Разумовский оказался в положении «один за всех».

Радует одно: нести этот груз осталось уже недолго. Данила сделал, что мог, даже больше, чем мог, прыгнул выше головы. Дальше Арлансии и здешним людям придется как-то справляться без него, и Разумовскому очень хотелось надеяться, что они справятся.

Он вернулся в свою комнату, сел на постель и принялся раздеваться. Надо бы позвать слугу, чтобы погасил кристалл: инженер так и не научился зажигать и гасить их легким свистом. Взгляд упал на стол с чертежными принадлежностями. Один лист, лежащий отдельно, привлек внимание.

На нем витиеватая надпись, почерка Роктис Данила раньше не видел, но по содержанию догадался, что это ее прощальная записка.

«Яда в вине не было. Живи себе дальше спокойно, душенька».

Он перечитал трижды, прежде чем до него дошел смысл. Роктис и не думала его травить, просто блефовала. И теперь, прежде чем уйти и принять яд, избавила своего «подопечного» от нескольких крайне неприятных дней в ожидании скорой смерти.

Данила набросил на кристалл свой камзол и лег в постель, глядя в почти невидимый в темноте потолок. В голову лезут только два слова, несколько раз повторенные королем –

как глупо… Как глупо и бредово все случилось. Как легко было все предотвратить, вот только кто ж знал… Эмоции — обида Роктис на короля, жажда власти и богатства, гнев и отчаяние Данилы — смешались в смертельный, взрывной состав, и вот Роктис уже нет.

Вспомнились слова когда-то давно услышанной песни: «а счастье было так возможно-можно-можно»… Теперь-то уже все, не судьба. Роктис ушла на ту сторону, и не исключено, что и Данила вскоре последует за ней, ведь еще не факт, что яда действительно не было. Он читал, что один эсэсовский офицер в лагере смерти так развлекался. Из выстроенной колонны приговоренных вытаскивали какого-нибудь человека и объясняли ему, что все это ошибка, что он вообще не должен был быть в этом лагере и что его сейчас отпустят. Несчастного водили по канцеляриям, сверяли документы, оформляли бумаги — а затем его, млеющего от счастья, внезапно приводили обратно в самый конец колонны. Не исключено, что и Роктис решила напоследок отомстить таким образом.

Данила вздохнул и закрыл глаза. Завтра надо будет урвать время и пойти на ее похорон. Если в итоге окажется, что он все-таки отравлен… Отравленный на похоронах своей отравительницы — тот еще курьез, уржаться можно.

Вот только Даниле почему-то хочется плакать, а не смеяться.

Т’Альдин напряженно вглядывался в темноту ночи, сидя на высоком дереве. Где-то рядом должно что-то быть или кто-то ехать, ну не погулять же вышел патрульный отряд на три десятка орочьих рыл и дюжину крысиных гоблинских морд!

Его отряд за пару месяцев от начала исхода успел основательно повеселиться.

Беженцы, перебравшись дальше на запад и частично на север, рассеялись по лесам, усилив местные селения. Молодежь, в том числе и его Таруну, пристроили временно в нескольких удаленных лесах, воевать с незваными гостями остались лишь опытные, искусные воины. На границе между Тархалоном и Арлансией (до чего же ужасные названия у людских королевств, язык в узел заплетается) развернулась ожесточенная война, и даже Т’Альдин, видавший немало жестокости у себя в Подземье, поражался, насколько жестокими и беспощадными могут быть лесные эльфы, по чужой вине лишившиеся своего тысячелетнего дома.

Сам он за пару месяцев сделал головокружительную карьеру от приемыша до неоспоримого лидера боевого отряда, в который вошли две сотни воинов и магов из нескольких кланов. Причем даже не за счет мастерства — ну какое там мастерство у того, кто едва полвека прожил — а благодаря специфическому способу мышления, который гораздо лучше подходил к текущей войне.

Военная наука у лесных эльфов простая и эффективная: они ведут борьбу до тех пор, пока последний враг не умирает или не убегает прочь из леса. Если раньше им приходилось воевать с людьми — выходят из леса, нападают на первых встреченных людей или поселение и уходят обратно в лес. Хитрых стратегий у эльфов нет, они делают ставку на высочайшее личное мастерство и выдающиеся физические и магические способности, и против людей, медленных и неуклюжих, к тому же еще и слегка уступающих в силе, это работало отлично. Двигайся быстро, рази больно.

Но против нового врага подобный способ действий оказался не так хорош.

Колоссальной силе и свирепому натиску диких орков противостоять непросто, при поддержке стрелков, чьи тонкие трубчатые дубинки убивают на расстоянии, сравнимом с дальнобойностью эльфийских луков, это и вовсе чревато тяжелейшими потерями. И

вдобавок врагов еще и много.

