Ей хотелось пройти пешком, хотелось побыть одной. Неожиданно она вонзила ногти в ладони и принялась отчаянно, безнадежно, без слов призывать к себе мужество и молить судьбу о снисхождении, просить Бога оставить Дино в живых. Она была готова превозмочь и вынести все, все, кроме этой утраты.

На фоне темных зданий и серо-синего неба желтые огни фонарей казались пронзительно-яркими. На лицо и руки Орнеллы упало несколько капель, и вскоре дождь зашелестел по листьям деревьев — такой же незаметный и тихий, как ее слезы.

Она решила остановить экипаж и, подойдя к обочине, вдруг услышала сзади негромкий голос:

— Орнелла?

Она оглянулась. Перед ней стояли мужчина, женщина и девушка, их лица были плохо видны в темноте. Орнелла медлила, и они тоже молчали, будто решили дать ей возможность погрузиться в вспоминания.

Орнелла вспомнила. Вспомнила обманчивый покой Корсики, распростертой в море под надежной охраной лесов и гор. Воскресила в памяти минуты, когда она выходила из своего ветхого дома, моргая от светлых и чистых лучей восходящего солнца, и ее босые ступни с наслаждением касались покрытой росой травы. Когда ее единственным собеседником был младший брат, и они вместе страдали от неуживчивого, мрачного характера своей матери.

— Андреа?!

— Да. А это Бьянка Гальяни, которую ты наверняка помнишь, и Женевьева Леруа. Мы слышали, как ты пела. Это было великолепно! Еще больше нам понравилось то, что было потом.

Андреа взял ее за руку. Орнелла была благодарна брату за то, что он дал ей время опомниться и отсрочить неизбежные объяснения.

— Ты все равно не смогла бы мне помочь, — сказал он позднее, когда они сидели в номере гостиницы.

По полу скользили отсветы фонарей. Андреа, Орнелла и Бьянка чувствовали на лицах прохладное дыхание ветра, который струился из открытого окна. Оттуда же долетал шум города, напоминавший шуршание расстающегося с берегом моря в час, когда наступает отлив. Париж засыпал, но они знали, что нынешней ночью им не придется спать.

— Деньги, титул… не могу поверить! — воскликнула Орнелла. — Мне кажется, нужно быть очень осторожными, чтобы ничего не раскрылось. А что ты можешь сказать о девушке, которой, по твоим словам, принадлежит состояние?

— Ей пришлось пережить много горя. Она очень странная и скрытная. Я до сих пор не могу понять, что ей нужно, — ответил Андреа и сказал: — Я постараюсь помочь Дино. Обращусь к герцогу Ришелье и попрошу за него.

— Это очень опасно!

— У нас все равно нет другого выхода.

Прошло несколько дней, в течение которых они почти не расставались. К удивлению Андреа, Женевьева нашла общий язык с его сестрой и рассказала ей о том, о чем не говорила ему. Когда Бьянка обмолвилась, что надеется родить ребенка, а Орнелла посетовала, что у нее никогда не будет детей, Женевьева сказала:

— Можно взять ребенка из приюта. Я всегда мечтала, чтобы меня удочерили.

— Почему этого не случилось? — спросила Орнелла.

— Потому что я была Леруа, дочерью аристократа, да к тому же врага родины.

— Разве это имело значение?

— Да. С одной стороны, меня не хотели брать чужие люди, с другой — мне пытались внушить ненависть к моим настоящим родителям.

— Я подумаю, — сказала Орнелла. — Прежде, когда я жила одна и пела в театре, у меня не возникало мысли об усыновлении, но теперь… почему бы и нет? Только бы Дино вернулся, только бы он остался жив!

Через месяц ее мужа отпустили на свободу. На свой страх и риск Андреа обратился в приемную герцога и написал прошение. Позднее он рассказывал, как на вопрос о том, кем ему приходится этот человек, неосмотрительно произнес: «Он женат на моей сестре». Едва ли ему удалось бы взять свои слова обратно, но, к счастью, никто не стал заниматься проверкой этих сведений. Дино было велено быстро и тихо покинуть Париж, что он и намеревался сделать в самое ближайшее время. Он, Орнелла, Андреа, Бьянка и Женевьева собирались ехать в Тулон.

Орнелла нашла своего мужа совсем не таким, каким он был прежде. Он казался сломленным, смотрел и говорил равнодушно и устало. В каком-то смысле он потерял все, что имел.

