— Вот что, — сказал он. — Во-первых, мне нужны литейщики, кузнецы и алхимики, притом прямо сейчас. Во-вторых, мне нужен именно тот алхимик, который составил рецепт сложного, но хорошо горящего пороха, имя я запамятовал. И в-третьих, нам потребуется ночной корректировщик.

— Ночной кто? — раздалось сразу несколько идентичных вопросов.

— Уфф… В общем, вот тут вокруг лагеря деревья есть? В пределах прямой видимости?

— Ну там пара мелких рощиц есть, и отдельно стоящие деревья тоже…

— Вот. Нужен кто-то… — тут Данила внезапно осознал, что радиосвязи нету, кричать корректировщик не сможет. — Нам нужен кто-то, кто хорошо видит ночью, вот как Роктис.

Он будет сидеть на дереве, смотреть, куда будут падать наши снаряды, и жестами передавать эти сведения нам.

— Ты все-таки хочешь построить пушку? — догадался Йонгас.

— Не совсем пушку, притом очень маленькую и простую. Но без наблюдателя-корректировщика и живой цепочки, по которой будет передаваться информация, нам не обойтись.

— Вот оно как… — протянул король, — я не представляю себе, как ты будешь делать пушку за три дня, но… Послать немедленно за литейщиками, кузнецами и алхимиками. И

пойдите разбудите леди Роктис, она нужна тут немедленно.

Роктис заявилась вскоре в сопровождении слуги, зябко кутаясь в шаль и нарочито сонно протирая глаза.

— Доброго вечера, мой повелитель, — она прикрыла зевок ладошкой, — надо кого-то попытать или отравить?

— Никого не надо. Ты в темноте далеко видишь?

— М-м-м… Ну подальше всех, тут собравшихся, уж точно.

Данила быстро объяснил ей, что требуется от корректировщика. Роктис задумчиво посмотрела на карту и пальцами промеряла расстояние.

— Боюсь, что все не так просто. Я не умею лазить по деревьям, это раз. Я вдаль вижу неважно, это два, дроу ведь довольно близоруки, если кто не знал…

— А я думал, у тебя такое же острое зрение, как и у всех эльфов, — удивился

Валлендел.

Роктис скептически склонила голову:

— А с чего бы вдруг? Мы живем под землей, и хотя Подземье тянется на сотни лиг во все стороны, прямого перехода длиной в полверсты не сыскать. Даже колоссальная каверна, где находится мой город, хоть и имеет в длину версты две, застроена так, что откуда и куда не взгляни — взгляд во что-то близкое упирается. Я со ста шагов различу каждую вашу ресницу, но мы не умеем смотреть вдаль. Вы забыли, где меня нашел ваш отец, светлая ему память? Посреди поля.

— При чем тут это? Ты же просто ослепла?

— Конечно, ослепла, ведь день настал. А произошло это потому, что я заблудилась и не добралась до леса, ни туда, куда хотела попасть, ни обратно не смогла вернуться.

Данила приподнял брови:

— Погоди-ка… Посреди поля заблудилась? В чистом поле?!

— Да, душенька. Потому и заблудилась, что оно чистое. Когда ты стоишь в пустоте, словно душа мертвеца, на которую не предъявило права ни одно божество, парящая в полнейшем черном «ничто» и вокруг ничего, за что глаз может зацепиться — как тут не заблудиться? Я потом ездила в карете на то поле, поглядеть… Там всего-то четыре версты поперек и дальше лес, с другой стороны другой лес — но мне хватило и этого, чтобы полностью потерять направление. Мы не выносим открытых пространств, потому что поколениями жили в закрытых. Я и по сей день стараюсь не выходить на открытые места.

Неуютно.

— Это правда, — подтвердил Йонгас, — мне моя прапрабабка рассказывала, что поначалу им было очень трудно. В лесу еще нормально, а к равнинам приходилось привыкать. Нужен дроу, привычный к отрытому месту. А кроме того, нам, видимо, нужно несколько наблюдателей, чтобы составить цепочку длиной от лагеря гоблинов до леса.

Одной Роктис тут не хватит.

— Ну главное, чтобы именно наблюдатель видел в темноте, — заметил король, -

остальные будут передавать…

— Передавать-то жесты придется, — возразил Йонгас, — то есть, наблюдатели должны видеть друг друга на расстоянии. Эльфы не настолько хорошо видят в темноте, чтобы разглядеть жесты в темноте с нескольких сотен шагов как минимум.

