Банашар молчал.

— Разумеется, кроме тех, — продолжал незнакомец, — что по разным причинам отпали от культа. От поклонения.

— Тебе известно слишком многое, — сказал Банашар. Нужно было покинуть эту комнату. Нужно было ночевать каждый раз в разных местах. Но он не думал, что хоть кто-то знающий его остается в живых. Неужели не все убиты? "И я знаю, за что. О боги, хотелось бы мне сохранить неведение".

— Тайскренна изолируют, — произнес незнакомец. — Тщательно и весьма эффективно. Как профессионал, признаюсь в некотором восхищении. Увы, мое восхищение сопряжено с не меньшей тревогой.

— Ты Коготь.

— Отлично. В тебе осталась хоть капля прежней мудрости, пьянчуга Банашар. Да. Мое имя Жемчуг.

— И как ты нашел меня?

— Важно ли это?

— Для меня — важно.

Новый вздох, взмах руки. — О, как это скучно. Я выследил того, кто, в свою очередь, выслеживал тебя — с кем ты говоришь, куда ходишь, все как следует.

— Следует? Интересно, для чего это?

— Ну, могу предположить, для подготовки убийства. Когда хозяин шпиона решит, что время пришло…

Банашар задрожал, по телу потек холодный, липкий пот. — Тут нет ничего политического, — прошептал он, — ничего, касающегося Империи. Никакого повода для…

— Есть. Ты сам подставил себя, Банашар. Не забудь, что Тайскренна изолируют. Ты хочешь прорвать блокаду, пробудить Верховного Мага…

— Почему он допускает такое? — воскликнул Банашар. — Он не глупец…

Послышался тихий смех. — О да, Тайскренн не глупец. В этом и кроется ответ.

Банашар близоруко заморгал. — Я должен увидеться с ним, Жемчуг.

— Пока что ты меня не убедил.

Последовало долгое молчание. Банашар сомкнул глаза и закрыл их ладонями, как будто молясь о прощении. Сейчас ему могут помочь только слова. Слова, сказанные этому типу. О, как ему хочется, чтобы слов… хватило. "Коготь, готовый стать моим союзником? Почему? Потому что у Когтя появился… соперник. Новая организация, посчитавшая нужным возвести непроницаемую стену вокруг Верховного Мага Империи. И как это характеризует новую организацию? Они видят в Тайскренне врага, или желают отдалить его от дел, так, чтобы бездействие казалось лучшим выходом даже ему самому. Они знают, что он знает, и хотят посмотреть, будет ли он сопротивляться. Однако он не сопротивляется, заставляя их думать, что стал слабым. Все ждут. О боги, во что мы ввязываемся?"

Банашар заговорил, не отрывая рук от лица: — Я хочу спросить у тебя кое-что, Жемчуг.

— Давай.

— Представь себе замысел самый обширный. Представь, что он измеряется тысячелетиями. Представь стареющие лики богов, богинь, вер и цивилизаций…

— Представил. И в чем вопрос?

Жрец колебался. Он медленно опустил руки и вгляделся сквозь полутьму в смутное, серое лицо напротив. — Какое преступление хуже, Жемчуг: когда бог предает своих поклонников, или когда они предают своего бога? Если поклонники решились творить зверства во имя бога? Что хуже, Жемчуг? Скажи.

Коготь был неподвижен в течение дюжины ударов сердца. Потом дернул плечом: — Ты спрашиваешь у лишенного веры.

— Кто сможет судить лучше?

— Боги предают поклонников постоянно. Насколько я могу судить. Каждой не принятой мольбой, каждым отвергнутым призывом о помощи. Полагаю, в этом и суть веры.

— Неудача, молчание и равнодушие богов? Так ты понимаешь веру, Жемчуг?

— Я же сказал, что не гожусь в судьи.

— Но где здесь ИСТИННОЕ предательство?

— Это зависит… Если бог почитаем ради благ почитания, ради удовлетворения поклонника… Если между ними нет морального соглашения — то нет смысла и в понятии "предательство".

— Для кого, ради кого действует бог? — воскликнул Банашар.

— Если придерживаться вышеупомянутого допущения, бог действует лишь ради себя самого или себя самой.

— В конце концов, — склонился к нему Банашар (голос его стал хриплым), — кто мы такие, чтобы судить?

— Как скажешь.

— Да.

