Да — противен. Да — неприятен. Да — ненавижу.

Но вместо этого из меня вырывается протяжный стон, словно меня ранили. По факту меня пронзили копием, почти распороли на две части.

От его бешеной долбежки, у меня натираются все стеночки. Интересно, там могут быть мозоли?

Затихаю, расслабляюсь, поддаюсь волне удовольствия.

— Где же твоя непокорность? — его дыхание обжигает мою шею. Вода ласкает все тело, от каждого его толчка поднимаются маленькие волны, которые щекочут тело. — Почему не убегаешь? М?

Он издевается надо мной. Но от его голоса меня кроет еще больше, его акцент поднимает волну экстаза.

Зажмуриваюсь, чтобы прекратить это, изгнать наваждение.

Аль-Мактум поворачивает меня лицом к себе, обхватывает пальцами и заставляет смотреть ему в глаза.

Теперь он входит в меня своим толстым членом медленно, растягивая и дразня, не заходя полностью. Одной рукой, он отводит мою ногу в сторону.

Не удерживаюсь, провожу рукой по поросли чёрных волос, придающие ему звериный и мужественный вид. Настоящий дикарь. Пещерный человек. Вид его накаченного торса, напрягающегося при каждом толчке — горячит еще больше.

Смотрю, как он входит в меня, раздвигая складочки. Это невероятно возбуждающе. Толстый поршень двигается как по рельсам. Ахмед ускоряется.

Мое тело само прижимается к нему, оргазм накрывает с головой.

Я бы утонула, если бы не сильные руки Эмира, которые удерживают меня на плаву и не дают опуститься на дно.

От всеобъемлющего жара не спасает даже прохлада, исходящая от бассейна.

— Ты моя. — его медовый голос, окутывает меня. Он как паук, который оплёл меня своей паутиной. Слова достигают сердца. Нельзя обманываться. Нельзя верить ни единому его слову. — Освеживаю, если твой гладиолус хотя бы дотронется! Ясно?

Его слова тонут в бассейне. Аль-Мактум собственник, ничего более.

Любит и ценит другую.

Ненавижу.

Ахмед кончает в меня, прикусывая шею и оставляя на ней отметину. Будет засос. Его не удастся скрыть.

Чувствую себя опустошённой, расслабленной. Ломит всю.

Ахмед подхватывает меня, словно я пушинка. Мокрое тело скользит по его… прижимаюсь, чтобы не упасть.

Эмир возвращает меня обратно в дом, закутывает в шелковый халат и укладывает на широкую кровать с белоснежными простынями.

— Сейчас ты позавтракаешь. Съешь все, что тебе принесут. Все, что не съешь, я затолкаю в тебя насильно!

Я и вправду без сил, желудок урчит. По мне будто трактор проехался и переломал все кости. Каждый сантиметр тела болит. Откидываюсь на подушках, чувствуя как меня начинают душить слезы. Реветь хочется взахлеб. Заставляю себя сдержаться.

Банально, но я хочу к маме.

Просто смотрю, как мужчина с идеальной фигурой передвигается по комнате, обвязав вокруг своего торса махровое полотенце. Ахмед будто танцует, настолько его движения плавные и непринужденные.

— Ахмед. — зову его робко, совсем непривычно говорить с ним наравне. Когда он оборачивается, тихонько добавляю: отпусти меня, пожалуйста. Я же не игрушка. ТЫ поиграл, добавил меня в свою коллекцию, а теперь отпусти… мне больно!

Он смотрит на меня долго, ничего не говорит. Пронизывает и дотрагивается до самой души. Ничего не отвечая, просто выходит из комнаты, закрывая за собой дверь и оставляя меня одну наедине с собой.

Не знаю, сколько его не было, но он возвращается с подносом еды и уже переодетый. Ставит его передо мной, показывая, чтобы я приступила к употреблению пищи. Сам просто садится рядом.

Я заставляю себя взять вилку, но рука дрожит так, что не могу удержать ее.

— Бесноватая, мне тебя и кормить? — Ахмед забирает вилку и отламывает кусочек омлета, после чего отправляет его мне в рот. Я послушно принимаю. — Доешь, и Амин отвезет Вас в гостиницу.