Вот тут-то и настал час Т’Альдина. Он, как и все дроу, искренне недоумевал: зачем драться с противником, которого можно застать врасплох или зарезать из засады?! Ни один здравомыслящий эльф-подземник не вступит в открытый бой, не имея решающего превосходства, это во-первых. Во-вторых, нападать на каждый патруль — это чистейший идиотизм. Враг для того и посылает патрули, чтобы вести боевые действия малыми силами или охранять что-то важное. И нападать на патруль — зачастую значит действовать именно так, как это и нужно врагу. Действовать врагу назло, нарушая его планы и расчеты

— чуть ли не первейшее правило войны. Людишки-идиоты напяливают на себя тяжелые доспехи, обмениваются множеством ударов, большинство из которых пропадает впустую, и называют подобные махачи войной. Хитрый и прагматичный дроу бьет кинжалом в спину и выходит победителем, затратив куда меньшие усилия.

Самым трудным оказалось отучить своих воинов бросаться на первого подвернувшегося врага, однако первые успехи Т’Альдина наглядно продемонстрировали, что маленький отряд способен причинить большие проблемы, если действовать чуточку тоньше. Прошмыгнуть под носом патрулей, проникнуть в глубину вражеских территорий, под покровом ночи, отравить колодцы на пути следования их войск, перебить фуражиров, угнать скот — это проще и эффективней, чем драться с патрулями и нести потери.

Однако настоящий авторитет он заслужил во время одной вылазки. Маленький отряд обнаружил крупный лагерь серых, но поначалу подобраться близко не смог из-за кабанов: гоблины разместили загоны для своих ездовых животных по периметру, полагаясь на их звериную чуткость. Поначалу собирались перебить часовых и устроить панику, но Т’Альдин убедил остальных ничего не предпринимать, а сам отправился на разведку. Кабанов он миновал легко и непринужденно под покровом «вуали тьмы». Даже учуяв запах чужого, животные его не увидели и не услышали, человек или гоблин запаниковал бы, обнаружив, что полностью ослеп и не видит ни костров, ни звезд, но кабаны не настолько умны и отличить тьму ночи от магической темноты не могут.

Вскоре Т’Альдин вернулся к своему отряду.

— Тысяч восемь, — сообщил он, — в основном орки. Можно уходить.

— Давайте хотя бы обстреляем палатки их командиров, — предложил кто-то, — хоть какой-то шанс убить парочку высокопоставленных офицеров.

— А зачем?! — искренне удивился Т’Альдин, — я уже и так их всех перерезал. Они так надеялись на свой периметр и охрану, что внутри я просто прогулялся по-тихому.

В дальнейшем «вуаль тьмы» стала одним из главных орудий диверсионного отряда.

Заклинанию, предназначенному для ослепления всех, кто оказался под куполом волшебной тьмы, и укрытия творца оного, Т’Альдин нашел массу новых применений, в том числе умудрялся скрывать весь свой отряд, двигаясь к противнику первым в цепочке и наложив «вуаль» на себя самого. Передвижное укрытие из тьмы ночью не обнаружить, даже несмотря на то, что гоблины неплохо видят в темноте.

На объединенном совете, где участвовали военные иерархи многих деревень и кланов, Т’Альдин оказался в центре внимания, предложив совершенно иную стратегию борьбы.

— Вот смотрите! Люди сейчас отчаянно сопротивляются, несут потери и сами наносят потери врагу. Мы не можем позволить себе такие потери и не можем причинить гоблинам такой же урон, но способны облегчить войну людям. Гоблины — они воюют не так, как мы или люди. Я много успел разведать, много видел. Гоблины везут разную утварь, я понятия не имею, что это такое — но они хорошо охраняют свое добро. Они занимают опустошенные селения людей и везут туда стройматериалы. Зачем? Строят что-то свое, им нужное. Сгоняют тех людей, кого не убивают, в рабские лагеря и заставляют работать. Зачем? Ответ простой, им нужно что-то, чего у людей нельзя захватить. Вы видели их драконов? Так вот, эти драконы ненастоящие. Я сам наблюдал, как у одного дракона колесо сняли, потом одели другое — словно это повозка. Их тонкие гремящие дубинки, от которого мне на память отметина на ухе осталась — это что-то странное и необычное. Но совершенно очевидно, что у людей такого оружия нет, значит, гоблины сами их делают, и вот для этого, должно быть, им нужны все их причиндалы, необычные строения и прочее добро. Точный удар в незащищенное место полезнее десятка ударов по доспеху. Один хороший рейд — и мы сожжем построек и добра кучу, которые гоблины строили с трудом и везли издалека. Восстановление всего утраченного — время. Усиленная охрана всего и вся от нас — это воины, отвлеченные от войны с людьми, а значит, людишкам будет легче. Нам не надо нести жестокие потери — пока что пусть их вместо нас несут люди. Гоблины поначалу бьют людей, потому что это легче, чем бить нас. Если мы помешаем серым одолеть их — помешаем добраться и до нас. А с патрулями драться –