– Вот как! – прищурил свои кошачьи глаза Александр. – Значит, теперь я им нужен стал, как беда нагрянула! Да уж пусть подождут! Мне тоже немало ждать пришлось!

– Так ведь сам архиепископ с ними – владыка Спиридон! – совсем смутился слуга.

– Ну и что мне архиепископ? Скажи, что нездоров я, и принять нынче никак не могу. Вот как поправлюсь, так обязательно выслушаю, а пока нет! Понял ли? Так и передай: болен, никого не принимаю!

– Слушаюсь, княже, на все воля твоя! – и на негнущихся ногах слуга вышел за дверь, видать, раздумывая про себя, как ему справнее выполнить княжью волю, чтобы и Александру услужить, и под гнев архиепископский не попасть.

Александр обернулся тем временем к Роману, который также стоял чуть ли не с разинутым ртом.

– Что, брат, – ты тоже считаешь, что не в своем я уме, коли самого архиепископа со двора гоню? – лукаво улыбнулся князь, обнажив белые, крепкие зубы.

– Не по чину мне в княжьих помыслах разбираться, – ответил Роман.

– Оно, по правде говоря, действительно нехорошо получается. – Продолжал тем временем Александр, вроде как с самим собой разговаривая, – а с другой стороны, я слишком долго ждал этого момента, чтобы теперь им не насладиться сполна!

– За что же гневаешься ты на них, княже?

– А за то, что люди они неблагодарные! Я Новгород от шведских ворогов спас, а они власть решили у меня отнять!

Так я и сам им эту власть отдал, только не подумали глупые людишки о том, что с этой властию делать!

Роман слушал, затаив дыхание. Шутка ли – сам князь с ним разговаривает, да не приказы отдает, а беседу ведет, как с равным!

– Так вот и перебрался я с семейством сюда, в Переяславль, и пропадайте пропадом, думаю, глупые новгородцы. Вот и дождались они своей беды – немцы, покорив Псков, вступили и на земли Новгородские, обложили народ данью и даже крепость свою на берегу залива, в Копорье, построили. Но и на этом не остановились – взяли тамошний русский городок Тесов, что на границах с Эстонией, и начали грабить новгородских купцов на тридцать верст вокруг. А чиновники тамошние и ухом не ведут – все никак мзду между собою поделить не могут!

Дошли до меня слухи, что народ тамошний возмущен зело и даже просил себе защитника у отца моего, Ярослава Всеволодовича. Прислал отец к ним Андрея, брата моего, и приняли его новгородцы на княжение. Да только легче от этого не стало – разбой не прекратился.

Признаться, ожидал я, что прибудут ко мне новгородцы челом бить, да не думал, что так скоро. Что ж, покуражусь немного и соглашусь...

– И неужто не обидно тебе, пресветлый князь, неблагодарным людям на подмогу идти? – удивился Роман.

– Защищать землю русскую – дело святое, – гордо ответил Александр. – А на обиженных, знаешь ли, воду возят... Ладно, слушай теперь мою волю.

И князь начал рассказывать, куда следует ехать Роману и по какой надобности.

* * *

Отрочество и юность великий князь Александр большей частью провел в Новгороде. Отец его Ярослав Всеволодович княжил там долгие годы, то ссорясь с непокорными, гордыми новгородцами, то живя с ними в согласии. Последнее, однако, случалось гораздо реже.

Несколько раз новгородцы гнали князя Ярослава, объясняя сие решение жестокостью его и крутым нравом. Но, проходило время, и новгородцы звали Ярослава обратно на княжение, так как обойтись без него не могли.

Юному князю Александру Ярославичу приходилось нести тяжкий крест вместе с отцом. Так однажды, оставленный в Новгороде вместе со своим братом Федором, Александр был вынужден бежать, поскольку междоусобная война захлестнула город сразу после отъезда великого князя, и у Александра были все основания опасаться за жизнь свою.

Но вскоре Александр уже снова вернулся в Новгород вместе с отцом своим, и на этот раз надолго. Годы юности, проведенные в Великом Новгороде, имели большое влияние на развитие ума Александра и его характера. Деятельная, кипучая жизнь торгового города, постоянное присутствие западных иноземцев и почти непрерывная борьба веча с княжеской властью производили на него большое впечатление и немало способствовали развитию той выдержанности характера и той гибкости, соединенной с твердою волею, которой отличался князь Александр. Внутренним качествам соответствовала и сама наружность Александра, красивая и величественная.

Через шесть лет Ярослав Всеволодович перебрался в Киев, оставив Александра княжить в Новгороде. А еще через два года вольный новгородский народ шумно отпраздновал свадьбу своего молодого князя.

Женился князь Александр на дочери полоцкого князя Брячислава, последнего из рода Рогволодовичей. Венчались в Торопце, а потому и пиров свадебных было два – сперва гуляли в Торопце, а потом уж в Новгороде. Новгородцы зело возрадовались тому, что князь не обошел их своим вниманием.

Оттого еще больнее показалась Александру теперешняя обида, новгородцами нанесенная.

Через несколько дней – не сказать, чтобы так уж скоро, – стал Роман свидетелем того, как Александр разговаривает с новгородскими послами и с самим архиепископом.

Происходило это в большой палате, где стены были расписаны диковинными узорами из переплетенных между собой невиданной красоты цветов с сидящими на них райскими птицами. Палата была не столько богатой, сколько яркой и светлой.

Князь восседал на деревянном, резном, высоком кресле, которое испокон веков служило троном здешним князьям.

Когда доложили о приходе новгородских послов, Роман хотел было выйти из палаты, да Александр остановил его и жестом подозвал к себе.

– Останься, Роман. Послушай, как судьбы российские вершатся!

Через несколько мгновений в палату вошли человек десять богато одетых людей, а с ними немолодой уже человек в ризах.

Приблизившись к трону, новгородцы кланялись Александру в пояс, и только архиепископ не склонил головы – не положено ему было.

– Ну, с чем пожаловали, гости дорогие? – не дожидаясь, когда послы начнут излагать свою просьбу, спросил князь. – Али беда какая приключилась? Али надобность какую ко мне имеете?