— Ну, убеди его. "Я смогу. Все как раньше. Неважно. Просто новые мужики".

— Не могу, Сциллара.

Гутрим перезаряжал самострел. Другой бандит и тот, что держал лошадей, потащили из ножен кривые сабли.

Серожаб рванулся вперед, ужасающе быстро, и подпрыгнул, широко разинув пасть. Челюсти сомкнулись вокруг головы Гутрима. Нижняя челюсть выскочила из суставов, и человек оказался проглоченным по плечи. Он упал под весом демона. Страшные скрежещущие звуки… тело Гутрима задергалось, выпустив мочу и газы, и неподвижно повисло.

Челюсти Серожаба сжались сильнее, раздался треск и щелчок. Демон отскочил, роняя обезглавленное тело бандита на песок.

Все это время трое оставшихся стояли в шоке. Но вот они опомнились. Главарь закричал — сдавленный, наполненный ужасом вопль — и рванулся в атаку, подняв саблю.

Серожаб прыгнул ему навстречу, успев выплюнуть отвратительную мешанину костей и волос. Одна его лапа схватила руку с клинком, вывернув локоть и содрав кожу. Брызнула кровь. Вторая лапа сомкнулась на горле, удушая и ломая хрящи. Разбойник не сумел закричать второй раз. Он упал под весом демона — выпученные глаза, серо — зеленое лицо, язык, высунувшийся изо рта подобно нелепому червяку. Третья лапа демона держала вторую руку противника, а четвертой он почесывал себе спину.

Третий боец побежал к лошадям. Последний, тот, что держал их, уже вскочил в седло.

Серожаб прыгнул снова. Ударил кулаком по затылку державшего саблю, пробив кости. Бандит упал, выронив клинок. Летящий демон успел схватить последнего человека за ногу, выдернув ее из стремени.

Лошадь заржала и понеслаcь прочь. Серожаб подтащил бандита к себе и вцепился ему в лицо.

Еще миг — и четвертый повторил судьбу первого: голова, исчезнувшая в пасти, хруст и дерганье ногами. Затем — благословенно быстрая смерть.

Серожаб выплюнул голову, не успев пережевать ее. Голова упала к ногам Сциллары, и она смогла рассмотреть лицо — ни мышц, ни глаз, только окровавленный скальп на кости. Не сразу ей удалось отвести взор.

Увидев Фелисин. Та прижалась к каменной стене со всей доступной ей силой, скорчилась, закрыв лицо руками.

— Все кончено, — сказала Сциллара. — Фелисин, все кончено.

Руки опустились. На лице девочки выражались страдание и отвращение.

Серожаб проворно оттащил тела за ближайшую кучу камней. Не обращая на него внимания, Сциллара подошла к Фелисин, склонилась: — По-моему все вышло бы проще. Хотя бы чище здесь было.

Фелисин подняла глаза. — Он высосал им мозги.

— Я видела.

— Он сказал, вкусно.

— Он демон. Не собачка, не домашний зверек. Демон.

— Да. — Это прозвучало почти шепотом.

— И теперь мы знаем, на что он способен…

Молчаливый кивок.

… так что, — закончила Сциллара, — не очень с ним дружись. — Она выпрямилась и увидела, как карабкаются по уступам Геборик и Резак.

— Гордость и слава! У нас есть лошади!

Резак замедлил шаг. — Мы слышали вопль…

— Лошади, — произнес Геборик, направившись к испуганным животным. — Какая удача.

— Невинно. Вопль? Нет, друг Резак. Это Серожаб… пускал ветры.

— Вот как. А эти лошади сами на вас набрели?

— Смело. Да! Очень удивительно!

Резак наклонился, изучая подозрительные пятна на пыльном камне. Отпечатки лап Серожаба показывали, как тщательно он старался убрать следы. — Тут кровь…

— Шок. Тревога… Стыд.

— Стыд. За то, что случилось, или за то, что мы это заметили?

— Хитро. Ну, конечно, за первое.

Резак нахмурился и оглянулся на Фелисину со Сцилларой. Изучил их лица. — Похоже, — медленно сказал он, — мне следует радоваться, что я не видел того, что видели вы.

— Да, — ответила Сциллара. — Следует.

— Лучше не подходи к животным, Серожаб, — крикнул Геборик. — Я им вроде не нравлюсь, но ты им ТОЧНО не нравишься.

— Уверенно. Они просто не успели меня узнать.

— Я бы такое крысе не кинула, — заявила Улыба, лениво гоняя куски мяса по стоящей на коленях миске. — Смотри, даже мухи брезгуют.

