Она оглядывала бар, внимательно разглядывая посетителей... Ее глаза были проницательны, и, видя сейчас ее вблизи, он мог различить маленькие морщинки возле глаз, и подумал, что она не так уж молода, как он решил сначала.

– А вы почему в Сан-Франциско? – спросил он, привлекая ее внимание.

Она пожала плечами.

– Я живу здесь, – ответила она ровно, и больше ничего не добавила.

Деймон почувствовал себя задетым. Она проявляла интерес к его делам, но, как видно, ничего не собиралась говорить о себе. Она, должно быть, знала, что он хотел спросить ее, что она делала в Гонконге, но ничего сама об этом не сказала и явно не поощряла его вопросы.

Она посмотрела на него, улыбаясь.

– Вы скоро уезжаете из Сан-Франциско? Деймон повел плечами. Эти прямые вопросы раздражали его.

– Может быть, – сказал он холодно. – А может быть, и нет.

– Но вы американец, – сказала она с уверенностью. – У вас акцент, в котором невозможно ошибиться.

– Я родился в Штатах, – согласился он. – А вы?

– Нет, – больше она ничего не добавила.

Снова стена, подумал он раздраженно, оглядываясь и ища глазами Поля. Если она не хотела разговаривать, зачем подсела к нему? Затем, словно смягчившись, она продолжила:

– Я родилась в Пекине. Моя семья все еще живет там.

– Понимаю, – кивнул Деймон. – Тяжко. Она пожала плечами.

– Для некоторых. Разве вы не верите в коммунистическое государство, мистер Торн? – она рассмеялась. – Конечно, не верите, да?

– Почему, конечно? Потому что я капиталист? И все же я вижу преимущества равенства. Меня беспокоит мысль, что полного равенства никогда не может быть. Как в книге Джорджа Оруэлла, когда одно правительство дает промах, другое этим пользуется. По-моему, лучше знакомое зло, чем незнакомое.

– Вы фаталист, мистер Торн? – со смехом спросила она.

– Может быть, – он усмехнулся. – У нас с вами довольно странный разговор, – он оглянулся, немного беспокойно, и поднялся на ноги, заметив приближавшегося Поля. Теперь он спокойно может уйти. Поль удивленно приподнял брови, увидев, с кем Деймон, но Деймон не представил ее. Вместо этого он извинился и увлек за собой Поля из бара и только потом спросил, что тому удалось сделать.

Поль вздохнул.

– Мы отбываем в аэропорт примерно через сорок минут, – сказал он, скривив гримасу. – На рейс было два отказа и я взял эти места. Правильно?

Деймон кивнул. Поль улыбнулся:

– А как насчет Цветка Лотоса? Деймон усмехнулся.

– Ее зовут Цай Пен Ланг, – пробормотал он насмешливо. – Не знаю, наверное, она просто узнала знакомое лицо.

Поль был настроен скептически.

– Скорее, она прочесала все дорогие бары во Фриско, чтобы найти вас, – заметил он. – Очевидно, что вы остановились бы где-нибудь в приличном месте.

Деймон пожал плечами.

– Ну и что? Закон этого не запрещает.

– Вы заинтересовались ею? Деймон поправил узел галстука.

– А ты как думаешь?

– Не знаю. Она очень привлекательна. Деймон направился к выходу, сопровождаемый Полем.

– Да, – произнес он лениво, – и миллион таких, как она.

Эмма, крепко державшая Аннабель, тихонько отпустила руки и сказала:

– Давай, продолжай, продолжай, у тебя получается замечательно!

Загорелые маленькие ручонки Аннабель ритмично двигались, а ее ножки повторяли их движения. Она плыла, действительно плыла, в первый раз в ее жизни. И это было восхитительно!

Потом она почувствовала руки Эммы на талии. Эмма поставила ее на дно бассейна.

– Я плыла? – воскликнула девочка взволнованно. – Честно?

Эмма рассмеялась.

– Конечно, дорогая. И абсолютно самостоятельно. Ты проплыла самостоятельно целых двенадцать гребков.

Аннабель обхватила себя руками.

– О, Эмма, – выдохнула она. – Вот папа удивится, когда приедет, да? Ведь он совсем не разрешал мне заходить в бассейн. Он говорил, что здесь слишком глубоко. Мне можно было только немного мочить ноги у самого края, и только если он был со мной.

