Сообщники совсем перетрусили и решили, что раз стража уже шерстит поставщиков артефактной контрабанды — значит, ищет шоркаля. А значит, соваться сейчас через весь город, да сквозь посты, да при такой-то роже, как у Ларса — идиотизм чистой воды. И они залегли на дно, ожидая затишья. Которое, как им показалось, сегодня и наступило — оставаться там, где они прятались, уже было небезопасно, да и деньги подходили к концу, а желающих получить свою долю, чтобы держать рот на замке — только прибывало. Вот они и решились. И попались.

Лана замолкла, покаянно опустив голову.

Вольфгер, выслушивающий ее с чувством легкого злорадного торжества — таки хорошо у нас стража работает, грамотно! — вдруг почувствовал себя слегка обманутым. Нет, это все, конечно, прекрасно, но… Кое-чего в этом дивно подробном и достоверном рассказе капитану очень не хватало.

А именно — «Волчьего сердца».

Лейт вытряс из девицы все, что только мог, но та, выдав все свои прегрешения вплоть до кражи пирожка с лотка булочницы на рынке, на все вопросы про артефакт и заказ на него лишь мотала головой — не видела, не знаю, не представляю, нам нужны были только драгоценности и деньги. В итоге капитан махнул на нее рукой, допустив, что вовсе не обязательно девчонку поставили в известность. В конце концов, об истинной цели взлома достаточно было знать только Карлу, даже шоркаля можно было так же обмануть.

Но и каторжник, и его напарник тоже уперлись рогом: артефакт подчинения был, попытка кражи была, убийство («Непредумышленное!» — горячо настаивал Карл) было. Никакого заказчика не было, о тайнике внутри сейфа знать не знали и никакие артефакты им даром не сдались — мол, Дейвиль сам себе что хошь руками сестрицы смастерит.

Вариантов было два. Либо компания слишком сильно боялась заказчика и покрывала его во что бы то ни стало — во что Лейт верил слабо. Либо они действительно не знали про «Волчье сердце» и действительно не собирались его красть.

В таком случае, выходило, что никому этот невероятно секретный ключ от хранилища не сдался, и Николас Корвин зря его отдавал на хранение старушке Ревенбрандт. Но если он никому не сдался, то куда, Бездна его забери, он делся с трупа?!

Кто-то совершенно случайно воспользовался ситуацией? Случайно услышал об изменении места хранения, случайно угодил на смерть Аморелии, которая травилась лекарством задолго до того, как ей передали «сердце»?..

Вольфгер допускал случайности, но не в таких количествах и не таком масштабе.

Нет. Но…

Кому и с какого перепугу понадобилась сущая безделица — не особенно ценный на вид кулон, выглядевший не лучше бижутерии — когда на покойной были и другие украшения, куда более ценные, оставшиеся в целости и сохранности?

Кому и зачем?..

Вольфгер устало потер лоб рукой и понял, что ничего не понимает.

Отвратительное настроение, прочно поселившееся в душе с самого бала, и не думало меня покидать.

Я ждала его ночь, я ждала его весь следующий день. И еще одну ночь. Я уже даже начала волноваться. Я! За него! Волноваться!

И что?

Когда утром я вышла из дома с мыслью о том, что загляну в участок под видом каких-нибудь важных дел, то обнаружила капитана, спокойно выходящим из собственной квартиры.

Горькая обида и разочарование захлестнули горло, а глаза почему-то опять защипало. Что ж, прекрасно. Обойдусь. И я прошла мимо него, не дожидаясь даже приветствия.

Глупо было думать, что из этого что-то получится. Мы оба закоренелые одиночки с дурными характерами. Оба привыкли к независимости и не привыкли подстраиваться под других. Закостенели в своих мирках, утратили гибкость.

…не буду же я, право слово, за ним бегать!

Настроение скакало от гнева к апатии, все валилось из рук. Даже любимая работа не спасала — однажды я чуть не разревелась над загубленной экспертизой. Постоянно болела голова, и привычные средства не помогали. И ужасно хотелось спать, сколько бы я ни спала.