— Не от пищи они улетают, — сказал Корик, — а от тебя.

Женщина оскалилась: — Вот что зовется уважением. Знаю, для тебя это иностранное слово. Сетийцы — падшие виканы, все это знают. А ты — падший сетиец. — Она схватила миску и швырнула в песок рядом с Кориком. — На, полукровка, заткни объедки в уши. Сохранятся на завтрак.

— Она очень мила после дня тряски, — с ослепительной улыбкой сказал Корик Тарру.

— Хватит приставать, — отвечал капрал. — Или сам пожалеешь. — Он и сам подозрительно всматривался на то, что назвали ужином. Обычно спокойное и безмятежное лицо сморщилось в гримасе. — Уверен, это был конь.

— Разве что выкопанный на конском кладбище, — отозвалась Улыба, расправляя ноги. — Убить готова за кусок масляной рыбы, зажаренной в глине прямо на берегу. Завернутой в водоросли, с куркумой. Кувшин мескерийского вина и ладный парень из деревни. Мужичок, большой…

— Хватит, Худовы мощи! — Корик наклонился и плюнул в огонь. — История про свинопаса с пушком на подбородке и как ты его окрутила — единственная сказка, которую ты знаешь. Мы все уже поняли. Давно. Черт дери, Улыба, мы тысячу раз слышали. Ты ночью выползла с папашиного хутора на четвереньках, чтобы омыться морской водицей. И где это было, а? Помню, в Стране Мечтаний маленьких девочек…

В правую ляжку Корика ткнулся нож. Он с воем повалился на спину и перекатился на бок, ощупывая ногу.

Солдаты ближайших взводов начали озираться, пытаясь что-то увидеть в покрывшей лагерь пыли. Вскоре их любопытство увяло.

Корик извергал поток брани, обеими руками сжимая раненую ногу. Бутыл вздохнул и встал с насиженного места. — Видите, что выходит, когда старички оставляют вас без присмотра? Держись, Корик. Я исцелю тебя — много времени не пона…

— Скорее, — простонал сетиец — полукровка. — Я хочу перерезать сучке горло.

Бутыл глянул на женщину и склонился над Кориком. — Тише. Она даже побледнела. Неудачный бросок…

— Ох! А во что она целила?

Капрал Тарр не спеша встал. — Смычок будет недоволен тобою, Улыба, — сказал он, качая головой.

— Он подвинул ногу…

— А ты кинула в него нож.

— Это за "маленькую девочку". Он провоцировал.

— Неважно, как все началось. Можешь попробовать извинения — вдруг Корик согласится тебя простить…

— Точно, — сказал Корик. — В тот день, когда Худ сам в могилу залезет.

— Бутыл, ты остановил кровь?

— Вполне надежно, капрал. — Бутыл бросил нож в сторону Улыбы. Скользкое от крови лезвие воткнулось около ее ног.

— Спасибо, Бутыл, — сказал Корик. — Она попытается снова?

Нож звякнул, вонзившись в песок между ног полукровки.

Все посмотрели на Улыбу.

Бутыл облизал губы. Нож пролетел, едва не задев его левую руку.

— Вот куда я целила.

— Я что тебе такого сказал!? — напряженным голосом спросил Корик.

Бутыл медленно вздохнул, чтобы успокоить тяжело стучащее сердце.

Тарр сделал несколько шагов и вытащил нож из земли. — Думаю, он пока полежит у меня.

— Плевать, — отозвалась Улыба. — У меня их много.

— И все они останутся в ножнах.

— Так точно, капрал. Пока никто меня не спровоцирует.

— Сумасшедшая, — шепнул Корик.

— Она не сумасшедшая, — возразил Бутыл. — Просто тоскует по…

— … какому-то парню с фермы, — ухмыльнулся Корик.

— Наверное, кузену, — добавил Бутыл так тихо, что услышал его лишь Корик. Солдат улыбнулся.

"Так". Бутыл вздохнул. Еще одна ссора в бесконечном походе. Хорошо, что мало крови пролилось. Четырнадцатая Армия устала. Дошла до точки. Она сама себе не нравилась. Ее лишили возможности полной мести Ша'ик и шедшим за ней убийцам, насильникам, головорезам; сейчас она медленно тащилась за остатками войска мятежников, преодолевая пустоши, пыльные дороги, песчаные бури и тому подобное. Четырнадцатая все еще ждет исхода. Она жаждет крови — но пока что проливает собственную кровь в перепалках, стычках и нарастающей взаимной вражде.