— А все-таки, Йонгас, как так вышло, что эльф да вдруг человечьему королю служит?

— А я ему, формально, не служу. Своему народу служу, я — Посредник.

— Вроде дипломата?

— Да вот не совсем, у меня другая роль. Я решаю конфликты между двумя народами.

Если люди обидят эльфа, я ищу и наказываю виновных.

— Хм… А королевские стражники, эдилы или как они тут называются, зачем?

— Эльф никогда не будет жаловаться человеку на другого человека. Он будет мстить.

И чтобы это не происходило бесконтрольно — появилась должность Посредника — эльфа, к которому обращаются другие эльфы, если их обидели люди.

— Судья и следователь в одном лице?

— Скорее — следователь и палач. У нас судей в привычном понимании нет, виноватого судит пострадавший.

Данила приподнял бровь:

— А как же беспристрастность?

— Это человеческая категория, как и суд. У нас даже слова «судить» нет, строго говоря. Если вина обидчика доказана — совет старейшин закрепляет за пострадавшим право отомстить по своему усмотрению. И эта разница в мировоззрении была причиной многих войн между людьми и эльфами. Потом компромисс был найден: эльф, которому люди дают полномочия искать и судить людей, а другие эльфы делегируют свое право на месть.

— Понятно. А мне казалось, ты при короле советник или что-то в этом роде. Вот прямо сейчас ты выполняешь совсем другие обязанности.

— Мои знания, мудрость и ум полезны королю и остальным людям, так почему бы не помочь? Тем более, что свои прямые обязанности я исполняю, к счастью, редко.

— Не любишь свою работу?

— Не самая приятная роль, прямо скажем.

Роктис, почти все путешествие хранившая молчание, тонко захихикала:

— Никто не любит быть палачом, душенька, даже я. А если приходится казнить невиновных — и вовсе ужас. Недаром многие бывшие Посредники становятся отшельниками.

Йонгас бросил на нее испепеляющий взгляд, но ничего не сказал.

— Что это значит? — спросил у него Данила.

— Отстань от него, — защебетала Роктис, — видишь же, это неприятная тема. Я сама тебе расскажу. Дело в том, что если Посредник не может найти виноватого — ну, к примеру, убили эльфа в трактире деревенском, свидетелей нет, а кто видел, тот молчит –

то казнит невиновного.

— Как так?!

— Ну вот такие они, добрые честные эльфы, — голос Роктис стал еще слаще.

Данила снова взглянул на Йонгаса.

— Я, конечно, понимаю, что Роктис рада сделать тебе пакость, но тут как раз тот случай, когда я вынужден спросить: что это, демон возьми, значит?!

Эльф, скрестив руки на груди, мрачно ответил:

— А то и значит. Смерть эльфа не может остаться безнаказанной. Раньше мы вообще не разбирались ни в чем. Ваши убили нашего — война. И мы убивали людей до тех пор, пока не решали, что месть свершилась. Раньше нам вообще не приходило в голову мстить именно тому, кто убил нашего, мы убивали всех подряд.

— Даже детей, — медовым голоском вставила Роктис.

— И ты еще считаешь себя лучше людей! — ужаснулся Данила. — Да как так вообще можно?!

— Встречный вопрос, — ледяным голосом произнес эльф и передразнил возмущенные интонации Данилы: — да как так вообще можно, чтобы люди убили эльфа?! Мы вас не убиваем иначе, чем в порядке мести и защиты! И это одна из причин, почему мы лучше вас! Вы кровожадные варвары, убивающие даже друг друга в борьбе за власть, территории, богатства! А чтобы эльф убил эльфа? Да еще за какой-то кусочек желтого металла? Неслыханно. Мы настолько высокоразвитый народ, что даже тебе, человеку из мира мудрецов, не понять разницу между нами. Потому что даже в твоем мире мудрейших ученых, постигших тайны разума, вы продолжаете убивать друг друга.

— Ага, так высокоразвитый народ считает нормальным убийство невиновного? –

вернул шпильку Данила.

— Конечно же, да, — немедленно оживилась Роктис, — если люди убьют эльфа — его родня отправляется мстить. Стреляют из засады в путников на дорогах, в рабочих на полях, в купцов… А если мстителей соберется много — начинают жечь деревни.

