Несмотря на то что он сидел здесь каждый день, погода и освещение каждый раз рождали новый пейзаж. Голые горы, поднимавшиеся к небу за Плакой, были то синими, то бледно-желтыми, то серыми. Сегодня над морем и землей нависали низкие тучи, и гор не было видно. Море волновалось, и брызги висели в воздухе подобно пару. Оно напоминало котел с закипающей водой, хотя на самом деле было очень холодным.

Из задумчивости Гиоргиса вырвали женские голоса. Он встал и пошел к лодке. На странное выражение лица своей дочери он не обратил внимания.

Мария торопливо подошла к нему.

– Отец, погоди, – сказала она, стараясь говорить радостно. – У меня есть новости. Хорошие новости!

Гиоргис остановился. Единственной хорошей новостью, которую он надеялся услышать, было известие о предстоящем возвращении Марии домой. Мало того – это было единственным, о чем он каждый день молил Бога.

– У Анны будет ребенок, – произнесла Мария.

– Анна? – непонимающе переспросил Гиоргис, словно забыв, кто это такая. – Анна… – повторил он, опустив взгляд.

По правде говоря, он не видел старшую дочь уже больше года. Если точно, с того дня как Мария переселилась на Спиналонгу, а сам Гиоргис был объявлен в доме Вандулакисов персоной нон грата, Анна не была у отца ни разу. Первое время это очень огорчало Гиоргиса, но постепенно он попросту забыл о дочери – как ни странно это звучит. Время от времени пожилой рыбак задавался вопросом, как от одних родителей могли появиться на свет столь разные по характеру дети, тем более что воспитывались они одинаково. Но в целом старшая дочь почти канула для него в небытие.

– Это хорошо, – наконец проговорил он после продолжительного молчания. – А когда…

– Мы думаем, что примерно в августе, – ответила Мария. – Может, тебе стоит написать ей?

– Наверное, стоит. Это хороший повод возобновить отношения.

Как еще он мог отреагировать на известие о скором рождении первого внука? Его приятели, узнав, что станут дедушками, приходили в радостное волнение – в прошлом году его ближайший друг Павлос Ангелопулос с шумом отпраздновал рождение ребенка Фотини, напоив едва ли не все население Плаки и устроив танцы до глубокой ночи. Гиоргис сомневался, что пустится в пляс в день рождения ребенка Анны, но как бы там ни было, следовало хотя бы написать ей. Он решил, что на днях попросит Марию помочь ему составить письмо – особого желания торопиться у него не было.

Понедельник был для Марии днем приезда Фотини, среда – Кирициса. Чтобы к девяти часам достичь Спиналонги, доктор вынужден был вставать в пять. Последнюю часть своей долгой поездки от Ираклиона он преодолевал, предвкушая и даже почти ощущая вкус крепкого кофе на губах. Доктор издалека увидел, что Мария как обычно встречает его, и принялся в который раз повторять про себя слова, которые собирался ей сказать. В мыслях он видел себя одновременно красноречивым и спокойным, страстным и уверенным, но когда выбрался из лодки и очутился лицом к лицу с прекрасной женщиной, пробудившей в его душе такую любовь, то сразу понял, что торопиться не следует. Несмотря на то что Мария смотрела на Кирициса глазами, полными тепла и дружелюбия, ее голос оставался голосом пациентки, обращающейся к доктору, и Кирицис понял, что его мечты о признании так и останутся мечтами: он никогда не сможет преодолеть разделяющий их барьер.

Следуя сформировавшемуся уже ритуалу, они бок о бок вошли в туннель – к облегчению доктора, на этот раз его никто не встречал на входе в поселок. Как обычно, чашки уже стояли на столе, более того, Мария сэкономила несколько минут, приготовив кофе еще до его приезда.

– Люди до сих пор постоянно говорят о том, как вы нас спасли, – заметила девушка, снимая кофейник с плиты.

– Мне очень приятно, что они все еще помнят об этом, но я уверен, что пройдет немного времени, и все забудется. И надеюсь, что в будущем подобных происшествий не будет.

– А я в этом уверена. Фотини рассказала мне, что волнения были вызваны слухом о том, что один местный мальчик заболел лепрой и его отправили в Ираклион для обследования. Но на прошлых выходных мальчик и его отец вернулись в свой город – как оказалось, они поехали в Ханью, в гости к бабушке мальчика, и решили задержаться там на несколько дней. Как выяснилось, ребенок вовсе ничем не болел.

