Коваленко - человек странный, можно сказать, своеобычный. С первого взгляда он почему-то кажется увальнем, может быть даже не слишком далеким человеком и уж совсем не энергичным, не умеющим ни дисциплину поддержать, ни собственный авторитет на должную высоту поставить. Одним штрихом не опишешь - ускользают, меняются черты лица, слегка сутулая и мешковатая фигура не привлекает к себе внимания, и глаза смотрят как-то слишком уж добро и вразнобой... Нет, сколько пытался, а не берусь за его портрет. Другое в нем - не внешнее, что не сразу открывается человеку, а открывшись, берет тебя в плен надолго и глубоко.
Я ощутил это еще по первому к нему приезду, тем более что случай был из ряда вон выходящий. Суть его долго рассказывать, да и незачем. Мы были на другой стороне залива, и тут произошло небольшое ЧП, непредвиденная накладка, как говорят в театре, настолько серьезная, что Коваленко пришлось позвонить на погранзаставу - это касалось их людей. Сам он себя вел в этой ситуации настолько безмятежно и мягко, что я даже усомнился - а есть ли у этого человека самолюбие? У него было все, но была еще и выдержка, и терпение, и полный контроль за обстановкой. Однако поразило меня не самообладание Коваленко, а то, что еще раньше пограничников возле нас оказалось два колхозных катерка из поселка. Молодые колхозники краем уха - на Севере все вести разносятся с мгновенной быстротой - услышали, что у председателя, уехавшего с гостями, что-то случилось, и мгновенно бросились на выручку. И так же незаметно, не задерживаясь, убедившись, что больше их помощь не нужна, отправились восвояси...
Не знаю, как для кого, но для меня этот факт высветил тот поразительный авторитет и настоящую любовь, которыми пользуется в колхозе председатель.
А ведь на самом деле он требователен, и дисциплина в его колхозе, пожалуй, самая строгая по сравнению с другими хозяйствами. Да это и не может быть иначе.
Коваленко возглавляет крупнейший рыболовецкий колхоз в области, у него высокие показатели по всем статьям, он начал строительство современного жилого поселка, океанский промысел приносит хороший доход, но между тем председатель постоянно отыскивает новые и новые направления хозяйственной деятельности, связанные с берегом, чем тоже напоминает Тимченко. Он давно понял, что надо иметь собственную строительную бригаду, расширяет колхозное стадо, подумывает, не завести ли собственные шампиньоновые плантации в пустующей неподалеку штольне, а вместе с тем организовать ежегодный грибной промысел с последующим консервированием и сушкой, поскольку грибов в округе каждую осень хватит на десяток заготовительных организаций. В Териберке лучший универмаг, который я видел в колхозах, лучший книжный магазин, а у председателя в его ветхом коттедже, откуда он никак не соглашается переехать,- одна из обширнейших библиотек, которые мне пришлось встретить в этих широтах.
О Коваленко и Териберке надо писать отдельно. Они заслуживают этого. Сейчас же мне важно подчеркнуть, что все без исключения колхозники в Териберке, как и Коваленко,- приезжие. Коренных местных жителей нет, как нет, пожалуй, и сколько-нибудь значительного числа пенсионеров.
Самый старый колхозник - завкадрами колхоза Модест Михайлович Урпин, приехавший в Териберку в 1946 году; все остальные - гораздо моложе. Люди прибывают постоянно - в колхозе от бывшего райцентра остался большой жилой фонд, пусть ветхий, но еще пригодный для жилья. Вот и едет со всей страны, как правило, из городов, молодежь; едут семьями, с детьми, готовые работать и на ферме, и в полеводстве, чтобы потом пойти в море...
Каков же итог этого не совсем обычного обзора? В одной фразе его, пожалуй, трудно выразить, да и слишком категорично он может прозвучать. И все же впечатление такое, что рыболовецкие колхозы севера Мурманской области и колхозы Терского берега - разные производственные организации, разные социальные общности, и задачи перед ними тоже стоят разные, и проблемы они решают каждый - свои и каждый - по-своему.
Чем больше оборот средств, чем больше морской продукции дает хозяйство, чем больше его результат зависит от морских судов, на которых, как я мог убедиться, плавают вольнонаемные, только имеющие книжку колхозника, тем меньше в нем осталось от той соседско-родственной общины, которую мы подразумеваем, когда говорим о поморском да и любом другом селе и находящемся там колхозе. Хорошо это или плохо - вопрос другой. Просто здесь все иначе. Производственный коллектив и отношения внутри него строятся совсем по иному принципу. Поэтому и возглавляют такие коллективы люди тоже не местные, а приезжие - Тимченко, Коваленко, Подскочий, Мошников,- нашедшие здесь и работу по призванию, и возможность наиболее полного приложения своих сил, наибольшей душевной отдачи.
