— И что?

Она раззявила беззубый рот: — У тебя мозги как пемза — брось что-то, и всосется! Исчезнет. Пропадет. Даже если я помочусь — моча сделает "пшш" и нет ее! Ох, муженек, как тебя ненавижу. Со всеми пакостными, неопрятными привычками — боги, да ты собственные сопли ел! Меня всякий раз тошнит, как вспомню — это проклятие, никак не забыть…

— Тихо ты. Каждому известно, что в соплях таятся полезные вещества…

Их прервал тяжкий вздох. Дальхонезцы поглядели на Маппо. Могора подбежала к Треллю и начала сдирать с израненного лица паутину.

Искарал Паст склонился рядом. — Что с его лицом? Оно все в полосах и швах. Что ты натворила, женщина?

— Паучьи метки, о Маг. Цена исцеления.

— Каждая паутина отпечаталась!

— Ну, он и до того был не красавец.

Раздался стон. Маппо поднял руку, хотя она тут же упала. Новый стон.

— Похоже, ему паук в мозги забрался, — изрек Паст. — Теперь он будет питаться сосанием. А ты посмела назвать неопрятными мои скромные жеваные сопли!

— Ни одно уважающее себя существо не делает так, как ты сделал тем утром, Искарал Паст. Ты видел, чтобы пауки жевали сопли? Нет, я клянусь!

— Ну, не видел. Однако воображаю себе паука, восемь ног которого торчат из твоего носа. Кстати, тебе пора постричься. Я готов помочь.

— Подойди ко мне с такими намерениями, и я тебя ударю. Подходить разрешаю только с любовными намерениями.

— Любовными! Что за жуткая идея…

— А что, если я беременна?

— Убью проклятого мула!

Она бросилась на него. Супруги покатились по земле, рыча и плюясь.

Мул невозмутимо следил.

Раздавленные и разбросанные плитки, что некогда составляли мозаику жизни Маппо Коротыша, едва мерцали, как будто упали на дно колодца. Он мог разглядеть лишь отдельные фрагменты с неясным значением. Он словно всплывал, медленно и неотвратимо, с неведомого дна.

Но потом появились, спустились нитями дождя серебряные паутинки, замелькали в окружившей его вязкой субстанции. Он ощутил их касание, потом их тяжесть; его движение затормозилось, и Маппо снова начал тонуть. Приближаться к осколкам на глубоком дне.

Там таилась боль. Не плотская — у него еще не было плоти — но раны души, множество рубцов. Измены, ошибки, самообвинения. Словно кулаки разбивали то, чем он был… до падения.

А нити, равнодушные к его агонии и жалким стонам протеста, склеивали осколки.

Он обнаружил, что стоит среди леса сужающихся кверху колонн и камней причудливой формы. Тяжкие, словно железные, тучи покрывали полнеба, а по другой половине неслись вращающиеся полосы, втягиваясь за завесу. Небо словно кто-то проткнул, и теперь оно медленно залечивало рану. Маппо понял, что колонны тянутся во все стороны, их сотни, и они формируют рисунок, который нельзя различить отсюда, снизу. Колонны отбрасывали на почву бледные тени, и его взор не отрывался от теней. Вначале он просто смотрел, потом понял: тени лежат в невероятных направлениях, образуя расползающуюся, чуть дрожащую сеть.

И сам Маппо стоит в центре сети.

Из-за одной из колонн показалась юная женщина. Длинные волосы цвета гаснущего пламени, глаза оттенка расплавленного золота. Плывущие по ветру черные шелка. — Это, — сказала она на языке Треллей, — было давно. Некоторые воспоминания лучше не тревожить.

— Я не хотел, — отвечал Маппо. — Я не знаю этого места.

— Джакуруку, Маппо Коротыш. Четыре или пять лет со дня Падения. Еще один суровый урок о том, что гордость опасна. — Она подняла руки, проследила, как ниспадают шелка, обнажая мраморную кожу совершенных рук. — Ах, погляди. Как странно, что я считала себя толстой. Разве это не свойственно всем нам: понимание себя меняется со временем? Многие ли готовы бороться с неизменностью однообразной жизни? Конечно, если ты живешь так долго, как я, иллюзии исчезают. — Она подняла взор. — Но ты сам все знаешь, Трелль. Тебя окутал дар Безымянных, твои очи долгожителя блестят тускло, как поцарапанные каменья — ты износил красоту, ты забыл, что такое самообман.

