— С добрым утром, ваше величество…

— Как?! — выдавил из себя тот.

— Что — как?

— Ты же умерла! Яд приняла!

— Какой яд? Я вчера устала, приняла снотворное… Но, кажется, перепутала флакончики и вместо разбавленного снотворного выхлебала неразведенное… Оно же безвкусное и бесцветное… поди разбери, разведенное оно или нет…

— Ох, ну ты… На тебе лица совсем нет!

— Потому что худо мне, — жалобно захныкала Роктис.

Данила наблюдал эту картину и офигевал от сюрреализма происходящего все сильнее. По идее, Роктис стоило бы первым делом бухнуться королю в ножки и просить прощения за предательство — но вместо этого она потягивает из кружки горячительное и хнычет, жалуясь на дурное самочувствие. Куда делся ее страх перед карой?!

Не исключено, что лошадиная доза снотворного просто отшибла ей память или повредила рассудок, подумалось Даниле, но… она же помнит, что с ней произошло. И

потом… Вот он, послав Роктис к черту, в бешенстве мчится к королю. Ведьмочка, осознав свой провал, пишет ему прощальное письмо, возвращается к себе в покои и принимает…

снотворное? Как можно ложиться спать, зная, что вот-вот примчится стража, чтобы отволочь поганку к палачу?! Возможно, она приняла не яд, а именно смертельную дозу снотворного — но и снотворное не действует моментально, а между тем моментом, когда

Данила пошел к Валленделу и тем, когда примчался слуга, не прошло и десяти минут. За столь малый промежуток времени Роктис написала записку, вернулась к себе через окно, переоделась в ночную сорочку, приняла снотворное и умерла? И потом, за десять минут она уже начала остывать, как-то слишком уж быстро. Бред какой-то.

Но ладно. Приняла лошадиную дозу, умерла… Как тут воскреснуть-то?! Пульса не было, она не дышала, это Данила точно сам определил. До него смерть констатировала целительница. От снотворного даже бригада медиков не всегда может откачать, а тут –

сама?

Однако главное даже не в этом. Роктис, внезапно не сумев умереть, просыпается в процессе подготовки ее к погребению — и ее больше не колышет гнев короля за предательство. Как будто вчера они ничего дурного не сделала. И потом — насчет «устала, приняла снотворное» — наглое вранье. Данила-то знает, отчего она его приняла. Король, конечно, не знает о предательстве — но Роктис-то откуда знает, что он не знает?

Конечно, Данила и этому может найти объяснение. Проснулась, прибежал король, выглядит радостным, а не разгневанным… Значит, простил, как-то так. Но опять же — как можно воскреснуть после смерти от снотворного??

— А вы, ваше величество, так спешите от меня избавиться, что при первой же возможности закопать собрались? Чуть не похоронили меня живьем! — продолжила тем временем жалобно хныкать Роктис.

— Нет, ну что ты! — поспешно возразил Валлендел, — тебя бы похоронили по обычаю твоего народа, как ты в завещании и написала, завернули бы в саван и оставили в какой-нибудь пещере, не заваливая вход. И ты бы проснулась и вернулась, не о чем волноваться!

В голове Данилы клацнул тумблер. Стоп машина. Калейдоскоп обрывочных догадок остановился, сложившись в четкую и понятную картинку. Попалась, ведьма.

— А, кстати, — зевнула Роктис, — посол Харранги недоброе замышляет. Я подозревала его, что он попытается нашего мастера выкрасть, и потому, чтобы вывести гада на чистую воду, еще вчера с ним договорилась, что выкраду для него Данилу. Он мне сразу кучу всякого наобещал, включая графский титул и золото, и Даниле тоже того же, да побольше, если он в услужение королю Харранги пойдет. И видала я, у него есть восьмеро молодцев бандитского вида, которых он планировал подрядить, чтобы напасть при случае на карету и похитить нашего мастера…

— Я так и знал! — побагровел Валлендел, — ну, я с ним разберусь! Отличная работа, Роктис. Ты поправляйся и не беспокойся… Постой. А почему ты мне только сейчас это говоришь, а не вчера?!