Эмма помогла ей сесть на край бассейна. Они сидели рядом, свесив ноги в воду. На Эмме был раздельный белый купальник, она уже немного загорела, и кожа ее приобрела золотистый оттенок. С ее темными волосами это ей очень шло. И она не могла не заметить, что климат острова шел ей на пользу. Дважды она писала Джонни, но ответа пока не получила, что, в общем, ее совсем не удивило. Джонни почти никогда не отвечал на письма. Она устроилась на новом месте неплохо. И даже Луиза Мередит уже не казалась ей таким драконом, как сначала.

Возможно, частично это было из-за недовольства Эммы поведением Криса. Он вернулся на третий день ее пребывания на острове и как бы мимоходом объявил, что на целый день забирает с собой Эмму и Аннабель. В лодке, которой он в этот день управлял сам, у него были заранее приготовлены костюмы для подводного плавания и огромная корзина с провизией для пикника. Все было хорошо продумано заранее. И, очевидно, он не видел никаких причин, почему Эмма стала бы возражать против его планов.

Но Эмма была очень сердита на него. Она спросила его, почему он не он сказал ей, что женат. В ответ он только пожал плечами и сказал:

– У нас с Хелен не совсем нормальный брак. Понимаете, она не может иметь детей.

Эмма ужаснулась его холодному резюме их отношений с женой.

– Но ведь вы могли бы усыновить ребенка, если только в этом дело, – воскликнула она.

Крис снова пожал плечами.

– Я не хочу чужих детей. Я хочу своих, – ответил он. Поймав ее руку, он сказал:

– Вы слишком нравитесь мне, чтобы я оставил вас в покое. Но не слишком увлекайтесь игрой, у меня может иссякнуть терпение.

Эмма была вне себя. Она с негодованием сказала ему, что презирает его за отношение к жене и что она ни за что с ним никуда не поедет.

Аннабель, которая не поняла и половины из их разговора, была страшно разочарована, что они не поехали с Крисом, и Эмма, чтобы поднять ей настроение, почти целый день провела с ней в бассейне. Крис удалился в плохом настроении, и Эмма могла только надеяться, что он не пожалуется на ее поведение Деймону. Однако, он вряд ли мог что-то сказать Деймону, не раскрывая своего поведения, а Эмме это казалось как-то маловероятным. Она испытывала некоторые угрызения совести от того, что их короткая дружба разрушилась таким образом, но она также знала, что простые дружеские отношения никогда не устроили бы Криса.

После этого случая отношение Луизы к ней стало несколько мягче, у них установилось что-то вроде вооруженного мира, и Эмма даже думала, что они со временем могли бы подружиться. Кроме Луизы, и, конечно, Тэнси, в доме больше не с кем было поговорить, а общение с Аннабель, хоть она временами и рассуждала, как взрослая, не могло заменить ей друзей, оставшихся в Англии.

Лучи солнца обжигали их плечи, когда Аннабель и Эмма сидели на краю бассейна. Было за полдень. Аннабель уже успела отдохнуть и теперь она и Эмма жаждали успокоительной прохлады бассейна. Эмма, взяв у Тэнси лоскутки махрового материала, оставшегося от занавеси в ванной комнате, сшила из них для Аннабель бикини, который шел девочке гораздо больше ее закрытого желтого купального костюма. Она уже подзагорела, а от упражнений в воде значительно окрепли мускулы ее ног.

Аннабель лениво легла на спину, подставив лицо солнцу.

– Как вы думаете, я когда-нибудь буду видеть снова? – неожиданно спросила она.

Эмма не сразу решила, что ей ответить. Она не хотела, чтобы у девочки появились напрасные надежды, но, с другой стороны, она была уверена, что слепота Аннабель возникла не только вследствие катастрофы, но и являлась результатом душевного потрясения, которое она испытала. Несколько раз, попытавшись заговорить с Аннабель о матери, она словно натыкалась на каменную стену, как будто Аннабель что-то скрывала и боялась заговорить из страха, что проговорится и раскроет свой секрет. Все это и отсутствие каких-либо видимых шрамов на лице, привело Эмму к мысли, что слепота девочки могла быть формой психического расстройства. Это было возможно, но она не была в этом абсолютно уверена, потому что слишком мало знала о подобных случаях.