Немного спасала только работа дома, в тишине — над проектом на соискание звания мастера-эксперта ранга прима. Стук клавиш печатницы, мягкие магические волны, исходящие от амулета на руке, запах чернил и любимая тема успокаивали.

В конце концов, я не выдержала и после того, как на работе едва не придушила младшего эксперта, потом разбила колбу с реагентом, сделав лабораторию непригодной для работы до конца дня, а потом, мучимая головной болью, перепутала отчеты, переполошив два отдела — я плюнула на гордость и отправилась к целителю. Ладно, признаем, что я уже далеко не девочка и в моем преклонном возрасте уже вполне можно прибегнуть и к профессиональной помощи в случае хронических болей.

Целитель Лейпшиц принял меня в своем кабинете с удивлением — я к нему не заглядывала ни разу за все время нашего знакомства. Пока я была девочкой, врача вызывали на дом, а взрослая девица с крепким здоровьем не особенно нуждалась в целительских услугах. Я могла бы вызвать его на дом и сейчас, но почему-то от этого веяло какой-то безнадегой. Я же, в конце концов, не умираю! Мне просто нужно лекарство от головы, только и всего.

Внимательно выслушав мои скупые жалобы, Лейпшиц задал несколько общих вопросов, а потом приступил к осмотру. Сухие касания чутких пальцев и щекочущие ручейки магии — помнится, девчонкой я от них хихикала.

— Что ж, госпожа Алмия, — он сел за стол и принялся писать назначение. — Я, конечно, выпишу вам то, что может помочь в вашем случае, но моя основная рекомендация — это взять отпуск или хотя бы снизить рабочую нагрузку, побольше спать и получше питаться. Ко второму триместру беспокоящие вас симптомы, вероятнее всего, сойдут на нет.

— Простите? — переспросила я, не уловив смысл последнего предложения.

— Госпожа Алмия, вы не больны. Вы ждете ребенка.

Я тряслась в карете по дороге домой, сжимала в руках аптечный пакет и смотрела на свое отражение в оконном стекле. Отражение, не в пример портрету в холле управления, выглядело на редкость глупо.

В голове было пусто: шаром покати, вообще никаких мыслей, кроме одной — как?! Ка-ак?!

Мы оба взрослые люди, прекрасно понимающие, откуда берутся дети, и предпринимавшие все необходимые меры безопасности.

Как?!

И я недоуменно крутила этот вопрос в поисках ответа, отправив тысячу других (и куда более насущных) пока погулять. Сейчас я отойду от потрясения, вдохну, выдохну и займусь всякими важными размышлениями — а пока мне жизненно необходимо было забить голову чем-то дурацким. Что уже никак не повлияет на текущую ситуацию.

Как?..

Я думала об этом, проезжая по городу, я думала об этом, выходя из кареты. Поднимаясь по лестнице, разуваясь, направляясь в спальню, чтобы переодеться. Я думала об этом, обшаривая рассеянным взглядом гостиную в поисках не пойми куда подевавшихся домашних туфель.

И когда мой взгляд остановился на гоблинском подарке — я все еще об этом думала.А потом закрыла глаза, прижала сложенные лодочкой пальцы к переносице и мысленно пообещала уважаемому Оршат-даро всех благ, которые только способно послать на его голову Управление по контролю магических проявлений.

Первый пункт моего плана действий возник с кристальной четкостью и выглядел он примерно как лозунг четвертой войны гремлинов за независимость — «Смерть гоблинам!» Почтенного лавочника стоило ненавидеть сейчас даже хотя бы за то, что он лишил меня прекрасного дурацкого вопроса, над которым можно было ломать голову, и теперь мне, хочешь не хочешь, придется думать над вопросами не дурацкими!

Рекомендации, выданные доктором на тему правильного питания, я, конечно, помнила, но кусок в горло не лез. Поэтому вместо того, чтобы заняться ужином, я забралась в любимое кресло с ногами, пристроила на коленях блокнот и любовно вывела: «Пункт первый».

Над пунктом вторым пришлось задумчиво прикусить деревянный кончик.

Наверное, понять, что мне теперь делать, мешало еще и то, что я не понимала даже того, как отношусь к этой новости. Я ошарашена? Испугана? Рада? Зла? Все вместе?