— Согласен. Если бы у меня было больше свободного времени, я бы открыл здесь гостиницу с пансионом, как это принято во Франции, — сказал Винсенте и добавил: — Вы окажете мне честь, если завтра утром согласитесь посетить мой дом.

Он выжидающе смотрел на Леона, и Бьянка видела, что в душе отца идет борьба. Завтра утром он собирался уехать, о чем накануне объявил дочери и работникам.

— Хорошо, — медленно проговорил отец, — это будет честь и для нас.

Ночью Бьянка не могла заснуть. В семье дальних родственников Леона, которая приютила их на ночлег, было много народа, и девушку уложили между двух немолодых тетушек, вероятно, для того, чтобы они охраняли ее честь.

Это был старинный дом, с дверью, пробитой столь высоко от земли, что в помещение можно было забраться лишь по шаткой приставной лестнице: так давно не строили даже в Лонтано. Перед окнами были навесные бойницы, предназначенные для защиты семьи от нападения соседей. При лишнем напоминании о том, что корсиканцы только и думают, как бы устроить засаду и пристрелить кого-нибудь из-за угла, Бьянка недовольно поморщилась.

Городок погрузился в глубокий сон. Кроме далекого шума прибоя, с улицы не доносилось ни звука. Тетушки мирно похрапывали. После долгой ходьбы тело Бьянки ломило от усталости, но голова оставалась удивительно ясной. Внезапно она поняла, почему отец хочет для нее лучшей доли. Она сама желала ее для себя, ибо каково прожить жизнь, наблюдая, как она постепенно теряет краски, чтобы в конце концов превратиться в унылое существо, от черных одежд которого веет смертью!

Бьянка осторожно выбралась из постели и попыталась выглянуть в окно.

Кто смотрел на людей из звездных глубин? Были ли звезды похожи на бриллианты или на слезы? Она никогда не задумывалась об этом. Ее не учили устремляться к небесам, ей внушали, что главное чувствовать под ногами твердую почву.

Где-то там, в темноте, дремали корабли. Провожая Леона с дочерью, Винсенте Маркато, словно невзначай, обмолвился, что некоторые суда в гавани принадлежат ему, что приятно удивило Бьянку.

Наверное, Амато Форни, юноша в красивом мундире, с ветром в голове и в кармане, в самом деле не смог бы сделать ее счастливой. Зато человек вроде Винсенте Маркато, крепко державший судьбу за вожжи, — вполне.

К тому времени, как на следующий день они с отцом отправились в гости к новому знакомому, Бьянка укрепилась в своих намерениях.

Дом Винсенте произвел на нее сильное впечатление благодаря странному сочетанию находившихся в нем предметов. Чисто выбеленные стены были украшены картинами, чего нельзя было встретить ни в одном корсиканском жилище, как и пестрых тканей, мебели красного дерева, высоких ваз и зеркал. Вместе с тем здесь присутствовало и все то, что Бьянка могла увидеть в своем деревенском доме, но — словно бы на задворках, стыдливо запрятанное в угол. Создавалось впечатление, будто новое время стремительно вытесняет прошлое, мощные ветры перемен уносят прочь тяжелую пыль веков.

Пока Леон и Бьянка беседовали с синьором Маркато, из-за занавески, отделявшей комнату от небольшого чулана, на них ни жива ни мертва смотрела Кармина. Она смертельно боялась столкнуться с Гальяни, ибо не сомневалась, что Леон и Бьянка расскажут Винсенте, что она путалась с Джулио.

Между тем Кармина успела придумать душещипательную историю о том, как прежний хозяин взял ее силой, после чего выгнал из дому.

Неделю назад она призналась синьору Маркато в том, что беременна.

Он мрачно прищурился.

— Ты хочешь сказать, что ребенок мой?

Кармина потупилась.

— Да, господин.

— Кто знает, возможно, придя в мой дом, ты уже была брюхата! Как бы то ни было, я на тебе не женюсь. В тебе есть что-то от шлюхи, а моя жена не должна быть шлюхой, так же как шлюха не может стать моей женой.

И все же он не выгнал ее и продолжал с ней спать. Кармина надеялась, что хозяин позаботится о ребенке, ведь за десять лет брака покойная супруга так и не родила ему детей. Теперь ее судьба вновь находилась под угрозой.

