— Ал!? — Вера негодующе замахала руками, глядя как горящий окурок улетает далеко в песок, — Ал, это уже запрещённый прием. Не забывай, что я старше!

— А я больше и сильнее, помнишь? Ещё вопросы есть?

Вопросы у Веры отпали сами собой — она села напротив Ала.

— Во-первых, ты должна полностью расслабиться, — невозмутимо продолжил Ал, — начнём с дыхательных упражнений.

«Браток» вылез из своего джипа, расположился невдалеке от них, боясь пропустить самое интересное.

Они сидели друг против друга — глаза в глаза, не меняя позы. Карие глаза Веры и серые глаза Ала скрестились. Она защищалась, пытаясь предугадать выпады Ала, парируя их, на полном автомате. А где-то там, глубоко внутри Веру грызло ощущение “дежа вю”. Она закрыла глаза, стараясь отмахнуться от навязчивого “дежа вю”, старалась включить только свои ощущения… но, “дежа вю” оказалось сильнее и…

***

Глаза ловят малейшие движения меча, парируя удары. Ещё слабые руки судорожно сжимают рукоять меча. Лезвия отточенных мечей с лязгом скрещиваются. От тяжести стали ноют мышцы, слабеют суставы… И вот Её меч пропускает удар: клинок Её меча со скрежетом скользит по клинку противника… Обманное движение противника, которое отразить уже нет сил, и клинок противника распарывает рукав, слегка задевая кожу. Тонкая струйка тёплой влажной крови скользит по руке и капает на землю…

— Это твоя ошибка, Царица, — жестко произносит Голиаф — Её учитель и телохранитель, — я тебе говорил, что бой — это тоже искусство. Надо больше заниматься. В настоящем бою подобная ошибка может стоить тебе жизни.

Не боль, а злость на свою слабость застилает глаза. Руки ещё крепче сжимают инкрустированный металл рукояти, поднимая обеими руками меч для боя. Кривая усмешка обнажает острые клычки юной Царицы. Голиаф в ответ криво улыбается, в свою очередь, показывая свои длинные острые белоснежные нижние клыки.

— Да, Царица! — В голосе Голиафа чувствуется гордость за ученицу, — Да, ты не должна быть милосердной. Даже к самой себе. Злость и ненависть — вот что даёт победу! А раны ты будешь зализывать уже после удачного боя, если останешься жить.

Два клинка снова скрещиваются, сражение продолжается, несмотря на тупую, пульсирующую боль где-то там, под запекшейся кровью…

Удар — защита. Выпад — шаг назад…

Царица Дакнеса впитывала уроки вместе с усталостью и запахом крови…

***

Вера машинально отбивалась. Потом перешла в наступление — и один из её ударов пришелся Алу прямо в челюсть.

— Умница, детка, — похвалил он, потирая ударенное место, — теперь тебя не страшно одну ночью отпускать.

— Я и так не боюсь одна ходить ночью, — благосклонно приняла похвалу Вера и, с победным наслаждением, закурила.

В серых глазах Ала плясали хитрые искорки:

— Кто ты, детка?

— Я — Вера, — на автомате ответила Вера, не поняв смысла вопроса.

— Я знаю с детства, что тебя зовут Вера, — уточнил Ал, — когда я спрашивал “кто ты?”, хотел узнать кто ты на самом деле?

От этих слов по спине Веры пробежал неприятный холодок. Между тем Ал продолжал:

— Детка, когда ты закрыла глаза и начала вслепую отбиваться я даже, немного, испугался — такая экспрессия и не одной ошибки!

— Ошибки стоят жизни! — Выпалила Вера и осеклась на полуслове… Зачем она ответила словами её вымышленного героя?

— Справедливо… — согласился Ал, — кто сказал?

— Один хороший… ммм… учитель… — Вера не знала что ответить и… бессознательно потрогала…. тонкий, едва заметный шрам, чуть ниже локтя… потом внезапно спохватилась, в глазах появилось мимолетно, исчезая, удивление, смешанное с испугом…

Неужели её вымышленный мир как-то пересекается с миром, в котором она живёт? Мысли снова заметались в голове, как белки в колесе. Чтобы хоть как-то себя привести в чувство, Вера сконцентрировалась на тушении окурка. Точнее, на раскрошивании окурка в пыль. Это помогло немного прийти в себя и задать встречный вопрос:

— А, собственно говоря, почему тебя так интересует, кто я? И кто “что” сказал? Не слишком ли много вопросов?

