* * *
Цвет щек моих угрюмо-фиолетов,
А кончик носа радостно-пунцов.
Законодатель мод, король паркетов,
Я промотал наследие отцов.
Любой мой день кончается попойкой,
А утром я найти себя могу
В чужом сортире, или за помойкой,
Или – зимой – закопанным в снегу.
Сведенным ртом я бормочу: “На помощь”,
Тоннель прокапываю, как барсук,
И над сугробом, словно странный овощ,
Я в тучах снега вырастаю вдруг.
Схватясь за сердце, падает старушка,
Что мимо ковыляла, как назло.
Но мне плевать – ведь мне нужна чекушка
И ею порожденное тепло.
И я к ларьку сквозь вьюгу устремляюсь,
Где топчутся другие алкаши.
Я каждый день теперь опохмеляюсь,
Чтоб сохранить спокойствие души.
Другие люди пусть в волненьях тонут,
Чтоб спятить к старости в конце концов,
Но все волненья мира не затронут
Таких, как я, стихийных мудрецов.
И я в былые годы знал волненья,
Свербившие, как некая парша.
Теперь прозрачной толщей опьяненья
Отделена от них моя душа.
К другим покой приходит лишь во гробе –
Над ними я хихикаю хитро,
Поскольку затопил в своей утробе
Души неповрежденное ядро.
* * *
На людей я гляжу с нехорошим прищуром,
Ведь любому из них что-то нужно, я знаю,
И пускай передохнет вся живность земная –
Лишь бы сытно жилось этим низким натурам.
Надо мной они вьются, подобно амурам,
Но при этом всем сердцем любовь презирая.
Настрадался от их лицемерья сполна я
И от этого сделался желчным и хмурым.
Если б встретился мне человек без хотений,
Я ему мог бы вверить и тело, и душу, –
Нет, не то: я его полюбил бы, как брата,
На него расточал бы свой сказочный гений,
Перед ним распахнул бы и море, и сушу,
Как единственный клад, не боящийся траты.
* * *
Видел я, как, сплетаясь, бегут арабески
По стенам усыпальницы древнего хана,
И как бьются оркестра внезапные всплески
У подножия плоской пещеры органа;
Как в высоты безмерные храмовой фрески
Сотни душ воскуряются благоуханно;
Как выходит артист в электрическом блеске
И овации к рампе летят ураганно.
Постигая художества зреньем и слухом,
Я в уме их затем перебрал, подытожил
И решил, что поэты отстали от века:
Постигается стих непосредственно духом,
Ну а дух-то в наш век ослабел, обезножел,
Он сегодня – завистливый, злобный калека.
* * *
В часы, когда небо набрякло угрюмым свинцом
И клочья теряет, над щеткой антенн волочась,
Бреду я Тверской с перекошенным, жутким лицом,
Как будто мне вставили нечто в казенную часть.
Еще накануне вкушал я покой и комфорт,
Менял секретарш, в дорогих ресторанах кутил,
Но тут из Кремля незаметно подкрался дефолт
И по лбу меня суковатой дубиной хватил.
Любой содрогнется, увидев мой мертвенный взгляд
И слюни, текущие на заграничный пиджак,
И кажется мне, что вокруг Каракумы лежат,
Где жертвы дефолта белеет иссохший костяк.
И вот по Тверской совершаю я траурный марш,
В упорном молчанье тараня людей круговерть,
Ведь жизнь без шофера, охранников и секретарш
На самом-то деле – пришедшая заживо смерть.
Вчера я бы мог заместителя вызвать к себе
И долго, чаек попивая, глумиться над ним,
И вот сиротливо бреду в человечьей гурьбе,
Пугая прохожих расхристанным видом своим.
Украл у меня подчиненных коварный дефолт
И сделал обычным ничтожеством с тощей мошной.
Теперь не румян я, как прежде, а гнилостно-желт,
Ведь мертвое время раскинулось передо мной.
Неужто вы, люди, не слышите траурных труб
И плакальщиц хору ужели не внемлете вы?
Вчера – бизнесмен, а сегодня – безжизненный труп,
С разинутым ртом я блуждаю по стогнам Москвы.
* * *
Люди добри, поможите, я не местный,
Родом я с архипелага Туамоту.
Человек я одаренный, интересный
И согласный на различную работу.
Тыщу баксов собираюсь получать я,
Чтоб снабжать своих сородичей харчами.
У меня ведь есть троюродные братья,
Лишь недавно они стали москвичами.
Например, могу я в клубе быть барменом,
Ловко смешивать различные напитки,
А могу быть в том же клубе шоуменом,
Раздеваясь в ходе номера до нитки.
Знаю я новинки видеоэкрана,
Одеваясь исключительно по моде,
И не смейте, словно грязного Ивана,
Заставлять меня ишачить на заводе.
Я – готовый дистрибьютер, супервайзер
И риэлтер, – я вообще по всем вопросам,
И не стоит так кривиться, руссиш шайзе,
Всё равно я скоро стану вашим боссом.
И не стоит обзывать меня дебилом,
Захребетником и прочими словами –
Жду я с родины посылочку с тротилом,
Вот тогда уже и потолкую с вами.