От колхоза как такового сохранилась только структура управления людьми и финансами да мешающие в настоящее время его развитию ограничения в отношениях с государством. Во всем остальном эти хозяйства мало чем отличаются по своей вооруженности и методам производства от государственных промышленных предприятий. Беднее - да, но это уж не по своей вине, а по инструкции.
На Терском берегу - совсем иное. Там - все изначальное, идущее от веков и традиций, которых нет и не может быть в той же Териберке или Ура-губе, поскольку возникли эти поселки лишь в конце прошлого или начале нынешнего столетия, вместе с рождением теперешнего Мурманска, бывшего порта Александровск.
На Терском берегу приезжих - по пальцам пересчитать. Хозяйство стоит на земле, в него входит береговая полоса с тоневыми участками, леса, тундры, ручьи и реки, бесчисленные лесные озера с рыбой, олени и многое другое, чего нет на побережье Баренцева моря. И главное - все это преданиями, бывальщинами, памятью поколений связано в сознании живущих с их семьей, родом, прошлым. Не случайно, что у терских колхозов неизменной осталась и сама основа колхозного рыболовства - промысел семги у берега моря и в реках. Выход в океан на современных судах, создание своего флота под нажимом сверху были в общем-то лишь кратковременным эпизодом в жизни поморских сел на Берегу, но так и не получили дальнейшего развития.
Жизнь требовала ежечасно концентрации сил и внимания здесь, в родном селе, на обширных колхозных угодьях, куда неизменно стремилась душа колхозного рыбака. Вот почему конец колхозных судов у самих колхозников, насколько я знаю, вызвал даже вздох облегчения: спала с души еще одна забота, отрывающая от мыслей о доме! И если теперь, как мне говорил Каргин, терским колхозам снова дадут возможность приобрести суда - то есть обяжут их купить у "Севрыбы", чтобы пополнить колхозный флот той же "Севрыбы",- в океаны на них пойдут люди, лишь оформленные колхозниками. Да и отношения между судами и их владельцами будут исключительно денежные: столько-то пришло на счет, столько-то списано со счета...
Не так ли с председателями?
Как ни слабы казались районному руководству свои, местные кадры - а они зачастую и были такими! - всякий раз при смене их на пришлую кандидатуру оказывалось, что свои все-таки лучше, вернее, и если не в силах двинуть хозяйство в гору, то, зная местные ресурсы и возможности, жизнь села и своих односельчан, они надежнее могут сохранить колхоз, не растерять его, не пойти на поводу скороспелых, далеко не всегда оправданных решений свыше...
Примеров можно привести достаточно. Да вот, пожалуйста. Пока мы со Стрелковым обсуждали вопрос об оленеводстве, в Чаваньге "с треском" снимали поставленных туда в прошлом году председателя и главного механика. Меньше чем за год они так завалили хозяйство, что теперь браться за колхоз пришлось самому Егорову, по чьей рекомендации они и были переведены сюда с флота. А причина все та же: оба оказались временщиками, чужими людьми в многовековом человеческом коллективе, который их не принял.
Ну и, наконец, была Варзуга, куда я заехал, направляясь в Чапому.
Я не знаю ни одного села в Поморье, которое могло бы сравниться красотой с Варзугой. О Варзуге написано много - и о реке, и о селе, о народном хоре варзужан, и об одной из действительных жемчужин русской деревянной архитектуры - церкви Успения, построенной в 1674 году лучшими храмоздателями Севера. Имена варзужан, обновлявших и реставрировавших свою деревянную красавицу в прошлом веке, сохранились в строительных надписях внутри церкви, под ее шатром. Правда, в этот мой приезд выяснилось, что славу прадедов варзужане не смогли поддержать. Как часто у нас бывает, центральные реставрационные мастерские в середине семидесятых годов уже нашего века бойко взялись за не так-то уж горящую реставрацию храма, сняли с него обшивку, предохранявшую сруб от дождей и гнили, и... бросили на полпути! Вот уже более десяти лет не могут найти ни в Варзуге, ни во всей Мурманской области не то что реставраторов - простых плотников, чтобы спасти от окончательной гибели начавшую гнить и протекать раздетую деревянную красавицу...