— Так вчера ведь поздно было, мой повелитель, — пожала плечами Роктис, — вы уже отдыхали в опочивальне, да и я устала. Я же, чтобы сукин сын мне поверил и проболтался о своих планах, должна была тайком к нему влезть через окно, иначе он заподозрил бы, что я собираюсь разоблачить его. А он никуда не сбежит, сидит, придурок, ждет, что я сама к нему приведу Данилу…

Король, вопреки ожиданиям Разумовского, купился на эту липу и помчался разбираться с послом-диверсантом. Воистину, самый лучший адвокат предавшему тебя другу — ты сам, потому что никто не станет так упорно искать мерзавцу оправдания, кроме преданного друга, который не в силах поверить в это предательство…

Тем временем целительница, влив в Роктис еще пару микстурок, велела ей отдыхать в тепле и покое.

— Конечно, — быстро поддержал ее Данила, — я проинструктирую слуг.

Целительница ушла, а Разумовский, скрестив руки на груди, прислонился к комоду, у которого стоял.

— Ты что-то хотел мне сказать, душенька? — сонно зевнула Роктис.

— Дай-ка я угадаю. Ты приняла не снотворное, а препарат, позволяющий симулировать смерть. Это был твой запасной план бегства. Тебя бы похоронили по твоему же завещанию в пещере, откуда ты потом преспокойно ушла бы. Но, видимо, ты слышала нашу с королем беседу у твоего «смертного ложа», поняла, что я не рассказал королю о твоем предательстве — и решила никуда не сбегать.

— Какой же ты догадливый, душенька, — промурлыкала Роктис своим обычным голосом.

— Какая же ты дрянь, — вздохнул Данила, — вначале предала своего добрейшего короля, а когда получился пшик — предала того, с кем договорилась о моем похищении.

— На себя посмотри, душенька. Из-за тебя я все еще не графиня.

— Мда… А теперь скажи, паскуда, зачем ты меня пугала ядом, если на самом деле вино не было отравлено?

— А ты память-то поднапряги, — огрызнулась Роктис, — или забыл уже, с чего все началось? Пока ты не начал выдрючиваться, грозясь потребовать мою голову — у меня и в мыслях не было причинить тебе какой-то вред. Всего лишь мера самозащиты хорошей меня от злобного тебя. Вот и думай, кто из нас паскуда, душенька.

Данила помолчал, собираясь с силами. Тут ведьма, конечно, права, спору нет. Зато теперь они поменялись местами: уже не Данила на крючке у Роктис, а она сама — на крючке у Данилы. И это дает ему определенные возможности.

Он набрал в грудь воздуха, но в самый последний момент сказал не то, что собирался:

— Знаешь, я рад, что ты не умерла на самом деле.

— Я тоже, душенька. А теперь, если не возражаешь, я посплю до обеда, меня от этой дряни озноб колотит…

— Отдыхай, ведьмочка.

Данила вышел, тихо притворив за собой дверь, полный досады. И угораздило же родиться в хорошей семье у хороших родителей! Вот теперь, когда он, фигурально выражаясь, держит прелестную ведьмочку за горло, его бы вполне устроил вариант «душенька, я сделаю все, что ты хочешь, только не выдавай меня», но Роктис даже не подумала купить молчание Данилы таким образом. А он сам так и не нашел в себе достаточно сволочизма, чтобы воспользоваться ситуацией, и сейчас первый раз в жизни почти всерьез пожалел, что папа с мамой воспитали своего сына порядочным человеком.

Данила вернулся к себе в комнату и, не раздеваясь, лег на кровать. Спал ночью плохо — теперь немного подремлет перед дальнейшими трудами.

Крушения пока не предвидится, полет нормальный.

Однако вечером того же дня появились новости — и очень плохие. Как Данила и опасался, враг применил артиллерию, но инженеру и в страшном сне не могла присниться бомбарда калибром в метр и длиной в десять. Он мрачно слушал доклад разведчика-гоблина, который по наводке эльфов перекрасился и проник в лагерь противника, чтобы рассмотреть все вблизи. Не тот же самый, что гонял Данилу по лесу — но неуловимо похожий, только на голове — золотой обруч. Должно быть, обозначает этим свой «цивилизованный» статус.

— Они крутили такую круглую штукенцию сбоку на подставке, труба эта опускалась, туда из бочек засыпали какой-то песок, потом два орка брали один такой шар, закатывали в дыру, затем снова крутили те штуки, труба задиралась в небо и в сторону города, а потом все отбегали в стороны, только один орк поджигал снизу, — объяснял гоблин, сопровождая рассказ жестами, — потом звук, словно удар грома, огонь и дым из трубы. И