Винсенте не чаял остаться наедине с Бьянкой. Он попросил у Леона разрешения показать его дочери то, что «может быть интересно только молодой девушке». Хотя это было явное нарушение приличий, Леон не стал возражать. Он уже понял, что у синьора Маркато полным-полно денег, а спорить с такими людьми — себе дороже.

И вот Бьянка стояла в маленькой комнате, стены которой были обиты красивой материей, и держала в руках нечто такое, чего она никогда не видела. Это был журнал, напечатанный на нежной и мягкой, как кожа младенца, бумаге, со множеством украшенных изящными завитушками надписей и гравюр, многие из которых были раскрашены. С этих картинок на Бьянку смотрели ослепительные, воздушные, грациозные, кокетливые женщины в изумительных головных уборах и платьях. Они сидели на скамьях под деревьями или качались на качелях, их окружали цветочные гирлянды и розовая дымка. Бьянке чудилось, что она видит перед собой изображение рая.

— Это «Дамский вестник», журнал, который читают в столице, — пояснил Винсенте. — Скажу вам по секрету, мадемуазель: я надумал жениться, и мне бы хотелось, чтобы моя будущая супруга была похожа на одну из этих красавиц. Поверьте, мне не составит труда выписать наряды из самого Парижа!

Короткое «ах» сказало ему о том, что добыча попалась на крючок.

В следующий миг Бьянка закрыла журнал, положила его на место и с достоинством произнесла:

— Ваша супруга будет очень счастлива.

Темные глаза Винсенте заблестели.

— Я тоже. В том случае, если моей женой станете вы.

— Нет и нет! — повторял Леон, который мог быть очень упрямым. — Моя дочь будет венчаться только в Лонтано! Я не желаю, чтобы люди думали, будто она сбежала из дому или что ее избранник стыдится будущей родни. И между обручением и свадьбой должно пройти не менее года.

— Это слишком долго.

— Если не хотите ждать, то не надо. Бьянка не засидится в девках, — с достоинством произнес Леон. — Я знаю, что вы богаты, но для нас это не главное. Положите нам на глаза хоть по пять золотых монет, это не помешает нам видеть солнце. К тому же мне не совсем понятно, почему вы остановили выбор на моей дочери? Я уже говорил вам, что мы простые крестьяне.

— Видите ли, — терпеливо произнес Винсенте, — я корсиканец и желаю жениться на корсиканке: преданной, великодушной, смелой. При этом мне хочется, чтобы моя будущая супруга имела задатки утонченности, живой нрав, способность схватывать новое.

— Вы уверены, что Бьянка такая? Вы ее совсем не знаете.

— Поверьте моему опыту. Мне приходится общаться с самыми разными людьми, и не только на Корсике. Я хочу обучить свою жену хорошим манерам, грамоте, французскому языку, игре на каком-нибудь музыкальном инструменте.

Леон вытаращил глаза и грубовато произнес:

— Это еще зачем?

Тонко улыбнувшись, Винсенте ответил:

— Чтобы она стала достойным украшением моего дома и моей жизни.

В конце концов они договорились, что о помолвке будет объявлено прямо сейчас, а свадьба состоится через семь месяцев. Винсенте приедет в Лонтано, где обвенчается с Бьянкой, и сразу увезет ее в Аяччо.

— Поверьте, я не могу надолго оставлять дела, — сказал он Леону, и тот был вынужден согласиться.

Таким образом, Бьянка вернулась в Аяччо уже помолвленной, причем с солидным, богатым человеком вдвое старше ее: все это, безусловно, производило ошеломляющее впечатление. Однако через несколько дней у девушки состоялся не слишком неприятный разговор с матерью.

Они были одни в комнате и готовились ко сну. Бьянка расчесывала волосы, мягкие, будто облако, и такие длинные, что она могла без труда завернуться в них, как в покрывало. Сандра сидела на кровати в рубахе до щиколоток с широкими рукавами и густыми сборками вокруг шеи и запястий.

— К сожалению, я увижу твоего жениха только в день венчания, и потому хочу спросить: ты сделала этот выбор сердцем?