Ни расследование, ни правительственная комиссия не задались вопросами, почему ни один из кораблей, кроме «Петра Великого», не обнаружил взрыв, равный по мощности среднему землетрясению, и почему аппаратура гидроакустического комплекса флагмана Северного флота не зафиксировала первый взрыв в 30–40 км от него, в то время как атомные подводные лодки США «USS Memphis» и «USS Toledo», а также лодка Королевских ВМС «HMS Splendid» зафиксировали оба взрыва, хотя находились от места взрыва в десять (!) раз дальше.

Вернемся в 12 августа 2000 года в РБД-1.

В 13:59[16] Вячеслав Попов, так и не дождавшись планового донесения о торпедной атаке и всплытия подводной лодки «Курск», улетел вертолетом сначала на авианесущий тяжелый крейсер «Адмирал флота Советского Союза Кузнецов», а затем — на берег, сообщив журналистам, что боевые учения прошли успешно.

Это была ложь. Да, Попов не знал о гибели «Курска», но учения еще не закончились. Единственное, что смогли позволить себе руководители учений, это потратить время на сброс за борт серии гранат, что приказывает всем подводным лодкам всплыть.

После того как лодка не всплыла, ее должны были, обязаны были, объявить аварийной и начать поисково-спасательную операцию. «Курск» не всплыл, но аварийным подводный корабль объявлен не был.

Следователь Егиев в дополнительном постановлении уточняет время, когда АПРК «Курск» фактически был объявлен аварийным: не в 23 часа, как показывает на допросе командующий Северным флотом адмирал Попов, а на 30 минут позже.

«С. 113 (6-й абз.) После фразы о начале вызова подводной лодки с помощью гранат и по звукоподводной связи.

Дополнить словами:

С учетом вызова подводной лодки с помощью указанных выше средств, в соответствии со ст. 30 „Инструкции по организации практических стрельб торпедами…“, атомная подводная лодка должна была быть объявлена аварийной в 15:18 12 августа 2000 года, так как после подачи сигналов экстренного вызова взрывными источниками или гидроакустическими средствами подводная лодка обязана всплыть в надводное положение независимо от того, какой суточный план флота у нее имеется или какие действия в районе она производит в подводном положении. „Если в течение 1 часа после назначенного времени всплытия или после подачи с корабля сигнала экстренного вызова подводная лодка не всплыла на поверхность, считается, что она потерпела аварию, и руководитель учения обязан немедленно донести об этом ИП флота“ (ст. 30 Инструкции). (Заключение экспертизы, т. 67, л.д. 67)».

По плану учений АПЛ «Курск» входила в РБД-1 в 10-мильном коридоре. На морской карте пеленг в 96° от места нахождения «Петра Великого» в 11:28 12.08.2000 точно ложится на место вхождения «К-141» в район, откуда он должен был отстреляться торпедами.

Других кораблей и подводных лодок в этом районе быть не могло. Почему же «Курск» не объявили аварийным сразу? В своих показаниях Вячеслав Попов отрицает, что знал о докладе гидроакустиков. Но я, простите, не верю. Вину за это бездействие следствие возложило на командира «Петра Великого» капитана I ранга Владимира Касатонова, который «не выполнил своих обязанностей по организации классификации обнаруженных гидроакустиками целей и сигналов и, получив доклад о „вспышке“ и „хлопке“, не дал приказание классифицировать контакт. Это не позволило получить своевременно дополнительную информацию для правильной оценки ситуации в связи с событиями на 11 час. 30 мин. 12 августа 2000 г.» (Постановление о прекращении уголовного дела от 22.07.2002, с. 22).

Думаю, что Владимир Касатонов взял вину на себя. Он был капитаном I ранга, а стал контр-адмиралом, хотя на должности командира «Петра Великого» звание капитана I ранга — потолок[17]. Не думаю, что он стал адмиралом только за то, что прикрыл своего командира, но, наверное, и за это тоже.

