет. — Он чиркнул спичкой и пошел прямо к масляной коптилке, которую Джинни держала на каминной доске на случай, если испортится керосиновая лампа. Он принес коптилку на стол, зажег ее, сел напротив Роя и холодно спросил:

— Как поживаешь, Рой?

Рой только теперь по-настоящему разглядел Эндрюса и понял, что образ, который он хранил в памяти, был Энди дней их юности: бесшабашный молодой верзила, бешеный силач, восторженный горлан, неуемный анархист. К тому времени, когда Энди покинул Сент-Эллен, он обрюзг и загрубел, но Рой как-то забыл об этом, и теперь вид этого мясника с оплывшим лицом и холодными глазами ошеломил его. Он, несмотря ни на что, надеялся увидеть прежний образ друга.

— Ты, наверно, не ждал меня назад, — небрежно заявил Энди. Это звучало угрожающе.

— Может быть, — сказал Рой, весь подбираясь, потому что он чувствовал на себе оценивающий взгляд Энди.

— Похоже, что ты вовсе не рад видеть меня, — заорал Энди.

— Нет. — Рой все еще выжидал, отчужденно и безлично, ему не хотелось добираться до главного. — Когда-нибудь ты же должен был вернуться.

— Правильно, Рой.

Эндрюс собирался еще что-то добавить, но тут они оба услышали, как Джинни Эндрюс за дверью говорит что-то собаке, и оба сидели молча, пока она не поднялась на крылечко и не вошла в комнату. Она поглядела сначала на Энди, потом на Роя. Потом прикрыла за собой дверь, словно принимая вызов.

— Это что, с вами пришла эта лайка? — спросила она Роя.

— Со мной, — виновато отозвался он.

— Она уже давно бродит здесь, в городе, — сказала миссис Эндрюс. — Должно быть, отбилась от кого-нибудь из индейцев.

Она ни слова не сказала Эндрюсу: она словно не замечала его, но и не замечая, принимала его присутствие как неизбежность, и беглый взгляд Энди подтвердил это. Тем самым Рой был как бы отстранен, и он в отчаянии поглядел на Джинни, чтобы в этом удостовериться! Он не решался взглянуть ей в лицо, но наблюдал за каждым движением миссис Эндрюс, за тем, как она сбрасывала ботики и снимала короткую серую армейскую куртку. Скинув эту неуклюжую оболочку, она стала той стройной и милой женщиной, какой он привык ее себе представлять, и тогда он смущенно посмотрел ей в лицо. Короткие вьющиеся волосы были подстрижены слишком коротко, и лицо у нее сильно осунулось, только это он и заметил в ее тонком лице, которое и всегда-то было угловатым и острым, но ничего другого он на ее лице не прочел.