— Да, так, интересно… — уклончиво ответил Ал, — есть в тебе что-то загадочное, что я не могу понять… А иногда, глядя на тебя. Мне кажется, что передо мной совершенно другое… существо. Как будто из другого мира.

Снова по спине Веры пробежал противный холодок.

— Я — студентка, бедная и несчастная… — слезливо затянула Вера, уже полностью собравшись с мыслями.

— Не похоже… — уклончиво ответил Ал, — Не верю, как говорил Станиславский!

— И чем же, по-твоему, это я не похожа на студентку? — Стараясь увести разговор как можно в более безопасную для себя тему.

Ал ничего не ответил, только крепко прижал её к себе и громко поцеловал в нос:

— Тем, что ты красивая!

— Я знаю, — Вера наигранно потупила глазки, радуясь в душе, что разговор, как она и хотела, перешёл в беседу “ни о чём”, — а ещё я умная и, самое главное — скромная!

— Да, уж, — засмеялся Ал, — вижу, что скромность у тебя прямо-таки в глазках булькает, — Ал снова засмеялся и ещё крепче обнял Веру.

— Слушай, Ал, давай поедим, — Вера намерено продолжала уводить тему разговора, как можно дальше, — между прочим, у меня сегодня на завтрак был один единственный бутерброд, причём на бегу. А тут ещё свежий воздух и тренировочки аппетитика добавили.

Ал согласно кивнул, и съестное быстро стало перекочевывать из сумки Веры на покрывало.

Ал и Вера уминали за обе щеки припасы из её холодильника, запивая всё это пивом

«Браток», облизываясь, полез, было в свой «Джип», но Вера и Ал, не сговариваясь, пригласили его к себе. Радостно улыбаясь, он присоединился к ним. Посидев несколько минут с ними «браток» всё-таки полез в свой транспорт и вылез уже с бутылкой теплого шампанского и коробкой растаявших конфет.

— Вот, — извиняющимся тоном проговорил он, — берёг на какой-то случай, да только холодильника здесь не оказалось. Ну, что ребята, за знакомство?

— За знакомство, — согласились Вера и Ал в один голос.

— Меня зовут Игорь, можно Гоша. — Он протянул руку.

— Ал, — пожал руку Ал.

— Вера, — и она тоже пожала Гоше руку.

— Нехилое рукопожатие, для девушки, — одобрительно кивнул Гоша, Вера в ответ, как можно застенчивее улыбнулась.

После довольно плотного перекуса они снова пошли купаться.

Пир на пляже, с перерывами на купание, продолжался до позднего вечера. Когда начало смеркаться Вера и Ал прыгнули на велосипед и помчали к деревне. К “старушке-развалюшке” Вера пробиралась уже в кромешной темноте южной ночи.

Вера и Гоша обменялись визитками, Ал сделал вид, что этого не заметил.

Уезжая с пляжа, они весело помахали Гоше и, затихающий пляж, огласился воинственными криками…

В берлоге Веру снова ждал одинокий вечер. Снова папироска с планом, сидение за ноутбуком под тяжёлую музыку. В этот вечер, плавно перетекающий в “ночер”, как говорила Вера, история, которую она писала, казалось, сама просилась превратиться в стройные чёрные строчки на белом фоне электронного документа…

***

— Царица! — Голос верного Голиафа казался возбужденным, к тебе с докладом эспер из Дозорного отряда.

— Что случилось? — Стараясь казаться спокойной спросила Царица Дакнеса, отворачиваясь от проёма бойницы, через которую она наблюдала за тремя лунами Дакнеса.

— Он сам тебе всё расскажет, — уклончиво ответил горгулья.

— Тогда зови не медля!

Царица Дакнеса села в высокое кресло. В комнату, почти под самой крышей одной из башен, влетел ещё совсем юный эспер, его глаза горели, дыхание было глубоким и прерывистым.

Царица смотрела на эспера и чувствовала, как в ней нарастает беспокойство. Эспер почтительно смотрел на Царицу, ожидая разрешения говорить.

— Говори, — мысленно Она приготовилась к самому худшему, если бы новость не была важной, Голиаф бы просто передал на словах донесение эспера, как бы между прочим.

— Царица! — Молодой эспер почтительно встал на одно колено и поднимая глаза произнёс, — в Дакнесе шпионы Засхада, нашему отряду удалось поймать одного — это воин.