Тот факт, что Вячеслав Попов покинул флагманский корабль, не получив доклада командира «Курска» Геннадия Лячина, на мой взгляд, говорит не только о профессиональных качествах, но и о человеческих. Даже профессиональное любопытство должно было заставить руководителя учений выяснить, почему подводная лодка не выполнила стрельбу и не вышла на связь.

Командир «Петра Великого» в 2000 году Владимир Касатонов.

Какая разница, как назвать боевую учебу? Как оказалось, разница есть, и весьма существенная.

В августе 2000 года соединения Северного флота, в соответствии с годовым планом боевой подготовки ВМФ России, должны были провести в Баренцевом море сбор-поход кораблей во главе с флагманом «Петром Великим». Вместо этого с 10 по 13 августа командование флота запланировало проведение комплексной боевой подготовки.

Такая форма учений, как комплексная боевая подготовка, не предусмотрена ни одним руководящим документом ВМФ. Я пытался выяснить, почему произошла замена одного вида боевой учебы на другой, но однозначного ответа не получил. Нет его и в материалах уголовного дела.

В неформальных беседах моряки говорят, что все дело в деньгах. Когда на полноценные учения средств не хватает, проводят то, что можно профинансировать. Состав сил комплексной боевой подготовки, количество и качество упражнений, сроки проведения показывают, что по всем параметрам это мероприятие соответствует полномасштабным учениям. Для проведения полномасштабных учений необходимо разработать целый пакет документов. План учений сбор-поход утверждает Главком ВМФ. Следовательно, если бы это был сбор-поход, все аспекты плана должны были бы рассматриваться и оцениваться в Главном штабе ВМФ, где собраны первоклассные специалисты. Более того, в этом случае службы и флагманские специалисты не только должны были бы согласовать разделы плана учений, но и проверить их исполнение как при подготовке кораблей, так и в районе учений, обеспечивая в том числе и поисково-спасательную операцию.

При комплексной боевой подготовке от Главкома ВМФ утверждения плана не требовалось, а поэтому ответственность за ее проведение целиком лежала на руководстве Северного флота. При подготовке и проведении сбор-похода запрещены массовые отпуска в штабах, на кораблях, авиаподразделениях. При той форме боевой учебы, которую использовали в августе 2000 года, такого запрета нет, так как нет самой такой формы обучения. Поэтому целый ряд руководителей, например, командир 7-й дивизии атомных подводных лодок, в состав которой входил «Курск», контр-адмирал Михаил Кузнецов и командующий флотилией вице-адмирал Олег Бурцев отдыхали, а это не могло не сказаться на качестве подготовки кораблей и экипажей, а также на обеспечении поисково-спасательной операции.

В заключении экспертизы, проведенной с участием вице-адмирала Валерия Рязанцева, а также в его книге дана оценка этим учениям Северного флота. Не могу не процитировать эту не опубликованную в бумажном варианте книгу.

«Главный штаб ВМФ молчаливо согласился с тем, что на Северном флоте самовольно изменили годовой план боевой подготовки и в очередной раз решили провести липовые тактические учения. Москва также не возражала, что при подготовке „комплексного выхода на боевую подготовку“ не были выполнены две директивы Главного штаба ВМФ, которые предписывали в период учений провести совместные учения спасательных сил ВМФ и спасательных сил флота, а также контрольные испытания торпеды УСЭТ-80[18]. Учения спасательных сил вообще не разрабатывались, а на контрольные испытания торпеды командование флота направило совсем не тех офицеров, которые должны были эти испытания проводить».

Согласно разработанному плану, подписанному начальником управления боевой подготовки СФ, вице-адмиралом Юрием Бояркиным и утвержденному адмиралом Вячеславом Поповым, в учениях были задействованы 6 подводных лодок, 9 надводных кораблей, 9 вспомогательных судов, 22 самолета, 11 вертолетов, а также 10 сухопутных частей. На первом этапе флот переводился с «мирного» на «военное время», производилось развертывание сил на предполагаемом театре военных действий. Второй этап предусматривал отработку боевых задач кораблями авианосной многоцелевой группы и разнородными силами флота по разгрому корабельных группировок противника. Было запланировано нанесение условного ядерного удара по определенной акватории.