Йонгас тяжело вздохнул, обращаясь к Даниле и полностью игнорируя темную:

— Принципиальная разница в мировоззрении заключается в том, что мы в подобных ситуациях не видим невиновных. Люди убили одного из нас — люди виновны. А то, что убийство могло быть совершено кем-то одним без ведома и одобрения остальных — это уже не наши проблемы. Долгие века эта политика приносила определенные плоды: вы боялись убить эльфа, понимая, что за этим последует неминуемая кара. Однако изоляционизм в какой-то момент исчерпал себя. Мы поняли, что к потенциальному врагу надо держаться ближе, а не дальше. Живя среди людей, я понял, что вы все очень разные.

Среди вас попадаются как достойные представители, так и гнусные животные. И потому,

если Посредник не может найти виновного, он выбирает из подозреваемых кого похуже и казнит, а своему народу говорит, что это и был виновный. Если этого не сделать — эльфы снова пойдут воевать. Мы не умеем прощать убийство наших, понимаешь? Посредники вынуждены жертвовать одним невиновным, чтобы спасти сотни невиновных, людей и эльфов. И для этого должны лгать, чего мы обычно не делаем. Вот потому-то многие из

Посредников становятся добровольными изгоями…

— Так что ж вы, такие высокоразвитые, в лесу своем не сидите? Вначале лезете к людям, гнусным животным, а потом обижаетесь, что где-то кого-то убили? — спросил

Данила с сарказмом.

Йонгас мрачно ухмыльнулся в ответ:

— Да, йоклол возьми, обижаемся. Если ты встретил эльфа в своем городе, это еще не дает тебе права причинить ему зло. И вообще, тебе-то, по большому счету, какое дело?

Твоя задача сделать оружие, не более того. И если уж на то пошло, это люди нас зовут, непрошенными только вы в наши леса приходите.

— А, то есть того мага в мой мир кто-то приглашал, да?

— Не совсем. Но мы это сделали по просьбе короля. Идея вторжения в другой план бытия нам самим в голову просто не пришла бы. В любом случае, я исполняю роль

Посредника с ведома и разрешения людского короля. Если тебе что-то не нравится –

обращайся к нему. А мне читать проповеди — уволь.

В этот момент карета остановилась: приехали.

В «штаб-квартире», как назвал Данила свой зал для совещаний, его уже ждал

Кадиас, потому инженер не стал терять время попусту. Испытания устроили там же, где и первый раз — в темнице. Остроконечная пуля пробила нагрудник, можно сказать, легко и непринужденно. Ну почти.

— Вот это уже прорыв, — сказал Данила, — теперь мы знаем, что делать дальше.

Необходимо изготовить таких стволов… скажем, сто штук. Чтобы с запасом. Или хотя бы пятьдесят для начала.

Озадачив министра-кузнеца, он велел слугам подать в свою комнату побольше пирожков и «кофейного напитка» и принести большой канделябр с яркими светящимися кристаллами: для него как инженера-конструктора начинается самый сложный и самый интересный этап: проектировка.

Для начала Данила решил не изобретать велосипед. Имея проверенные технологии изготовления ствола, пороха и пули, он спроектирует простейший однозарядный мушкет, а затем уже по результатам применения оного будет видеть, в каком направлении двигаться. Правда, «модель номер один» тяжела для человека, но первая партия изначально рассчитана на полуорка, а вторая и все последующие будут созданы с учетом уже накопленного к тому времени опыта.

Исходя из того, что важнейшим фактором является скорость разработки и простота изготовления, Разумовский пожертвовал скорострельностью в пользу и надежности в том числе. Затвор, если так это можно было назвать, представлял собой винт-заглушку с рукояткой по типу тисков. Открутил, засунул пулю, засыпал порох, закрутил, подсыпал пороха на полку для затравки — и можно стрелять.

Конечно, боевая ценность такого мушкета — ну не поворачивается язык назвать аркебузой бандуру под двадцать кило веса! — будет минимальной, потому как даже в скорострельности гоблинские образцы лучше, у них переломный замок и запирание получше устроены, скорострельность куда выше. А самое худшее — что если хотя бы один мушкет с пулями попадет в руки врага — дело обернется совсем худо, потому как оперенные дротиковые пули гоблины переймут тот же час. И тогда будут косить арлансийцев с еще большего расстояния, чем прежде. Хреново.