— Кто ты?

— Королева, которую вот-вот сгонят с трона, отлучат от власти. Мое тщеславие готово встретиться с позорным поражением.

— Ты Старшая Богиня? Кажется, я знаю… — Он взмахнул рукой: — Эта обширная сеть, незримый рисунок среди кажущегося хаоса… Готов назвать твое имя…

— Лучше не делай этого. Я изучила искусство маскировки. Я не желаю величаний. Старая ведьма Могора пожалеет об этом дне. Но помни: ее не в чем винить. В тенях слышен шепоток о тебе, Маппо Коротыш. Скажи, почему ты интересуешь Повелителя Теней? Или его интересует Икарий?

Трелль вздрогнул. "Икарий! Я потерял его — о Бездна, что случилось?"

— Он еще жив?

— Жив, и Безымянные нашли ему нового спутника. — Она слабо улыбнулась. — Тебя… отправили в отставку. Интересно, почему? Возможно, твои неудачи, ошибки — ты потерял преданность клятве, не так ли?

Маппо отвернулся. — Но почему они не убили его?

Женщина пожала плечами: — Полагаю, предвидят нужду в его талантах. Ах, мое замечание устрашило тебя? Неужели ты до сего мига сохранил веру в Безымянных?

— Нет. Я встревожен твоим тоном. Икарий — не их оружие!

— Глупец! Он именно оружие. Они изготовили его и ныне решили использовать… да, теперь я поняла Темного Трона. Умный ублюдок. Конечно, я возмущена, что он так нагло записал меня в союзницы. Возмущена очень сильно, ведь его предположение оказалось верным. — Она вздохнула и дернула плечом. — Пора вернуть тебя обратно.

— Постой… ты сказала что-то… что Безымянные ИЗГОТОВИЛИ Икария. Я думал…

— Он выкован их руками и потом снова и снова заточен — с помощью таких как ты опекунов, Маппо. Был ли он столь же смертоносен, когда впервые встал над обломками своей — ими сокрушенной — молодости? Столь же опасен, как сейчас? Не думаю так. — Женщина внимательно всмотрелась в него. — Мои слова ранят. Знаешь, я все больше ненавижу Темного Трона, ведь всякое слово и всякий поступок совпадают с его планами. Я раню тебя и понимаю, что именно этого он хотел. Как сумел он все узнать заранее?

— Посылай меня назад.

— След Икария едва различим.

— Скорее.

— О, Маппо, ты заставляешь меня рыдать. По молодости такое случалось, иногда. Хотя слезы по большей части вызывала жалость к себе самой. Ах, все мы меняемся. Иди, Маппо Коротыш. Делай, что должен.

Он понял, что лежит на земле. Над головой сияло солнце. Поблизости дрались два чудища — нет, как понял он, повернув голову, два человека. Покрытые пылью, слюной и потом, они пинали и кусали друг дружку.

— О боги, — шепнул Маппо. — Это дальхонезцы.

Они прекратили драку. — Не обращай внимания, — ухмыльнулся кровавым ртом Искарал Паст. — Мы женаты.

Им было не уйти. Зверь, покрытый чешуей и похожий на медведя; громадное, словно карета трайгаллов, существо двигалось дергаными прыжками, и утомленные, испуганные лошади ему проигрывали. Черно-красные зазубренные чешуи размером каждая с небольшой щит оказались почти непроницаемыми для стрел, что доказывали многочисленные торчащие древки. У приближавшегося зверя оказался один громадный глаз с фацетами, как у насекомого; его надежно защищал круглый выступ черепа. На тяжелых челюстях виднелись ряды саблевидных клыков, длиной в руку взрослого мужчины. Плоская голова была помечена рубцами, следами давних битв.

Дистанция между охотником и жертвами уже сократилась до двухсот шагов. Паран прекратил оглядываться на хищника и пришпорил мерина. Они мчались вдоль скалистого берега. Дважды под колесами трещали кости мертвых чудовищ размером с кита, покореженные и поломанные кем-то до них. Впереди дорога вела к какому-то холму — к тому, что в этом плоском мире сходило за холм. Паран махнул в ту сторону рукой. — Скорее туда! — крикнул он возчику.

— Зачем! — заорал тот. — Ты с ума сошел?

— Поднажми еще раз! Потом дело за мной!