— Не если между богом и поклонником заключен нравственный договор, тогда каждый отказ от помощи означает предательство…

— Это при условии, что просящий милости у бога сам связан некоторой моралью.

— Верно. Муж, просящий, чтобы его жена погибла в ужасной катастрофе и он смог бы взять в жены любовницу, вряд ли может рассчитывать на сочувствие сколько — нибудь уважающего себя бога.

Банашар расслышал в голосе Когтя иронию, но решил игнорировать ее. — А если жена — тиранша, избивающая детей?

— Ну, тут хороший бог должен действовать, не дожидаясь молитв.

— То есть сама молитва эта будет злом, невзирая на ее мотивы?

— Ну, Банашар, в моем сценарии любые мотивы становятся сомнительными. Учти наличие любовницы…

— А если любовница станет весьма доброй и любящей мачехой?

Жемчуг фыркнул, рубанув рукой по воздуху: — Проклятие! Хватит болтовни. Валандайся с моральными парадоксами в одиночку. Не вижу никакого смы… — Его голос затих.

Банашар молчал. Сердце его стало грудой пепла. Он пытался не дать себе зарыдать вслух.

— Они не умоляли, не просили, не искали помощи, — сказал Жемчуг. — Их молитвы были требованием. Предательство… с их стороны. — Коготь склонился на стуле. — Банашар. Ты намекаешь, что Д'рек убила их всех? ВСЕ СВОЕ СВЯЩЕНСТВО? Они изменяли ей! Каким образом? Чего они требовали?

— Идет война, — уныло ответил Банашар.

— Война. Между богами, да… о боги! Ее поклонники встали не на ту сторону!

— Она услышала их, — Банашар заставлял себя отвечать. — Она поняла, что они сделали выбор. Выбрав Увечного Бога. Они требовали силу крови. Хорошо, решила она, если они так жаждут крови… она даст им желаемое. — Он уже шептал. — Все, чего они желают.

— Банашар, погоди… Почему сторонники Д'рек избрали кровь и силу крови? Это путь Старших. В твоих словах нет смысла.

— Культ Змеи весьма древний. Даже мы не смогли определить, насколько он стар. В "Глупости Готоса" — в тех фрагментах, что есть в Храме — упоминается о богине Повелительнице Гниения, Госпоже Червей. Полудюжина титулов. Однако недавно эти свитки пропали…

— Когда?

Банашар горько улыбнулся: — В ночь бегства Тайскренна из Великого Храма Картула. Он захватил их. Они должны быть у него. Понимаешь? Что-то не так! Совсем не так! Мое знание и знания Тайскренна — его доступ к "Глупости" — мы должны потолковать, мы должны найти смысл произошедшего, его значение. Это важнее высшей власти. Война идет между богами — но скажи мне, чья кровь прольется? Случай с культом Д'рек — только начало!

— Боги предадут нас? — Жемчуг откинулся на спинку стула. — Нас. Смертных. Верим мы или нет, наша кровь оросит землю. — Он помолчал. — Возможно, мы сможем убедить Тайскренна. Если выпадет случай. Но как насчет других жрецов — ты взаправду веришь, что убедишь и их? И что ты им скажешь? Банашар, ты будешь призывать к реформации? К некоей революции среди верующих? Они посмеются тебе в лицо.

Банашар отвернулся. — Мне… наверное… Но Тайскренн…

Собеседник замолк. Комнату залил тусклый свет — наступал день, холодный и унылый. Наконец Жемчуг вскочил одним плавным безмолвным движением. — Это дело Императрицы…

— Ее? Не будь дураком…

— Осторожнее, — тихо сказал Коготь.

Банашар старался думать четко. Его не отпускало отчаяние. — Она вступит в игру, освободив Тайскренна от должности Имперского Мага. Тогда он сможет действовать. Если верить слухам о Серой Богине, терзающей Семиградье, становится ясно: война богов уже началась, они мириадами способов манипулируют миром смертных. Будет мудро с ее стороны противостать угрозам.

— Банашар, — ответил Жемчуг, — слухи преуменьшают истину. Умерли уже сотни тысяч. Может, и миллионы.

"Миллионы?"

— Я расскажу Императрице, — повторил Жемчуг.

— Когда ты уходишь? "И что с теми, что изолируют Тайскренна? Теми, что планируют убить меня?"

— Нет надобности, — сказал, направившись к двери, Коготь. — Она прибудет сюда.