Но я, кажется, повторяюсь.

Долина реки у села, окрестные холмы, поля, острова на реке, зацветающие буйным разнотравьем перед косовицей,- все это производит на каждого приезжего человека неизгладимое впечатление какого-то сказочного оазиса среди суровой северной природы. Да и сама река Варзуга, богатая речным жемчугом, являет собой сокровищницу Кольского полуострова. Она одна дает третью часть всей семги, которую ловят в области, и загадка ее семужного стада до сих пор волнует умы ихтиологов: куда оно уходит в море, на каких подводных пастбищах нагуливается? Если пути других семужных стад в мировом океане ихтиологи и океанологи в общих чертах представляют по крючкам иностранных марок, которые иногда находят в теле рыб, то варзугская семга до сих пор возвращается в родную реку никем не меченной.

Вот почему, обсуждая проблемы Терского берега в обкоме партии, я с радостью узнал, что вся Варзуга с ее притоками объявлена заказником и перед республиканским правительством поставлен вопрос о превращении ее в заповедник.

Когда-то здесь было два колхоза - в селе Варзуге, которое отстоит от моря на двадцать с лишним километров, и в Кузомени, одном из самых крупных сел Терского берега. В Кузомени, основанной новгородскими колонистами в начале XIII, а вероятнее всего, еще в конце XII века, было большое птицеводческое хозяйство, больница, школа-интернат, которые обслуживали весь берег от Оленицы до Пулоньги. В 60-е годы были свои суда, промышлявшие рыбу в Атлантике. Суда были и у Варзуги, которая сначала укрупнилась за счет Кузомени, а потом, как это произошло и с другими колхозами, начала все терять. Теперь в колхозе "Всходы коммунизма" нет ни судов, ни больницы, ни интерната, да и от самой Кузомени мало что осталось. Много домов стоят заколоченными, работоспособных всего двенадцать человек, и большое поморское село, о былом достатке и многолюдности которого свидетельствует огромное, на три холма растянувшееся кладбище, засыпают пески великой кузоменской пустыни...

От многочисленных когда-то тоневых участков на морском берегу, вправо и влево от устья Варзуги, где находится рыбоприемный пункт и стоят несколько домиков рыбообработчиков, осталось совсем немного. Тоневые избы ветшали, их разбирали на дрова, если была возможность - перевозили, и центр тяжести промысла неукоснительно перемещался на Колониху, главную тоню варзужан в том месте, где реку полностью перегородил сетевой забор. Колониха с ее семгой и была тем якорем, который удерживал колхозный корабль все эти бурные годы, когда ветшала Кузомень, сокращался и совсем прекратился океанский лов, а сельское хозяйство стало приносить все большие убытки.

И все же, как мне представляется, прочность "Всходов коммунизма" определялась тем же, чем и прочность колхоза "Волна" в Чапоме: и там и тут председателями были свои, местные люди.

С теперешним председателем колхоза в Варзуге Петром Прокопьевичем Заборщиковым, из многочисленного, уже давно не считающегося родством клана Заборщиковых, меня познакомили в райкоме партии перед отъездом в Варзугу. Председатель приехал в Умбу на пленум райкома с парторгом и нагнал меня уже вечером следующего дня на первой колхозной тоне, где мы заночевали.

Встреча в райкоме была официальной, разговориться там не пришлось, так что настоящее знакомство произошло, когда мы вступили на земли колхоза. А начались они, надо сказать, с этой самой кузоменской пустыни, протянувшейся по берегу на десяток километров.

Красивы и страшны эти пески, разрушающие в своем неутомимом движении вот уже более столетия и без того тонкий слой почвы. Не остановить их - и они окончательно засыпят Кузомень, перекроют в нижнем течении Варзугу. Река здесь за последние годы катастрофически обмелела. Уже теперь стоит пойти осенью по реке шуге, забивающей семге жабры мелкими острыми иголками льда, как начинает гибнуть рыба, идущая из моря на свои нерестилища. Вот почему первым, о чем заговорил Заборщиков, было то, как остановить пески, создать на месте пустыни луга, новую кормовую базу для развития животноводства Варзуги - мясо-молочного и племенного скота, каким является, по существу, все колхозное стадо уже сейчас.