Машина резко срывается с места. Мне остается лишь смотреть в окно, с болью наблюдая, как быстро мы отъезжаем от дома. Долгожданная свобода не приносит мне счастья, сердце сжимается и перестаёт биться.

Лиза сжимает мою руку, чтобы поддержать. В отличие от меня, подруга выглядит счастливой и отдохнувшей.

Аль-Мактум даже не попрощался со мной, не вышел сказать ни слова. Просто наигрался и выбросил. Я даже чувствую образный след подошвы на моем лице, который остался после того, как он вытер об меня ноги.

Наверное, это наша последняя встреча.

Невыносимо грустно. Больно. Кости ломает. Хочется когтями раздирать грудь и вырвать из него сердце. Слезу текут по моим щекам ручьём.

— Вика. — подруга сжимает мою руку, пытается меня успокоить, а я не могу перестать плакать. Ощущение, что кто-то изрезал моё сердце. Боль раздирает меня на части. Нет ни одного шанса выжить.

Мое состояние доставляет Амину удовольствие. Всего лишь шлюха, которую проучили. Показали ее место.

Но сейчас у меня нет сил держать лицо, я просто реву в три ручья, издавая булькающие звуки. Мне кажется, что кровь пенится и идет ртом.

— Все будет хорошо. — шепчет Лиза, прижимая к себе. Она гладит меня по голове и волосам, шепчет слова утешения. У меня даже не хватает сил объяснить подруге, что Ахмед не брал меня силой, не причинял физической боли, просто поломал меня морально.

Обстрелял меня атомными бомбами, оставляя после себя пустыню без воды и жизни.

Амин привозит нас к гостинице, оставляет у входа, выбрасывает небрежно вещи. У него на лбу написано, что он кайфует от моего состояния. Маленькая мразь. Жизнь с тобой поквитается. Я на это надеюсь.

— Валите уже.

К нашему номеру прикреплена записка от парней. Они изволновались, не понимая куда мы пропали. На телефоне тысяча пропущенных. Я смотрю на клочок бумаги и не знаю, что делать, что можно рассказать им.

Много пропущенных от родителей, они тоже потеряли меня. Мама написала сообщение, чтобы я перезвонила им срочно.

Сердце сжимается, кровь стынет в жилах. Они бы не стали так настойчиво звонить и писать, если бы не что-то серьёзное. Мои родители не из тех, что будут названивать сто раз, они знают, что я сразу же по возможности перезвоню им.

Я набираю их номер, надеясь, что зря переживаю. Хотя внутри становится гадко и холодно, интуиция приводит в состоянии коматозы.

Мама поднимает практически сразу же, у нее очень взволнованный голос.

— Виктория! Где тебя черти носят, почему ты не поднимаешь трубку, когда я тебе звоню? Я второй день на корвалоле!

— Мама прости, мы были на экскурсии и связь не ловила. — у меня у самой зареванный голос.

— У Вас все хорошо? Никто не болеет?

— Нет, все отлично!

— У Вас никто не заболел этим гриппом?

— Нет. Все отлично!

Мама протяжно вздыхает, чувствую, что она подбирает слова, как бы сказать мне что-то важное.

— Что случилось? — спрашиваю я, потому что у меня никаких сил ждать и минуты.

— Папа заболел. — говорит она очень тихо. Каждым словом меня бьют словно в живот. Меня скручивает. — Сначала все было как простуда, а потом его забрали на скорой. Похоже, что это все серьезно. Меня не пускают к нему, он в инфекционном закрыт… В реанимации.

Я сажусь на кровать, пытаясь собраться.

Хуже уже не будет.

Я читала про новый вирус, но мне казалось, что он так далеко, он не коснётся моей семьи.

— Что говорят врачи?

— Ничего. Ты же знаешь, что от него пока нет лекарства.

— Я поменяю билеты и прилечу к Вам. — говорю я, принимая решение. После ночи с Ахмедом, я так и так хотела поскорее выбраться из страны, где все ему принадлежит, но теперь вопрос был решённый. — Как только у меня получится, я напишу тебе… Мама держись, я скоро буду. Люблю тебя!

По ту сторону раздаются безутешные всхлипы, от которых у меня в груди образовывается вакуум.