— Ну вот и обратимся к твоей прапрабабке и ее соплеменникам, — предложил король.

Тут Данила вмешался, так как перестал понимать, о ком речь:

— А где-то поблизости есть дроу?

— Не совсем, — покачал головой Валлендел и кивнул Йонгасу: — давай ты расскажи, я деталей не знаю.

Эльф пожал плечами.

— Как угодно. Раньше под этими горами был большой анклав дроу, четыре города.

Пятьсот с лишком лет тому назад случилось землетрясение, и все здешнее Подземье обрушилось. Спаслось несколько тысяч дроу, они все поднялись на поверхность. Там история была сложная, едва не дошло до большого кровопролития. Стараниями тогдашнего короля Арлансии и королевы Латанны войны удалось избежать, хоть я и не представляю, как. Для дроу выделили территорию примерно между двумя нашими странами, и там они смешались с местными же эльфами. Что же до моей прапрабабки, то ей шестьсот лет с гаком, как и всем остальным спасшимся дроу. Солдаты из них уже никакие.

— А ее потомки? Вроде тебя?

Йонгас вздохнул:

— А ее потомки — уже не дроу. И я тут речь веду не о том, что выросшие наверху, среди эльфов, молодые дроу сами стали эльфами. Дроу-подземники обладают не только острым ночным зрением, но и способностью видеть тепло тела, к примеру. Однако этот дар есть лишь у чистокровных представителей народа. Полукровки видят тепло хуже.

Среди моих прапрапредков — трое чистокровных дроу-подземников. Прадед мой тоже был чистокровным, но его дети тепло видели плохо. Я не вижу его вовсе. Я не думаю, что в последних двух поколениях ты найдешь хоть одного, сохранившего этот дар. Более того,

моя жена — почти чистокровная дроу. У нее в роду, считая от прапрапредков — всего двое полукровок. То есть, она дроу на двадцать девять тридцатых. И она тепла не видит. Ее мать видела, но плохо, а отец, будучи чистокровнейшим дроу — не видел, так как был уже третьим поколением, выросшим наверху. Подземные дроу сохраняют дар тепловидения только пока живут под землей.

— Строго говоря, — сказал инженер, — нам ведь не уперлось это тепловидение.

Достаточно, чтобы наблюдатель просто видел в темноте, как я понимаю, у дроу все равно ночное зрение лучше всех.

Роктис покачала головой:

— Мы видим ночью лучше других ровно настолько, насколько хуже — днем. Наши глаза до такой степени чувствительны, что дома, в Подземье, мы читаем и пишем, используя очень тусклые свечи, а некоторые предпочитают использовать в качестве светильника нагретый докрасна металл. Этого нам хватает, именно потому на поверхности мы слепнем. У меня в то злосчастное утро был капюшон, но я все равно ослепла даже с закрытыми глазами. Того света, который проник сквозь мои веки, оказалось слишком много. И когда наши глаза приспосабливаются со временем к дневному свету — они теряют чувствительность. Потому я хорошо вижу ночью только за счет тепловидения. Если же, предположим, меня засунуть в темный ледяной подвал — там мы с тобой будем одинаково незрячи. И потому жесты, которые я ночью буду подавать, увидеть с нескольких сотен шагов возможно только тепловидением. Нам нужны обязательно дроу-подземники, вышедшие на поверхность, родившиеся здесь уже не подходят. Кроме того, тепловидение необходимо, чтобы узнать, какие именно бочки — с порохом.

— Хм… Это как?

— Ну ты же говорил, порох от воды портится. Так что бочки будут просмоленные, а значит, днем нагреются сильнее и ночью будут хорошо видны любому, у кого есть дар видеть тепло.

— Гениальная догадка. Значит, надо любой ценой найти хотя бы несколько подземников. За любую награду, — сказал Данила. — Роктис, ты можешь указать путь к твоей родине?

— Я вышла на поверхность на границе между Латанной и северными лесами, -

покачала головой та, — это не близко. Но дело в том, что твоих гонцов просто убьют, даже если они и достигнут цели. Никто ни за какие коврижки не пойдет на поверхность служить людям. Никто вообще не поверит, что это не ловушка. Поверь мне, я выросла в