Когда Орнелла рассказала ему о судьбе Джулио и попыталась намекнуть, что он пострадал намного больше, Дино ответил:

— Джулио всегда умел приспосабливаться к обстоятельствам, думал только о себе и ни о ком другом. Когда он решил, что сумеет сделать военную карьеру, то притворился, будто служит на благо империи. Когда понял, что ему нужна семья, он женился и вполне счастлив. Ему глубоко наплевать на императора и на то, что творится в стране.

— Ты даже не поблагодарил Андреа за то, что он для тебя сделал, — заметила она.

— Поблагодари его сама, если хочешь, от моего имени, — холодно произнес Дино. — Прости, но я не могу разделить счастье твоего брата, ибо его облагодетельствовали те, кого я считаю своими врагами.

Орнелла не знала, что сказать. Она удивлялась и радовалась переменам, которые произошли с Андреа: он часто улыбался и даже смеялся. Орнелла знала, что деньги тут ни при чем: таким его сделала любовь.

— Судьбу моего брата нельзя назвать легкой, — наконец промолвила она. — Андреа знает не понаслышке, что судьба есть коридор, по которому человек приговорен идти до самого конца, как и о том, что круги ада находятся гораздо ближе, чем можно предположить. Все, чему мы оказались свидетелями, прошло мимо него. Возможно, потому ему трудно ненавидеть тех, кого ненавидишь ты.

Дино молчал, и Орнелла решилась заговорить о том сокровенном, что не давало ей покоя последние дни:

— Женевьева посоветовала нам взять ребенка из приюта. Что ты об этом скажешь?

В лице Дино ничего не изменилось, и все-таки он ответил:

— Если это сделает тебя счастливой, я не стану возражать.

Когда они приехали в Тулон, Орнелла сразу поняла, как сильно устала от Парижа. По сравнению со столицей атмосфера этого города казалась почти провинциальной: узкие улицы, местами поросшие зеленью плиты мостовой, невысокие, крытые черепицей дома, из-за ставней которых выглядывали лица любопытных.

Вместе с тем это был город, открытый морским просторам, город, где причаливают и отчаливают суда, перекресток надежд и судеб.

Путешественники были вымотаны поездкой в битком набитом дилижансе по неровным дорогам, короткими остановками, обедами и ужинами на скорую руку, равно как и переживаниями последних дней и недель.

Дино, Орнелла, Андреа, Бьянка и Женевьева остановились в лучшей гостинице, заняв три номера. Андреа немедля взялся за газеты и вскоре выяснил, что Винсенте Маркато жив, а его дом в Аяччо выставлен на продажу. Андреа недобро улыбнулся.

— Боюсь, его ждет сюрприз.

Бьянка не хотела отпускать возлюбленного к Винсенте, но он был непреклонен:

— Ты должна стать графиней де Лотрек, и точка. О другом я не желаю и слышать!

— Винсенте знает, кто ты, он сдаст тебя полиции!

— Все будет хорошо, вот увидишь. Я приду к нему не один.

Бьянка думала, что Андреа имеет в виду Дино, который был не прочь поквитаться с Винсенте, когда узнал о том, что этот человек измывался над его сестрой.

— Не думаю, что вам удастся его запугать.

— Посмотрим.

Тем временем Орнелла решила попытаться разыскать Алонсо. Она помнила, где находится квартира, которую он прежде снимал, и отправилась туда. Бьянка пошла с ней из любопытства, а еще потому, что поняла, о ком идет речь: живя в Тулоне, она тоже восхищалась талантом слепого гитариста, который иногда играл на набережной. К удивлению женщин, к ним присоединилась и Женевьева, которая все это время держалась едва ли заметнее тени.

Им пришлось подниматься по такой шаткой лестнице, что для того, чтобы пройти по ней, не обладая зрением, нужна была известная решимость. Дверь в комнатку никогда не запиралась — она и сейчас была открыта. Орнелла вошла, дрожа от предвкушения того, что сейчас перед ней предстанет кусочек прошлого.

Как и прежде, обстановка была очень бедна: старая, изъеденная червями кровать с выцветшим и запыленным саржевым покрывалом, громоздкий сундук и два стула, из которых торчала солома. Сам Алонсо лежал на кровати, рядом стояла гитара. Его лицо казалось все таким же печальным, правда, сейчас эта печаль приобрела оттенок безнадежности.