Кирицис внимательно слушал Марию, решив про себя, что будет держать свои чувства в узде. Любое другое поведение было бы неправильным – хотя бы потому, что это было нарушением врачебной этики.

– Результаты применения последнего лекарства выглядят очень обнадеживающими, – сказал он, меняя тему разговора. – Состояние некоторых пациентов уже сейчас заметно улучшилось.

– Я знаю, – ответила девушка. – Вчера я говорила с одним из них, с Димитрием Лимониасом. Он сказал, что уже успел ощутить у себя перемены.

– Возможно, основная причина этого – психологическая, – заметил Кирицис. – Когда врачи назначают пациентам какое-нибудь новое лекарство, это очень часто заставляет внутренние резервы организма мобилизоваться. Кстати, доктор Лапакис уже составляет список людей, из которых мы отберем вторую группу. Мы надеемся, что рано или поздно начнем давать новое лекарство всем обитателям Спиналонги.

Ему хотелось сказать, как сильно он надеется, что Мария тоже будет в этом списке. Хотелось сказать, что если удастся вылечить Марию, то одно это оправдает все те бесконечные годы, которые он потратил на исследования и тестирование. Ему хотелось рассказать Марии, как он ее любит… Но он промолчал.

Как ни тянуло Кирициса остаться подольше в этом приятном доме у гостеприимной хозяйки, ему пора было идти. Мысль об очередных семи днях разлуки с девушкой повергла его в уныние, но он старался никогда не опаздывать сам и не терпел опозданий других, а в больнице его уже ждали пациенты и коллеги. Среда была для Лапакиса и Афины Манакис небольшой передышкой в переполненной тяжелой работой неделе, и это придавало еще большую значимость неизменной пунктуальности доктора Кирициса. Дополнительная нагрузка, павшая на плечи двух врачей после начала нового курса лечения, и без того практически лишила их свободного времени: теперь они вынуждены были лечить своих пациентов не только от лепры, но и от побочных эффектов новых медикаментов, пусть даже этих эффектов было не так уж много. Часто Лапакису приходилось уезжать с острова только в десять часов вечера – лишь для того, чтобы в семь утра снова быть на работе. Наблюдая все это, Кирицис пришел к выводу, что ему надо довести частоту своих приездов на Спиналонгу до двух или даже трех раз в неделю.

За прошедшую неделю доктор Лапакис составил список второй группы пациентов, которым планировалось колоть дапсон. В этом списке была и Мария.

Как-то в середине марта, когда на склонах холмов уже начали появляться дикорастущие цветы, Кирицис после работы зашел к Марии в гости. Было шесть часов вечера, и девушка удивилась, услышав стук в дверь. Ее удивление еще более возросло, когда она увидела на пороге доктора Кирициса: она знала, что в это время Гиоргис уже ждет Кирициса, чтобы переправить через пролив. А потом доктору предстояло еще долгое возвращение в Ираклион.

– Доктор Кирицис? Заходите… Хотите чего-нибудь выпить?

Сквозь полупрозрачные занавески проникал янтарный предвечерний свет, и казалось, что поселок за окнами охвачен пламенем, – но даже если бы это было так, Кирицису сейчас было все равно. Неожиданно для Марии он взял обе ее руки в свои.

– На следующей неделе вам начнут колоть новое лекарство, – сказал он. Затем, глядя в глаза девушке, он уверенно добавил: – И однажды вы сможете покинуть Спиналонгу.

Уже несколько недель Кирицис репетировал слова признания в любви, но когда подходящий случай настал, то смог выразить свои чувства лишь беззвучным жестом. Однако легкое пожатие его прохладных пальцев сказало Марии больше, чем самые красноречивые слова о любви. Ее переполнило живительное ощущение прикосновения двух тел.

В предыдущие встречи они обсуждали главным образом отвлеченные вопросы, но даже когда в беседе наступала пауза, у Марии не возникало ни малейшего чувства неловкости, скорее наоборот – ее ощущения были схожи с теми, которые она испытывала, когда находила потерянный ключ или кошелек. В присутствии доктора Кирициса девушку наполняла уверенность, что она нашла то, что искала, и больше ей ничего от жизни не нужно.