Сам варзужанин, Заборщиков вырос в родном селе, досконально знает и людей, и ресурсы здешних мест, что можно использовать и на что следует ориентироваться в дальнейшем. Юношей он работал в колхозной бригаде плотников - в каждом колхозе были свои плотники! - потом закончил спортивный техникум, преподавал в Умбе физкультуру, был директором детской спортивной школы. Казалось бы, все есть у человека - живое дело, и благоустроенность жизни... Ан нет!

- Выбор? Если бы у меня выбор был, я, может быть, и не работал бы сейчас председателем! А когда у тебя сердце болит за родное село, за то, что с ним, с рекой, со всем твоим краем происходит,- тогда уже выбора нет,- говорит он мне вечером, когда, побывав во всех бригадах колхоза, мы наконец приехали в Варзугу и добрались до конторы правления.- И начинал не председателем - инспектором рыбнадзора. Дом, который отец начал строить перед войной, еще стоит, брат мой в нем живет. Приезжал я сюда, знал, что здесь происходит, Видел, что в рыбоохране работают люди не для того, чтобы спасать природу, а за бутылку: чужаки, не местные! Ну и решился. С женой посоветовался. Она благословила: если считаешь нужным - делай. Дело-то святое! С работы тоже отпускать не хотели, да я настоял. Сначала принял кузоменский участок, навел порядок. Те, что в Варзуге были, посмотрели да уехали. Тогда я рекомендовал на их место своего давнего сподвижника по спорту, тоже варзужанина, учились мы с ним вместе, выросли здесь. Он механизатор, музыкант, в Кандалакше работал. И тоже решился: бросил город, приехал. Потом меня выбрали секретарем партийной организации, четыре года работал; потом - председателем, когда прежний на пенсию уходил... Так вот все и получилось!

Спортивный, подтянутый, быстрый в движениях, легкий на ногу - не идет, а бежит танцуя,- ему не дашь его лет: так, тридцать пять, не больше... И каждого собеседника - я проверил это на себе и отметил в заметках корреспондентов, которые писали о Варзуге и Заборщикове,- он пленяет своим энтузиазмом, своим оптимизмом, своими проектами, которые - что греха таить! - так смущают районное начальство.

Я бы сказал, что он не столько председатель, сколько партийный организатор, "вожак", как говорили когда-то, поднимающий людей и нацеливающий их на прекрасные, нужные дела. Нет у него еще такой острой хозяйственной сметки, интуитивного, мгновенного расчета,, как у того же Тимченко, осторожности и умения прикинуться простачком, немного туповатым, как то умеет чапомский Стрелков. Но ведь и видеть горизонты тоже не каждому дано, тоже от бога! И нужно такое качество именно здесь, среди поморов, привыкших, в общем-то, жить сегодняшним днем и сегодняшними заботами, как их настраивает районное руководство, обещая за завтрашний день взыскивать именно завтра, а то и послезавтра, но не сегодня. А что там и кто там завтра будет?

Заборщиков знакомит меня со своим другом, рыбинспектором Валентином Евгеньевичем Мошниковым, который теперь взял под свой неподкупный контроль всю Варзугу. Этот невысокий крепыш в форменке, со шкиперской рыжеватой бородкой, "капитан", как я его про себя называю, и Заборщиков - два "прожектёра", по определению председателя райисполкома, два энтузиаста-идеалиста - твердо приняли как аксиому, что не хлебом единым жив и должен жить человек.

Есть в них какая-то наивность, идущая от идеализма героических комсомольских лет двадцатых и тридцатых годов, непонимаемая окружающими, которые пытаются отыскать хоть самомалейшую корысть в их поступках, чтобы сказать себе: "Ага, вот оно что! Ну, тогда ладно..."

Нет, не даются своекорыстному пониманию эти люди, и мне интересно слушать их рассказы о том, чем богаты их родные места, какие промыслы можно наладить в Варзуге и Кузомени, как и на чем будет расти сельская интеллигенция, которой так остро не хватает в селе, а вместе с тем - как поднимать дальше хозяйство, чтобы "Всходы коммунизма" окрепли и наконец всколосились полноценным, литым зерном.